Вокруг Гекубы - Александр Рыбошлыков

– Прощайте, Ида. Вы проиграли. Не надейтесь на помощь, ваш сообщник шагает сейчас в противоположном направлении по непроходимым трясинам и появится здесь, обогнув Гекубу, через 1450 дней.

Забираю инструмент, объясняю сторожу его обязанности. Адриян кивает головой, вскидывает стволы и лупит в воздух. Раскалывается слух. Трещит снежный наст, и оползень уносит Иду Клэр в долину. Вместе с ней исчезает и драгоценное личное дело. Как бы я хотел когда-нибудь прочесть этот документ! Кстати, зачем он Иде? Эхо достигает отдаленных пределов и пугает милую Лиру. Цеппелин, перебирая лапками, карабкается ко мне, мы отправляемся в обратный путь. Только бы успеть! Через семнадцать минут…»

На этом обрываются записки Стойко П. Бруча, хранящиеся в Массачусетском филиале музея. Мемуары же, написанные семьдесят три года спустя, изобилуют подробностями, которые заставляют усомниться в их подлинности.

Оставалось сорок пять секунд до «Белой клавиши». Постаревший, седой Крыжовский стоял у пульта. Одинокий, страшный, раздавленный. Оставалось сорок секунд. Не выполнить приказа, полученного по спецсвязи, нельзя, значит, двух членов экипажа придется бросить на чужой враждебной планете.

И ничего нельзя поделать. Капитан обязан быть на борту, ведь, кроме него, на астроплане находятся женщина и ребенок. А какой был план! Оставить за себя Стойко, пусть занимался бы делом, проверял бы по описи, не пропало ли еще что-нибудь, а самому отправиться в путь. Сначала поисковые команды: к Иде, к Каркасу и в камыши. Потом отпочковать капсулу – и вперед, как в молодости! Но пока капитан программировал задания разыскателям, Стойко, валявшийся в истерике и тихо икавший: «107, 108, 110…» – вдруг очнулся и удрал со звездохода.

Обиднее всего, что план был верен. Один из отрядов обнаружил Лирин след в Логове разноцветных монстров, но затем сбился, направившись по неведомо кем проложенной в гуще камышей просеке. Крыжовский лишь застонал, услышав, что ищей движется по следам сапог армейского образца. Болван Стойко, захотелось сопляку отличиться, и вот результат! Выговор ему! Поздно… Не поможет выговор.

С белой клавиши снят чехол, она ожидает уверенного капитанского нажима. Тридцать секунд. Литте, дежурящий возле люка, вскрикивает. Раздаются шаги.

– Дин Максимилианович, разрешите доложить, штурман Офирель возвращена на борт вверенного вам судна! – Капитан слышит знакомый юный голос Стойко. Ощущает знакомый аромат Лириных духов, и краска возвращается его лицу и кудрям. Остается пять секунд… 4… 3… 2… В своей каюте полузасохшее существо в плетеной корзине из собственных ветвей.

– Все в порядке, друг! Хеппи-энд!

Одна секунда.

– А знаете, капитан, с корабля был похищен набор инструментов. Он возвращен на место.

– Стойко, мальчик, нужно ли говорить о таких пустяках? Потом проверим по описи в алфавитном порядке.

Старт!

Существует в технике тенденция к увеличению количества деталей в механизме по мере его развития. И если первое транспортное средство – каток, подложенный под тушу мамонта, состоял всего из одной детали – бревна, то уже в двускатной телеге, весьма совершенном для своего времени агрегате, тряслось и скрипело более полусотни частей. Что же, в таком случае, говорить о современном галактоплане, каковым является «Конан Дойл»? Пока сигнал, ползущий со скоростью света, обежит все его закоулки, пройдет не меньше получаса. Именно эти полчаса были теперь в распоряжении звездонавтов. Зазвенели звонки, замигало грозное табло: «Не курить! Пристегнуть ремни!», но траулер не сдвинулся с места, парадный люк был широко распахнут.

– Литте, – позвал капитан. – Скорее заходи. Старт объявлен.

Но Литте, вместо того чтобы поспешить на командирский зов, присел на обломок известняка, густо испещренный контурами окаменелых трилобитов, и задумчиво сказал:

– Извините, дядя Дин, но мне никак нельзя улетать с вами.

– Ты ошибаешься! – закричала Ангам Жиа-хп. – Неужели мы не сможем обеспечить тебя энергией? Дин Максимилианович давно занес тебя в списки команды.

– Как вы не понимаете, – воскликнул паж, – я не могу улететь с Гекубы, ведь они без меня все здесь одичают!

– А с тобой? – строго спросил Крыжовский. – Что можешь ты один?

– Я не один, – возразил мальчик. – Художник Джон будет помогать мне. И еще Каркас. Он странный, но ко мне почему-то относится неплохо. Педро тоже незлой человек. Все они не злые! – последнюю фразу новоявленный миссионер выкрикнул и совсем тихо добавил: – А без меня они пропадут.

Возражать было бесполезно. Пошли объятия, слезы, советы, одним словом – проводы. Лира повязала на шею пажа пуховый шарфик и строго наказала беречь здоровье. Ангам Жиа-хп, сжав зубы, резким движением отломила большую, прямую как стрела ветвь и вручила ее другу со словами:

– Возьми на память. Кроме того, ею можно защищаться, все-таки это часть метасущества.

– А если станет совсем трудно, – добавил Стойко, – то беги к размышлятору. Вот запасной ключ.

– Спасибо! Спасибо! – твердил Литте, обнимая всех по очереди. – Прощайте!

– Никаких «прощайте»! – гудел капитан. – Мы скоро вернемся.

Появилась делегация зарян. Празднично наряженные пираты преподнесли улетавшим подарок – большую скатерть, сотканную Идой Клэр в часы ночных бдений. Сама Ида неожиданно скромно держалась в задних рядах, кружевная мантилья, против обыкновения, была по всем правилам накинута на голову и надвинута на самые брови, в попытках скрыть вспухающие следы харимадзе и шикагава.

– Будьте взаимовежливы! – напутствовал капитан провожающих, и те поспешили отойти.

В кустах растроганно шебуршали крысы. Трудно переживающие поражение лиргородцы из камышей следили, как отбывает в неведомые края их кумир.

Проводы грозили затянуться еще на сутки, но времени уже не оставалось. Звонки взыграли на самой высокой ноте, из-под кормы «Конан Дойла» пошел черный дым. Космоплаватели поспешно впрыгнули в люк, и тот громко захлопнулся.

– Так-то, – сказал Крыжовский, когда все расселись по местам возле уютного экрана кругового обзора. – С тревожным сердцем покидаю я Гекубу. Более всего меня волнует, что отдельные гекубяне недостаточно полно исправлены.

– И размышлятор без присмотра, – пробормотал Стойко. – Как бы не измыслил чего…

– И эти, ползучие, – передернула плечиками Лира, ткнув мизинцем в экран, так что неясно было, кого она имеет в виду: Каркасовых питомцев или болотных жителей.

– Положение действительно непростое, – подвела итог Ангам Жиа-хп, – думается мне, что у этой истории в самое ближайшее время появится продолжение.

Эпилог

Взревели дюзы, и «Конан Дойл» начал плавный подъем в лазоревое небо Гекубы. Белоснежная точка шхуны скоро затерялась внизу, берег и острова быстро превратились в подобие рельефной карты. Солнце, как это всегда бывает в фантастических опусах, отражалось в бирюзовом океане. Всюду расцветали огни звезд, прежде скрытые серой туманностью. Гекуба привольно плыла в свободном космосе. Предохранительные кольца астеровируса превращали ее в миниатюрную копию Сатурна.

– До свидания! – отечески улыбаясь, произнес Дин Крыжовский.

– Капитан! – вдруг отчаянно вскрикнул Стойко Бруч. – Забыли!

– Кого? – взревел командор.

– Попрощаться забыли! С рыболовом. Бедняга, придется ему свою леску укоротить, самая большая глубина в океане – пятнадцать тысяч метров, я лично придумал. Сильно придется укоротить…

– Весьма сомневаюсь, – заметила Ангам Жиа-хп. – Мне кажется, незачем укорачивать снасть, если ловишь в прежних условиях. Ведь он здесь.

Капитан и Стойко Бруч одновременно потянулись к экрану кругового обзора, но всех опередила Лира Офирель. С быстротой молнии она метнулась к экрану. Глаза ее лучились радостью, щеки пылали.

Да, он был здесь. Макинтош свисал прямыми складками, фуражка с неразборчивыми знаками различия по-прежнему была надвинута на лоб, оставляя для обозрения лишь твердо очерченные губы да волевой подбородок, покрытый жесткой двухнедельной щетиной. Рыбалкмейстер стоял у стабилизатора, у самых дюз, удилище остро вздымалось ввысь, а леска уходила вдоль борта «Конан Дойла», вниз, в голубую бесконечность.

И вдруг… Леска напряглась, кончик удилища с мучительной дрожью согнулся.

– Клюет!.. – простонал капитан, и огонь былой страсти зажегся в его глазах.

Неприметное, профессионально-опытное движение кисти, удилище мотнулось вверх и вправо – подсечка! – бамбуковые колена согнулись, заскрипела, разматываясь, спиннинговая катушка.

– Ну же!.. – выдохнул Крыжовский.

Рука, до той поры надежно скрытая в недрах кармана, рванулась и уверенно легла на катушку. Звенящая струной леска пошла наверх.

– Ах! – Лира Офирель упала в обморок.

Третью неделю неуправляемый «Конан Дойл» несся в неизведанных космических просторах. Экипаж намертво прилип к экрану, с волнением ожидая исхода титанической борьбы, развернувшейся на стабилизаторе возле правой дюзы. Леска победно пела. Катушка вращалась столь быстро, что ее нельзя было рассмотреть, лишь прозрачное гекубоподобное облако мерцало на ее месте. Кончик удилища, там, где леска ныряла в первое проводное кольцо, дымился. Стойко Бруч предложил выйти наружу и подвести к ней гелиевое охлаждение, но Крыжовский неожиданно резко осадил его: