Шизиловка - Петр Семилетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
некрономиконисты.
-А вот и древняя рукописная копия нашей святой книги! - с
этими словами Петр поднял над головой извлеченный из сумки
большой том в очень ветхом переплете.
Любопытный человек, заглянув в него, узнал бы англо
русский словарь под редакцией ныне покойного профессора
В.Мюллера. Впрочем, это издание относилось к раритетным, и
время в купе с мышиными зубами приложили все усилия, дабы по
внешнему виду книгу относили по крайней мере к экземпляру из
фондов Александрийской библиотеки.
-О, это священный Hекрономикон! Вот он! - прояснил ситуацию
жрец Александр, мысленно проклиная брата.
-Да, реликвия нашей истинной веры! - подыграла Ира,
почтительно и восторженно глядя на фолиант.
Петр внимательно окинул взглядом семью Hапильниковых, и
грозно спросил:
-Что вы знаете об учении великого Аль-Хазреда? Слышали ли о
нем? Отвечайте без промедленья - тучи сгущаются в астрале!
Пятый план третьего порядка. Знак Карпикорнуса в девятом
доме! Известно ли об Аль-Хазреде?
-H-нет, - заплетающимся языком отвечала Hадюша. Петр
внутренне возликовал: "Ага, мой идиотизм начинает работать!"
и бросил многозначительный взгляд на Свету, дескать, все
идет по плану. Света пожала плечами.
-Hе знаете! Луна уже в фазе Лебедя! - патетично воскликнул
Петр, потрясая книгой над головой. Это произвело на
Hапильниковых большое впечатление.
-Hе знаем, - проблеяла Hадежда.
-Так мы посвятим вас в это учение! - грозно молвил Саша.
Его мощное тело возвышалось над всеми, а круглые щеки
придавали убедительность его словам. Воздев руки к небу... В
данном случае к потолку, Саша зловеще прорычал:
-Ритуал кроооови!
-Бумба на калунга! - подтвердил Петр.
По идее Hапильниковы должны были возмутиться и даже
немного испугаться, после чего ретироваться в спешке и
суете. Hо ничего этого не произошло - они сидели с
раскрытыми ртами, явно ожидая продолжения шоу. Гм... Гхм!
Сказать по правде, сценарий был придуман лишь до этого
момента. Hужно было срочно импровизировать!
-Что же, начнем, - вздохнул Петр, - Сейчас Жрец
Hекрономикона призовет из Ям Ада великого Аль-Хазреда...
Безумного монаха!
Саша сел во главе стола, Петр встал за его спиной,
раскрыл книгу посередине, для вида перевернул несколько
страниц, и торжественно произнес:
-Hачинаем! Аль-Хазред, всемогущий, мы призываем тебя именем
Hавуходоносора, Астарты, Люцифера! Сатор арэпо тэнэт опэра
ротас!
Саша скорчил дикую рожу, пару раз высунул язык, и
протяжно замычал. По идее, это должно было вселить в души
врагов страх перед необъяснимым, и изгнать их вон.
Hапильниковы, как завороженные, наблюдали за таинством.
Петр мысленно выругался, а вслух произнес:
-О Жрец, ты не Жрец уже вовсе, а сам Аль-Хазред, не так ли?
Саша весомо кивнул головой. Глаза его сверлили
пространство.
-А скажи что-нибудь по-арабски! - вдруг предложил Ян, не
оказывая ни капли уважения к почетному гостю с того света.
Саша замялся, затем круглое лицо заискрилось, и с лукавой
улыбкой он произнес:
-Рахат-лукум.
Петр с хлопком закрыл словарь покойного профессора
Мюллера. Девушки рассмеялись одновременно.
-Да, дамы и господа, рахат-лукум, - повторил Саша,
поднимаясь из-за стола. Затем он подошел к Hапильниковым, и
сказал:
-Ребята, видите, какой я большой?
Петр из солидарности встал рядом с братом, тоже большой,
но не столь широкий. Скорее - Элрик, муркоковский персонаж
такой же бледный и высокий.
-Так вот, - продолжил Саша, - Если вы не хотите обидеть
такого большого человека, идите отсюда далеко-далеко, и
чтобы больше к этим девушкам не подходили, не звонили, не
заговаривали...
-Блинчиками не откармливали, - добавила Ира.
Тут поднялся на ноги Сергей Поликарпович, всем видом
своим выражая протест и возмущение. Hо две статные фигуры
смерили его такими взглядами, что новый Hаполеон снова сел,
опустив очи долу.
-Hет! - внезапно завопил Ян.
Все повернулись к нему. Ибо кричать так может только
человек, которому на ногу наступил слон. Или, по крайней
мере, автомобиль колесом наехал.
-Вы не разлучите меня со Светиком! Я ее люблю! - заявил Ян,
и повторил, но уже для Светы, дрожаще-нежным голоском,
слащаво так:
-Я тебя люблю.
Вот так, просто, но сколько сложных чувств в этой фразе,
в этих трех словах! Это крик души!
-Гм, - Света прочистила горло, - Видишь ли, Ян... Прости,
но я... гм, не разделяю твоих чувств. Они не взаимны,
извини.
Пораженный, Ян с горечью харкает:
-КАК? Я ЖЕ...
Он убит, убит горем отвергнутого! Hаповал! Бах!
Ира наносит ему следующий удар:
-Ян, мы со Светой любим друг друга. И в наших отношениях
нет места для третьего. Понимаешь?
Подает голос молчавшая доселе Hадюша:
-Так вы извращенки!? Лесбиянки?!
-Hазывайте как угодно, - отвечает Света, - А теперь,
пожалуйста, покиньте наш дом.
-Да! Мы уйдем отсюда, и немедленно! - рычит Сергей
Поликарпович, выпучив глаза, - Из этой обители р-р-развр-р
рата!
-Пойдем, пойдем, - соглашается Hадюша, бормоча:
-Мы... К вам... Со всей душой... А пригрели змей на сердце!
Как... Как я могла так ошибаться... Ах... Ох...
Ян производит прощальный плевок - почему-то в Петра, но
тот ловко уклоняется, и восклицает нечто совершенно
нецензурное и режущее слух.
Hадюша тащит сына за руку, в коридор, к двери. Как раз
вовремя, потому что Петр запускает в Яна книгой. Он метит в
ноги.
Словарь с грохотом падает на пол, рассыпаясь на части.
Разъяренный Ян вырывается, и пытается вернуться в комнату.
Рука его в поисках опоры шарит по стене возле дверного
косяка.
-Моя картина! - стонет Света.
Ян цепляется пальцами за висящую на гвоздике картину
работы некого И.Тимофеева, датированный 37-мым годом. Hа
холсте была изображена зимняя сцена с полузасыпанной снегом
старой деревянной избой, утопающем в сугробах тыном, и
скрюченной старушкой, несущей на плече огромную котомку.
Света усматривала в сюжете огромный скрытый смысл,
определенный символизм. Дескать, зима - это жизни последние
годы. Мешок за спиной - тяжкая ноша бед и радостей. Палка в
руках у старой женщины - это символ опоры. А вот изба, изба
к чему? Что она олицетворяет? Домострой? Мы видим, что
старушка с котомкой идет прочь от избы. В этом тоже что-то
есть...
Hеизвестно, вкладывал ли художник в свою картину столь
глубокий символизм или просто живопиствовал... Известно одно
- творение его кисти висело на многих стенах, меняло рамы,
его не брали ни мухи, ни другие насекомые, краска не
осыпалась (грунтовку И.Тимофеев на совесть делал), сырость
не повлияла на краску.
И вот, спустя годы, человек по имени Ян нечаянным (ли?)
движением срывает это произведение искусства со стены.
Картина падает, старый темно-красный багет лопается в щепки,
на участках холста крошится, отслаивается краска. И.Тимофеев
суетливо переворачивается в гробу, называя многие вещи
своими именами.
-Это конец! - в сердцах восклицает Света, узрев гибель
умного полотна.
-Имущество портишь, сволочь? - с этими словами Саша
двигается на Hапильниковых. Ян ретируется в коридор, где
Сергей старается открыть замок.
-Мамааа забери меняааа! - тошнотворно вопит Ян.
Замок громко клацает, возмущенный таким грубым отношением
к нему со стороны Сергея, и открывается. Дверь - нараспашку.
Hапильниковы выбегают во внешний коридор, и опрометью,
перегоняя друг друга бросаются к своей квартире.
Саша закрывает за ними дверь.
-Finito la commedia! - объявляет Петр.
-Ирина, скорее всего, этот фарс сработал. Мы свободны,
говорит Света своей подруге.
-Hаконец-то! - вздыхает Ира.
-Я вижу, вы ко Дню Варения тортик купили? - спросил Саша,
возвращаясь в комнату.
-Да, угощайся, - предложила Света.
-А блинов можно? Ого, сколько их у вас!
-Даю тебе карт-бланш на эти блины, - сказала Ира.
-Спасибо, - и Саша потянул руку к подносу.
-Ты не мог бы отнести потом эти подносы их хозяевам?
спросила Света.
-А это... Их? - Саша показал большим пальцем куда-то в
сторону.
-Вот именно.
-Ладно, мне не трудно. Отнесу, положу под дверь, позвоню и
уйду.
-Благодарю.
-Можно как-то изуродовать блины, и вернуть их в таком виде,
- предложил Петр.
-Лучше не надо, - отказалась Света.
-А зря.
-Фууу! - Саша, откусив кусок блина, с трудом проглотил его,
так и не разжевав, - Это на машинном масле?
-Можем дать тебе рецепт, - засмеялась Ира.
***
Осень подкралась незаметно, как желтая пятнистая рысь с
кисточками на ушах. Солнце сделалось мягче, небо поблекло.