Земля, позабытая временем - Эдгар Берроуз

7 сентября 1916 г. Со времени моей последней записи произошло немало событий. Брэдли снова отправился в экспедицию к окружающей Капрону стене скал. Он предполагает отсутствовать несколько недель и собирается двигаться вдоль ее основания в поисках подходящего для подъема места. С собой он взял Синклера, Брейди, Джеймса и Типпета. Ам исчез. Его нет уже три дня, но самое удивительное происшествие — это открытие фон Шенворцем и Ольсоном нефтяного источника во время охоты в пятнадцати милях от нас за песчаниковыми холмами. Ольсон рассказал, что там бьет нефтяной гейзер, а фон Шенворц начал подготовку оборудования для очистки нефти. Если это ему удастся, мы получим возможность покинуть Каспак и вернуться в цивилизованный мир. Я даже боюсь поверить этому. Все мы просто на седьмом небе. Дай Бог, чтобы нас не постигло разочарование.

Несколько раз я хотел заговорить с Лиз о своих чувствах к ней, но не осмелился.

Глава VII

На следующий день я сопровождал Ольсона и фон Шенворца в походе к нефтяному гейзеру. Лиз отправилась с нами. Мы захватили с собой массу оборудования, с помощью которого фон Шенворц собирался на месте сделать примитивную установку для перегонки нефти. Мы прошли на «У-33» миль десять или двенадцать вдоль берегов и бросили якорь близ устья нефтяного ручья, впадающего в море, — у меня язык не поворачивается иначе называть это гигантское внутреннее озеро. Здесь мы высадились и прошли еще миль пять по суше до маленького озера, целиком состоящего из нефти, в центре которого бил нефтяной фонтан.

Здесь, у озера, мы помогли фон Шенворцу собрать его аппарат. Эта работа отняла у нас пару дней. Когда все было в порядке и установка заработала, мы возвратились в наш форт, названный «Динозавром», так как я уже начал беспокоиться о том, что Брэдли может вернуться в наше отсутствие. Ольсон, Уайтли, Уилсон, мисс Ларю и я остались в лагере, а фон Шенворц со своей германской командой отправился на подводной лодке обратно к перегонной установке. На следующий день Плессер и с ним еще двое германцев прибыли в лагерь за боеприпасами. По словам Плессера, на них напали дикари, и пришлось истратить много патронов. Кроме того, он попросил разрешения забрать часть вяленого мяса и зерна, объяснив, что они так заняты перегонкой нефти, что на охоту просто нет времени. Я позволил ему забрать все требуемое. Даже тени подозрения не шевельнулось в этот момент в моем мозгу. Германцы возвратились к месторождению, а мы продолжали вести обычную лагерную жизнь.

Дня три не происходило ничего особенного. Брэдли еще не вернулся, от фон Шенворца тоже не было вестей. По вечерам мы с Лиз обычно поднимались в одну из угловых башен и вслушивались в звуки ночной жизни кошмарных веков далекого прошлого. Как-то раз прямо под нами раздался рев саблезубого тигра, и Лиз в испуге прижалась ко мне. Ощутив ее так близко, я почувствовал, как сдерживаемая мною любовь захватывает меня, сокрушая все барьеры скромности и приличий; я обнял ее и покрыл поцелуями ее лицо и губы. Она не попыталась вырваться из моих объятий, вместо этого ее милые руки, скользнув вверх, обняли меня и привлекли мое лицо еще ближе к ней.

— Так вы любите меня, Лиз! — вскричал я. Я почувствовал утвердительный кивок ее головки, прижимающейся к моей груди.

— Скажите мне, Лиз, — умоляюще попросил я, — скажите мне словами, любите ли вы меня?

— Я люблю вас больше всего на свете, — тихо и нежно прозвучал ее ответ.

Сердце мое наполнилось невообразимым счастьем; оно наполняется им каждый раз, когда я вспоминаю эти драгоценные слова, это счастье я буду испытывать до самой смерти. Мое сердце всегда и везде, согреваемое огнем любви, будет биться для той, кто сказал мне: «Я люблю вас больше всего на свете».

Мы долго еще сидели в ту ночь на скамеечке, сооруженной для часового и не занятой, так как пока не было необходимости ставить часовых на всех четырех башнях, и довольствовались одним. В эти часы мы узнали друг друга лучше, чем за все прошедшие с нашей первой встречи месяцы. Она рассказала мне, что полюбила меня с первого взгляда и что никогда не любила фон Шенворца, а их помолвка состоялась по желанию ее родных из чисто деловых соображений.

Это был счастливейший вечер в моей жизни; не думаю, что мне когда-нибудь придется пережить большее блаженство, но все, даже счастье, когда-нибудь кончается. Мы спустились вниз, я проводил Лиз до дверей ее хижины. Там она поцеловала меня, пожелала доброй ночи, а затем вошла в дверь и закрыла ее за собой.

Я отправился к себе и при свете примитивной свечи, которые мы изготавливали из жира убитых животных, долго сидел, еще и еще раз переживая события этого вечера. В конце концов я лег спать и видел счастливые сны.

Когда я проснулся, был день. Уилсон, бывший за повара, поднялся рано и что-то стряпал на кухне. Остальные еще спали. Я встал и, сопровождаемый Нобом, отправился к ручью. Следуя установившимся правилам, я взял с собой и ружье и револьвер, но во время купания меня никто не потревожил, если не считать крупной гиены, множество которых обитало в пещерах песчаниковых холмов к северу от лагеря. Эти зверюги очень свирепы и достигают больших размеров. Мой экземпляр набросился на Ноба, которого горький опыт на Капроне, кажется, сумел научить тому, что осторожность — лучшая часть храбрости. Результатом этого нападения стало то, что мой песик кинулся в воду вслед за мной, предварительно издав устрашающий рык, произведший на гиену эффект, равнозначный тому, какой производит нежная улыбка на разгневанного слона. Пришлось подстрелить этого хищника, и пока я одевался, Ноб успел позавтракать; надо сказать, что ему пришлось по вкусу сырое мясо, к которому он успел привыкнуть во время наших многочисленных охотничьих экспедиций, где ему всегда перепадал лакомый кусочек.

Уайтли и Ольсон были уже на ногах и одеты, когда мы вернулись. Все вместе мы уселись завтракать. Было странно, что Лиз, всегда встававшая раньше всех, еще не проснулась. Забеспокоившись, не заболела ли она, я около девяти часов подошел к ее двери и постучал. Ответа не было. Тогда я повернул ручку и вошел. Постель ее хранила следы сна, одежда лежала там, где она ее оставила, раздеваясь перед сном прошлой ночью, а вот самой Лиз не было. Сказать, что меня охватил безумный страх за нее — это слишком мягко. Понимая в глубине души, что ее нет в лагере, я тем не менее обшарил каждый квадратный дюйм территории и всех строений, но ничего не обнаружил.

Первую находку удалось сделать Уайтли — это был отпечаток огромной, похожей на человеческую, ступни в грязи близ ручья и следы борьбы. Когда же я обнаружил за стеной форта крошечный носовой платок, стало совершенно ясно, что Лиз похищена. Один из полулюдей-полуобезьян забрался в форт и утащил ее. В то же время, пока я стоял, потрясенный происшедшим, со стороны озера послышался нарастающий ревущий звук. Мы все невольно подняли вверх головы и, секундой позже, последовал сильный взрыв, сваливший нас на землю. Поднявшись на ноги мы увидели, что большая часть западной стены разрушена. Первым от шока оправился Ольсон и сразу же высказал единственно правильное предположение о природе случившегося: