Прикоснись ко мне - Джус Аккардо

— Племянницу, — поправился он, топнув ногой, и продолжил: — Я знаю, ты должна добыть информацию для Джинджер, но будь осторожна. Он намеревается использовать тебя. Ты все это время находилась по эту сторону фронта. И ты теперь — новый источник информации. Ты можешь использовать это ради собственной пользы; я вижу, что ты собираешься делать, и потому я тебя предупреждаю: это может быть гораздо труднее, чем ты думаешь. Если он вдруг поймет, кто ты есть на самом деле…

Я открыла рот, но Дэкс остановил меня:

— Я не собираюсь никому ничего говорить. Твои секреты — это твои секреты. Я просто хочу сказать, что все может пойти не так, как ты планируешь. Не исключено, что он все это уже вычислил. Да даже если и нет, твоего отца непросто обмануть. Ты можешь вытащить козырного туза из рукава, ты можешь навсегда исчезнуть — все может быть…

Кому-то другому и в других, нормальных обстоятельствах я бы сказала, что надувать папашку — это мой конек. Но теперь я ни в чем не была уверена. Оказывается, это меня надували всю мою жизнь.

— Приготовились, — толкнула я Дэкса в бок. — Притворяемся!

Увидев папашку в глубине аллеи, Дэкс схватил меня за руку, впившись пальцами в кожу, и стащил со скамьи. Мы стояли посреди дорожки, наблюдая, как к нам приближается мой отец в сопровождении девочки, которая была скорее похожа на привидение. Они приблизились, и мне огромного труда стоило подавить ощущение ужаса и боли, которое меня охватило.

Мона шла рядом с моим отцом словно зомби — пустые глаза, выражение лица как у мертвеца. Шли они нога в ногу: топ-топ, топ-топ. В пяти футах от нас они остановились, при этом Мона смотрела так, словно не видела своего дядю, словно смотрела сквозь него. В ее пустых карих глазах, над которыми вились мышиного цвета кудряшки, не отразилось ничего — никаких эмоций, никакого узнавания.

— Что с ней?! — прорычал Дэкс. Против своего желания он сжал кулаки, а я закусила губу, чтобы не завизжать.

— С ней все нормально, — ответил папашка.

— Черта с два! Посмотри на нее. Она — ходячий мертвец.

— Ради моей собственной безопасности при ее транспортировке было необходимо применение наркотических препаратов. Все это выветрится через несколько часов.

Да, наркотик-то выветрится, но то, что «Деназен» сделал с девчушкой, не выветрится никогда! Ярость горела во мне. Они что, и Кейла накачивали наркотой? Иногда это проскакивало в его взгляде — легкий, но совершенно очевидный проблеск безумия. Я вспомнила, как тогда, у Родни, он сказал Алексу: «Когда тебя так хватают, это больно». Неужели я — плоть от плоти и кровь от крови этого чудовища?

— Пускай Мону, а я пущу эту, — проговорил Дэкс, кивнув на меня и вывернув мне руку с такой силой, что у меня слезы выступили на глазах. Он еще и тряхнул меня — так же яростно.

— Сначала отпусти Дезни, — сказал папашка.

Дэкс рассмеялся:

— Боишься? Или не доверяешь?

— Конечно. Это же моя дочь; я не могу рисковать ее безопасностью.

Лжец! — хотелось мне заорать, но я придержала язык.

Наконец Дэкс предложил компромисс:

— Пускаем обеих на счет «пять».

Папашка согласился, и Дэкс принялся считать:

— Один!

Я знала: вся эта история — сплошной театр, но все равно спазм сдавливал мой желудок.

— Два!

Лицо папашки ничего не выражало:

— Все будет хорошо, Дезни.

— Три!

Звук его голоса огнем жег мне уши.

— Четыре!

Я попыталась прочистить мозги. Брандт как-то говорил, что у меня выразительное лицо. Нужно удалить с него все — и мою ярость, и недоумение, и более всего — мое беспокойство по поводу Кейла.

— Пять!

Дэкс освободил мою руку и одновременно мягко подтолкнул вперед. В тот же самый момент папашка наклонился к Моне и прошептал ей что-то на ухо. Она пошла вперед. Расстояние между нами было небольшое, но ее шаг был короче моего, и я замедлила движение. Когда мы встретились — ровно на середине пути — она никак не отреагировала на то, что происходило, и не произнесла ни слова.

Ничего ровным счетом не выражало и лицо моего отца. Никаких распростертых объятий, никаких «скорее домой, детка!». Холодный и отстраненный, он, казалось, просто ожидал, когда же это кончится. Как все долго тянется! Даже не притворялся. Когда наконец подошла к нему, я обернулась и увидела, как Дэкс наклонился и обнял свою маленькую племянницу, которая не ответила ни на его объятия, ни на ту радость, которой светилось его лицо.

Дэкс поднял глаза и встретился со мной взглядом. Наконец-то я прочистила свои мозги, и он поймет ту правду, что будет не в моих словах, а в моих мыслях.

— Я убью тебя за то, что ты со мной сделал, — сказала я спокойно.

Дэкс хмыкнул, еще крепче сжимая объятия, в которые заключил Мону:

— Сначала попробуй нас найти!

Я улыбнулась ему своей самой широкой улыбкой:

— Будь спокоен, найду.

Домой мы ехали молча. Папашка ни слова не произнес с того момента, как мы добрались до машины. Теперь, когда мы ехали по главной улице, я боролась с сильнейшим искушением — рвануть на себя руль и направить машину в дерево. Папашка никогда не пристегивался.

Я должна была что-то сказать. Вряд ли он удовлетворится моим молчанием, даже если я буду изображать психически травмированную особу, что я и собиралась делать.

— Ты волновался из-за меня? Хоть немного?

Он даже не отвел взгляда от дороги.

— Не болтай глупостей. Конечно волновался.

Пауза.

— Когда… — Я едва не произнеся имя Кейла, но вовремя спохватилась. — Когда он постучал в дверь позапрошлой ночью, я подумала, что это ты. Что ты забыл ключ в офисе.

Я смотрела прямо перед собой, на приборную доску автомобиля.

— Я открыла, а он втолкнул меня и вошел сам.

Звучало не очень убедительно.

— Почему ты с ним убежала?

Вот оно! Здесь мне нужно дать исчерпывающее объяснение, без дураков. Итак, глубокий вдох, и:

— Хочешь серьезно? Цель моей жизни — хорошенько тебя достать. Чтобы тебя раздраконить, я самого сатану готова поцеловать у тебя на рабочем столе французским поцелуем. Тебе не хотелось, чтобы я убежала с этим парнем — вот я и убежала!

— И что было потом?

— Он сказал, что знает моего приятеля. Мы отправились к этому типу, но в дом вломились какие-то люди и попытались его забрать. Я не знала, что мне делать, а тут еще один из этих уродов напал на меня, и мы снова убежали. Наконец мы оказались в каком-то баре в центре города, там он продал меня за какие-то деньги этому лысому парню и смотался.

— Так он исчез?

— Я его найду. Я ему помогла, а он надул меня да еще продал этому чокнутому лысаку!

— Он не ранил тебя?

В вопросе папашки не было никаких эмоций — словно он спрашивал про подержанную машину, выставленную на продажу.

— Нет, но он… — здесь нужно дать максимум правдоподобия, — но он угрожал.

Я тронула ладонью скулу, на которой красовался синяк, поставленный тем типом из «Деназена». Синевы поубавилось, но сам синяк был на месте.

— Он потрепал меня немного, ничего, правда, серьезного; но он угрожал. Он говорил, что если ты не сделаешь то, что ему нужно, он порежет меня на куски и каждый кусок отправит тебе почтой в отдельном конверте.

По крайней мере часть из того, что я говорила, было правдой.

Сверкнул ряд фонарей, освещавших въезд на дорожку, ведущую к дому. Дурацкие высокие фонари. Папашка выключил двигатель и повернулся ко мне. Пора хорошенько проверить на прочность мою способность заливать.

— Я так испугалась, папа! Мне показалось, он хочет меня убить.

Никогда я не была плаксой. Даже ребенком. Ничто — ни содранные коленки, ни громкие звуки, ни темная комната, — не способно было меня испугать. Поэтому, решив на полную мощность включить водопровод, я совсем не была уверена, что краник откроется.

Что попробовать? Вспомнить холодное, мертвое выражение на лице Моны? Или подумать о Дэксе — когда он слушал рассказ Кейла о Монике? Не пойдет! А может, подумать о том, как мы с Алексом были в одной комнате после стольких месяцев, вспомнить его голос, а потом ту девицу из колледжа? Нет, не пойдет.

Вот! Нашла! Кейл! Этот его слегка испуганный взгляд, эти волосы, ниспадающие на лоб. То, как он защищал меня от Алекса и Дэкса. Странный, чем-то травмированный, может, даже без надежды на полное выздоровление — было в нем что-то, что наполняло меня ощущением полноты бытия. Гораздо больше, чем все мои тусовки и дешевые развлечения, за которыми я гонялась. Мне было больно оттого, что папашка сделал с ним. И я скучала по нему.

Слезы с легкостью навернулись на глаза.

12