Небо и земля - Виссарион Саянов

«Вот беда, — раздраженно подумал Быков. — Ну, мое ли дело возиться с мальчишкой? Нечего сказать, приехал знаменитый авиатор в Москву…»

Толстощекий извозчик долго укладывал вещи, старательно причмокивал, поправлял подпруги и поехал медленно, закручивая вожжи, как будто хотел скрутить их в узел и закинуть на шею лошади. Медленно таял туман.

— Замечательно, — радовался Делье. — Думал ли я месяц тому назад, что попаду в Россию, увижу Москву? Где же царь-пушка? Где находились пресненские баррикады, на которых дрались рабочие в 1905 году?

— Я хочу спать, — сказал Ваня, ухватив Быкова за локоть.

— Сейчас, сейчас, скоро приедем.

— Мамашка-то ихняя где? — полюбопытствовал извозчик.

— А зачем тебе знать?

Извозчик рассердился и ударил лошадь. Кончалась Мясницкая.

— Кремль? Это уже Кремль? — спросил Делье, увидев кирпичные стены Китай-города.

Они остановились в «Славянском базаре».

— Ну, вот мы и в Москве. Нравится? — спросил Быков своего механика.

— Очень нравится, я обязательно хочу сегодня же походить по городу.

— А я узнаю, когда уходят поезда на юг. Хорошо бы съездить сегодня же в Тулу, отвезти Ваню. А то с ним больше возни, чем с аэропланом.

Делье сочувственно улыбнулся.

— Понимаю. Я поживу несколько дней без вас. Это даже хорошо. Мне очень хочется отоспаться. Знаете, иногда кажется, что я с самого детства ни разу еще спокойно не спал, — вечно дела, постоянно занят работой… Впрочем, это не помешало хозяину уволить меня…

— Звали?

В дверь просунулась белая борода, и маленький человек, похожий на игрушечного рождественского деда, румяный, морщинистый, в широких штанах, вошел в комнату.

— Посыльный, — сказал он. — Чего изволите?

— Ах да, — спохватился Быков. — Валяй-ка, дед, узнай, с каким поездом можно ехать в Тулу, да извозчика закажи, да приведи сюда коридорного.

— Вот уж, я вам доложу, не будьте в обиде, поезд без малого через час уходит…

Ваня решил, что это смешно, и громко засмеялся.

— Вы не любите детей? — спросил Делье. — Ваня — хороший мальчик. Я думал сначала, что он — ваш сын. Заметьте, он чувствует, кто заботится о нем, и гораздо нежней относится к вам, чем ко мне.

— Посудите сами, каково мне теперь с ним возиться? Надо уезжать, готовиться к состязаниям, а тут хлопоты с мальчишкой…

— Теперь уж недолго, отвезете вы его в Тулузу…

— В Тулу.

— В Тулу. И даже скучно будет потом без него…

— Не будьте в обиде, поезд без малого через час, — повторил посыльный.

— Бери деньги да поскорей иди за билетом…

Посыльный побежал, прижав к бокам короткие руки.

В вагоне третьего класса, уложив Ваню, Быков достал из чемодана потрепанную книгу и быстро перелистал серые шероховатые страницы. Книга была посвящена авиации и описывала, как уверял издатель во вступительной заметке, мир новых ощущений. Превыспренний слог автора развеселил Быкова. Прочитав две страницы, он швырнул книгу на столик и громко захохотал. Проснулся Ваня, недоуменно посмотрел на летчика.

— Ты почему смеешься? — строго спросил он.

— Мне в рот смешинка попала.

— Какая смешинка?

— Я книгу смешную прочел.

— Где она?

— На столе лежит.

— Веселая?

Быков сел на полку рядом с мальчиком и прочел вслух: «Во всех сараях зашумело, закрутилось, полотнища стенок вздулись от вихря, как жилище Эола. Машины выводились из помещения и, подхватываемые могучим винтом, рвались к победе в лазурном небе… И небо наполнилось новой жизнью. Облака, казалось, оживали, как толпа внизу…»

— Что с тобой? — удивленно спросил Быков, услышав плач мальчика.

— Страшно, — глотая слезы, чистосердечно признался Ваня и положил свою худенькую ручонку на сильную руку Быкова.

— Что же тебя напугало?

— Про жилище Эола очень страшно…

Быков не мог удержаться от смеха, и мальчик вслед за ним тоже заулыбался сквозь слезы.

Ночью в пролетке, накрыв Ваню своим пальто, Быков ехал по Туле. На улицах почти не было огней. Изредка доносился трогательный напев старинной песни. В переулке хрипела гармошка.

— Асик, мосик, колобок… — пел кто-то надтреснутым голосом.

Дом стоял в самом конце переулка.

Быков слез с пролетки и постучал в калитку. Прислушался. Закурил папиросу. Никто не отвечал. Постучал снова. Тоненько заскулила собака. Кто-то зашлепал босыми ногами по комнатам.

— Кого надо? — спросил мужчина, открывая форточку.

— Отоприте, я к вам по делу.

— По делу? Подождите минуту.

Хозяин квартиры был, видимо, очень спокойный и медлительный человек. Он не торопясь двигался по комнате, не спеша зажег большую двенадцатилинейную лампу, старательно покрякал, поговорил о чем-то с самим собой и даже пригладил щеткой волосы.

— По какому делу? — спросил он, приоткрывая дверь, чтобы пропустить нежданного гостя с ребенком. — Прошу садиться, — сказал он, подвигая Быкову табурет.

Быков сел и погладил Ваню по голове.

— Вот мы и приехали.

— Как? — спросил хозяин, удивленно посматривая то на Ваню, то на Быкова.

— Приехали, говорю. Поездка была трудная…

— Да кого же вам надо? Не ошибаетесь ли вы?

— Не ошибаюсь ли я? Нет, я не ошибаюсь. Мне нужно видеть жену Сергея Сергеевича.

— Жену? Так вы бы с самого начала и сказали. Дескать, нужно видеть жену. Только где же вы его жену найдете? Нет её здесь…

— Позвольте, но мне же в Париже дали наиточнейший адрес.

— В Париже? — опять удивился хозяин дома. — Чудной вы человек, тоже сказали — в Париже… Нет её здесь, говорю я вам, а вы туда же — в Париже.

— Куда же она делась?

— Куда? Ну, этого я не знаю. И напрасно вы так громко говорите. Я не на выучке, а вы не закройщик.

— Что?

— Я не на выучке, говорю. Арестовали её на прошлой неделе.

— Арестовали? Но родственники-то у неё тут были?..

— Опять вы про то же. Родственников никаких нет.

— Позвольте… Но мне нужно мальчика оставить.

— Мальчика? Кому же он нужен, мальчик?

— Я хочу его оставить вам…

— Мне? Увольте, прошу вас. И вообще я им человек посторонний. Шапочный, можно сказать, знакомый…

Ваня заплакал.

— Почему мамы нет дома? — спросил он.

— Мама в другой город переехала, — сказал Быков. — Там мы её найдем…

— Извините, — промолвил хозяин, — может быть, так не полагается людей выпроваживать, но только я спать хочу… Нельзя ли вас попросить…

Быков поднялся с табуретки и застегнул пальто.

— Пойдем, — сказал он Ване и взял его за руку.

— Прощайте… — Хозяин закрутил фитиль и поставил лампу на окно. Быков, не оглядываясь, пошел по переулку.

Поезд, уходивший в Москву, был наполовину пуст. Уложив Ваню, Быков долго не мог уснуть и почти до самого утра простоял в тамбуре.

— Что? — спросил Делье, откладывая бритву в сторону. — Почему вы вернулись с Ваней?

— Потому что мать его арестована. Придется мне с ним ездить по России.

— Купи мне лошадку, — попросил Ваня, ухватив Быкова за рукав, — и чтоб из неё шел пар.

— Куплю. Обязательно куплю.

Через три дня они уехали из Москвы.

В Москве Быков подписал контракты на полеты в разных городах России и получил авансом около двух тысяч рублей. Эти деньги он перевел телеграфом в родной город на собственное имя.

Поезд быстро шел на юг, но Быкову казалось, что едут они медленно.

— Есть у вас серьезные конкуренты в России? — спросил Делье однажды вечером.

— Конкуренты? Не знаю. Не думал. И вообще ни с кем конкурировать не собираюсь. А в отношении машины полагаюсь на вас. Многое зависит от механика. Особенно мотор.

— Я постараюсь. Мотор я и с закрытыми глазами могу собрать. А все-таки есть?

— Мне просто хочется летать как можно больше и как можно лучше. Приеду домой, буду летать один, а потом по России поездим, посмотрим…

Поезд остановился у знакомой платформы. Фотографы подбежали к окну и замахали шляпами.

— Так, так… минуточку спокойствия… отлично… внимание… снимаю… — зачастил самый лысый и самый высокий. — Спасибо.

Фотографы отошли от окна. Мужчина в крылатке разгладил черные усы и торжественно сказал:

— Приветствуем первого русского авиатора.

Это был Бембров, памятный Быкову еще по полету в Мурмелоне.

Быков вышел из вагона. Делье осторожно вел за руку Ваню. Толпа расступилась. Тяжело выступая и опираясь на палку, к Быкову приблизился банкир Левкас.

— Здравствуй, — сказал Левкас.

Он обхватил Быкова своими коротенькими толстыми руками и чмокнул в губы.

— Каков? Я не даром потратил деньги.

Стоявшие у вагона люди шумно захлопали Левкасу.

— Меценат, — важно проговорил Бембров, — человек, необходимый для поэзии и спорта. Так сказано у Горация…