Лень, алчность и понты - Игорь Галеев

- Да мне это не интересно, - солгал Афанасий. - Я тоже Вам прямо скажу - Вы меня раздражаете. Ваш интерес к так называемым смыслам жизни - это же даже звучит пошло. А подать-ка сюда, к примеру, Царство Божие! Это же все из сказки о Золотой рыбке.

Она слушала его с какой-то даже жадностью. Ей не усиделось на месте, и она заходила по комнате, потирая руки.

- Может быть, может быть! - воскликнула она. - Да, может быть, я кажусь дурой, может быть, я говорю глупости и пошлости. Но поверьте, внутри я другая, совсем другая! У меня душа неспокойная, и хотя я умею делать бизнес, мне не хочется им заниматься. Я же училась на товароведа, потом работала как лошадь, но я всегда просто... благоговела перед темами о вечности, о жизни, о боге... Я, наверное, очень религиозная, но я не могу верить просто так, как в сказку. Я, конечно, плохо образована, но я много читаю, я общалась с московской элитой из искусства, а в последнее время у меня много различных мыслей... Это потому что я соприкоснулась с тайной! взволнованно выдохнула она последнюю фразу.

Афанасий не был ни снобом, ни гордецом. Ему стало жаль её, но он чувствовал, что при всей своей откровенности она что-то утаивает, и не доверял он этим бизнесменам из контор, которые известно каким образом обобрали страну.

Видя его сочувствие, она по-детски заторопилась:

- Мне не с кем этим поделиться, и я не могу этим поделиться... Это опасно!.. Но я знаю, что существует неизвестная никому власть. И она все может! Понимаете, все! И я соприкоснулась с ней, и как бы... заразилась, что ли... Я очень изменилась. Пойдемте! Пойдемте, я Вам покажу!

Она взяла его за руку и потянула за собой наверх.

"Сумасшедшая, - подумал он, - ещё не хватало, чтобы она меня затащила в постель, а потом обвинила в изнасиловании."

Но он покорился. И, наверное, потому, что рука её была такая живая и сильная, может быть, ему давно не хватало именно этой женской силы...

Наверху было три двери. Одну из них она резко распахнула и он сразу увидел эти полотна. Их было много, одни висели на стенах, другие просто лежали на полу - это была мастерская художника. Но какого? Но что это были за картины? На одних были глаза, на других - звезды или какие-то спирали, всполохи огня - в этих красках была необузданная энергия и буря эмоций вырывалась из смешений очень ярких красок. Но самым необычным были буквы или целые слова - они вкрапливались в разные неожиданные месте, и, убери их, картины бы не имели впечатляющего эффекта. Иногда рисунок как бы помещался в огромную букву, а порой наоборот - вбирал различных величин буквы в себя. Наверное, можно было бы сказать, что так рисуют дети, если бы не особое сочетание красок, если бы не определенно не детский подбор их. Присмотревшись, Афанасий увидел, что на стенах висят не настоящие полотна, а просто оформленные в деревянные рамки рисунки на белой стене.

- Я уже неделю почти не сплю, - не сводила она с него глаз, - я никогда не рисовала, я даже не знала, как это делается. А тут от хозяев остались краски, я попробовала и не могу остановиться...

- Впечатляет, - видя её вопросительный взгляд, сказал он. - В Вас проснулся талант.

- Или кто-то во мне поселился, - серьезно сказала она. - Не так давно я утратила очень ценную коллекцию... Я как-нибудь расскажу об этом. А сейчас - уходите! А то уже Вам придется говорить мне банальности.

Она была права - эти картины смутили Афанасия, он растерялся - она действительно живет иной, чем кажется, жизнью. А он только что думал, что она тащит его в постель...

Домой он пришел угрюмый и недовольный собой., а значит, и всеми на свете. Он все представлял, как она, словно сомнамбула, отвлекаясь от своих картин его экспериментом, танцевала с этим Алькой и как он задирал ей юбку...

"Дурак! Нужно прекратить лезть туда, о чем не имеешь представления."

- Ты опять напился? - спросила Ирина, и он взорвался:

- Да пошла ты!..

И ушел к себе наверх.

- Оль, он же спивается! И сколько можно мне прятаться с детьми? Сам разгуливает, где хочет, а нас не выпускает. Я уже не могу так жить!

Ирина рыдала. Дети смотрели мультики. Ольга молчала, как сфинкс. Пес Гарик посматривал печальными глазами на плачущую Ирину, положив голову на вытянутые передние лапы. Так продолжаться действительно долго не могло.

Ольга поднялась наверх.

- Ты что, к ней ходишь?

- И ты туда же! У вас одно траханье на уме!

- У кого это - у вас?

- У тебя и твоего Сиплярского.

- С чего это он - мой?

- Ну не твой. Слушай, не трогай ты меня!

- Если ты так будешь себя вести, я брошу вас здесь - живите, как хотите, я тоже не железная! Я устала от вашей семейки!

И она заплакала - просто слезы полились, а глаза оставались открытыми.

- Ну и ты туда же!

Он посадил её на диван и обнял за плечи.

- Ты же самая сильная, это Ирина совсем дурой стала, чем больше лет, тем тупее, а ты-то - закаленный кадр.

Он понимал, что несет обидную чепуху, но иначе не умел. Впрочем, на неё действовали его прикосновения, они расслабляли её.

- Афа, все-таки нужно что-то решать, Ирина может сорваться. Ты что, её уже совсем не любишь?

- Да пойми ты, у меня теперь другое видение жизни, и я стал другим (он вдруг осознал, что повторяет слова Елены), любишь - не любишь... Вот пойми - в Москве шум, гам, люди гребут под себя всякую чепуху, ширпотреб, интересы у них - как бы прорваться к благосостоянию, как бы стать побогаче, чтобы другие завидовали. А те, кто завидуют, сидят и шипят от зависти, глядя в телевизор на все это беспрерывное шоу, на блеск и комфорт. Настоящей жизни нет. А вот вчера передавали - альпинисты поднимались два месяца на гору в Гималаях, и капитан умер от истощения. Вот тебе два полюса - дешевая клоунада и самоотверженность ради непонятной никому цели, по понятной только им. И я хочу обрести свою цель, свой смысл. У нас в доме "говорящая бумага", а вам до лампочки - она же не печет блины и не шьет платья от Карден...

- Ты вот о чем... - она печально усмехнулась. - Понимаешь, я её просто боюсь.

- Боишься? - изумился он.

- А ты посмотри на себя. Ты же почти сумасшедший. И потом, вспомни, как экспериментаторы радовались открытию радиоактивности, а потом умирали в мучениях, а что было со многими после посещения всяких культовых или таинственных мест?

- Ты думаешь, что эти бумаги древние?

- А если и нет, то с какой целью они созданы и кем?

- И что теперь, из-за этого страха перед неизведанным мне их теперь выбросить?

- Я боюсь их, - повторила она.

- Но они могут исполнять желания!

- Тем более...

- Ну ты, старуха, даешь! Тогда и жить не стоит, если бояться желаний.

- Может быть и не стоит. Давай не будем, Афа? Ты лучше поговори с Ириной, а потом все вместе соберемся и решим - как нам быть. Ты давно с ней спал?

- Тьфу ты, ну ты! Оказывается я забыл про свой супружеский долг! Ну ты и ляпнула! Я тебя тоже могу спросить: а ты...

- Не нужно, Афа. Я тоже устала.

- Да зашла бы к соседке, она, кстати, рисует картины, поговорили бы, обсудили бы нас, мужиков.

- Дурак ты и ничего не понимаешь.

- Нет, я понимаю! Я понимаю, что я должен дарить свои эмоции тебе, жене, детям, или вот, Гарику, чтобы этому кобелю было хорошо и тепло от моей ласки, чтобы он понимал, что он мне нужен, что я его накормлю, выгуляю и защищу. Все эти собачьи радости теперь не для меня. Я не хочу быть рабом, угождающим эмоциональным потребностям. Хочет разводиться - разведемся! Из-за чего проблемы?! Я что-то ни черта не пойму! Ну, есть потребность в еде - едим, в сексе - занимаемся до изнеможения, внимание оказать пожалуйста, развеселю, вот я - массовик-затейник! Но пойми - есть и иное, чему можно отдаться целиком, что захватывает все существо!.. Есть поиск смысла (он опять поймал себя на этой фразе)!.. Да что там, по-моему, вы просто меня ревнуете к этим бумагам ! А я, между тем, сделал не одно открытие...

- Потом, я устала, - уперлась Ольга. - И мне нужно ехать, у меня встреча. Злой ты какой-то.

И она пошла вниз. Это деланное равнодушие действительно обозлило его.

"Она специально испортила мне настроение, знает, что я теперь не смогу работать."

Он лег и продолжал размышлять: "Ну хоть проблема очерчена. С Ириной поговорить придется. Ольга, по-моему, готова нас отсюда выпереть. Я действительно ни с кем не сплю, а хочу, чтобы меня понимали, чтобы участие принимали. Не выйдет, братец, тут либо гарем, либо семья. Но я действительно остыл к семье - они сами по себе, я сам по себе. Какие-то вредные натуры! Или я их такими делаю? Забирают меня эти листы, засасывают... А вся прежняя жизнь словно куда-то рухнула, мне кажется, я и родился только что. Злой, говорит. Да ни фига я не злой. Просто спешу снять проблему или вопрос и говорю прямо, для ясности... А что это Елена про тайну кричала? И картины у неё конечно..."

- К тебе там Сиплярский пришел! - позвала Ольга. - А я ухожу, не забудь - о чем я просила.

- Надо было сказать, что меня...

- Нет, что ли? - Сиплярский, улыбаясь, поднимался наверх.