Последняя мировая... Книга 1 - Василий Добрынин

Мирка пошел за Викентом. Ни слова в пути: Викент конвоировал Мирку.

Открыв дверь кабинета, он посторонился, пропуская Мирку.

—  Товарищ подполковник, — стал он докладывать.

—  Товарищ Сташинский, — жестом остановил подполковник, — я Вас приглашу, если будет нужно.

Викент его понял, и, не перешагнув своего порога, закрыл дверь снаружи.

—  Проходи, Мирон, — сказал подполковник.

А когда Мирка сделал шаг, подполковник шагнул навстречу, и подал ему руку:

 — Здравствуйте, — отозвался Мирка.

Подполковник вернулся к столу, заняв место Викента, и предложил рядом с собой присесть Мирке.

 — Удивлен, что я жив? — спросил подполковник.

—  Честно сказать, это так… — согласился Мирка, — Извините.

—  Да? И за что же? Ты лучше скажи: на меня не в обиде? Мечту расстроил, и самого в землю носом ткнул… Я помню. Представляю, как оно было назад возвращаться. В Освенцим! Но ты вернулся.

—  Вы убедили, я и вернулся. Вторым был наш: Ваня, из партизан.

 — Мне и тогда показалось: смышленый мальчишка ты, Мирка. А Ваня? Что с ним, не знаешь?

 — Не знаю. Викентию Стасовичу не говорил…

 — Скажешь о нем все, что знаешь, я разыщу!

—  Скажу. И еще со мной двое могли попасть туда же. Я там их не видел, и ничего не знаю. Друзья мои, мы к немцам попали вместе…

 — Скажешь мне все, разыщем их тоже. Тебя же я разыскал…

 — Меня, да, — улыбнулся Мирка, — я молился за Вас, до того еще, как увидели с Ваней. С первого дня, до того как потом, на плацу…

 — Это когда зуб болел? А потом? — с улыбкой спросил подполковник. И сам же ответил, — Потом смысла не было, так ведь? Отпал…

 — Ну, все поняли так…

 — Ладно. Голову ты не ломай — сломается, А получилось вот что: немцы, ты сам же видел, спектакли любят, но и ценить их умеют. Комендант ведь пообещал?

—  Да. При всех.

 — Во-первых, уверен был, что не получится; во-вторых — знал, что никто повторить не сможет. Ты помнишь, сколько людей было этой колючкой убито?

—  Да. Специально бросались, чтобы с собой покончить. Было. И немцев там убивало.

—  Верно, — кивнул подполковник, — и немцев. По неосторожности, или тех, что подходили из любопытства. Было. Но я эквилибрист. Дар, которым я обладал, и развивал годами. Я тоже считал, когда уже был на той стороне: это побег, пристрелят! Но, если в смерти моей пользы не было, то живым пользу какую-то, явно, я мог принести. Комендант думал так. И когда вас удалили с плаца, я был отконвоирован на КПП, и в тот же день, передан представителям их диверсионного центра. То есть, был в том же плену, но здесь меня вербовали, заинтересовывали службой Великому Рейху.

Вспоминая, он смолк, и оценил с улыбкой:

 — Ты, между прочим, знал, что я НКВДист. Комендант не знал, но ты знал! Забавно: один русский, чуть только сбежал из Освенцима, спрашивает другого: «Значит, Вы милиционер?»

 — Я тогда думал, что НКВД — это просто милиция в форме и все.

—  Но разведчики-диверсанты знали, и в этом была, в их глазах, моя ценность. Я в сорок третьем попал в руки немцев, после 19 апреля — то есть, когда моя служба реорганизовалась в «Смерш». Так вот, сам удивляясь, зачем я, в конце войны немецким разведчикам нужен был? Но принял условия. Вступил в игру с ними, занялся встречной вербовкой. Склонил на свою сторону одного из шефов. Трезвостью он отличался: стоит ли — думал он, умирать за Великий Рейх, который уже втыкает рогами в землю? Как немец, практичный, подготовил он документы и мы бежали. Потом, самолетом, с ценными документами, доставили нас в Москву. Вот и все. А о тебе Мирон, я тоже думал, но, — развел подполковник руками, — жаль, не все в моей власти было тогда…

«Ну, уж теперь-то!...» — хотел бы прокомментировать очевидное, Мирка, но промолчал.

—  Не догадываешься, — спросил с легким прищуром, подполковник, — зачем ты вызван?

—  Полагаю, — ответил Мирка, — мои интересы в жизни, уже закончены.

—  Сташинский сказал?

—  Он мой начальник.

—  Но водку с ним пить, доводилось. Бывало такое?

—  Да. Сначала, в Освенциме, я принес им немецкий кагор.

—  И влип в руки Сташинского…

 — Я не знал, кто он.

—  Да… — вздохнул подполковник, задумчиво потарабанив пальцами, — Нам же с тобой не придется, ни капли выпить. Времени нет. Вот это, — он взял в руки папку «Личное дело агента «Зебра»», — Я пустил его в ход. У меня только сутки. За это время ты должен успеть получить продовольственный аттестат, проездной, выписку из приказа — все документы.

—  Зачем, документы?

—  Не спорь с подполковником, ладно? В Освенциме спорить не стал… Получишь документы участника войны. Это разные вещи: пострадавший, или участник войны. Осмыслишь потом. Сейчас не до того, но думать о будущем надо!

—  Зачем это Вам? — спросил Мирка.

—  Сам догадаешься, дома!

—  Вы для этого здесь? — усомнился Мирка.

—  Нет. В руки Сташинского угодил Поярков. Нам стало известно, поэтому я прилетел. Но и ЭТО, — с нажимом, так, чтобы понял Мирка, что речь о нем, сказал подполковник, — я сделаю тоже! То, что делаешь ты у Сташинского — не твое, Мирон! Уйди, и забудь об этом! Я тороплю, потому, что хочу твердо знать, что ты никогда уже, никогда, не увидишь Сташинского. Что он не достанет тебя.

—  А Поярков?...

—  Что? — с интересом спросил подполковник.

—  А с ним?

—  А ты что, готов пойти с ним?

—  Я бы сказал, что да, — не промолчал Мирка.

—  Любопытно… — откинулся к спинке кресла, издали посмотрел подполковник, — А ты знаешь, кто он?

—  Да. Я сидел с ним.

—  Это я знаю, что ты сидел. Так кто же он?

—  Враг…

 — И ты бы пошел с ним?

—  Да, — еще раз ответил Мирка.

—  С врагом — и пошел?.. — без усмешки сказал подполковник, и уточнил, — А кому он враг?

—  Не знаю.

—  Хороший ответ, для сотрудника НКВД! — без иронии, твердо, сказал подполковник, — Хороший! Ответ человека, который способен мыслить. Так, Мирон?

—  Вам решать.

—  Я и решаю! Поярков — несгибаемый, непобежденный, безумно полезный Родине человек! Очень мало таких: мы их теряли в войну, и, к сожалению, — до. И теперь, Поярков, другие, ему подобные — на счету в Родины должны быть, поименно! Тебе повезло, что ты знал его. Поярков поедет со мной.

—  А почему же с ним так, до этого? Волки… — недружелюбно заметил Мирка. Против воли, не удержался.

—  Волки? Это Сташинский тебе говорил?

—  «Настоящие волки революционного пролетариата» — вслух вспомнил Мирка.

—  Запомни: НКВД — это народный комиссариат внутренних дел. Это милиция, рожденная революцией. На третий, напомню, день! НКВД создан служить защите народа от преступных посягательств. Внутренняя вооруженная сила. А главное достояние, самая великая ценность страны, какая? Народ! Разве не стоит того он: построивший государство, его промышленность, и выигравший войну?! Запомни, и не заблуждайся! Даже если вокруг заблуждаются многие, даже, может быть, все… Но, заблуждаться тебе, Мирон, недостойно!

Викент больше к Мирке не подходил. Мирка расписался в получении документов. Это были первые в его жизни документы, значения их он еще не понимал.

Он был в своей комнате, когда пришел старшина Григорий Михайлович.

 — Форму принес, — сказал он.

—  У меня есть.

—  А ты посмотри же, какая это! — он развернул перед Миркой новую форму. Добротную, глаженую, и — с погонами!

Мирка забавно, как тараненный кем-то, присел на кровать:

 — Ого!

—  Ну, вот! — улыбнулся Григорий Михайлович, — А еще я принес молока, Мирка. Второй стакан у тебя найдется?

—  Вот, — сказал Мирка. На подоконнике, возле графина, стояли как раз, два стакана.

—  Молочка с тобой тяпнем, на посошок. Давай Мирка!

—  Давайте!

Сошлись два стакана парного, пахнущего Родиной, напитка.

—  Станция наша, в твоем направлении не принимает. А с соседней отходит состав до Харькова. На него ты поспеешь попуткой. Там предъявишь, по требованию, как положено, документы — и с богом!

—  Прямо сейчас?

 — Да. Попутка, прямо сейчас. Идем, провожу.

Уже перед тем, как запрыгнуть в кузов, увидел Мирка, что за отъездом, издали глянуть, пришел подполковник, и, вместо того, чтоб запрыгнуть в кузов, поспешил к нему. Жестом, — увидел Мирка, — тот предостерег, чтобы машина не отправлялась.

—  А почему Вы тогда, в Освенциме… — сбивчиво начал Мирка.

—  Возле Освенцима, — уточил подполковник.

—  Да, возле Освенцима, спросили, читал ли я «Аэлиту»? Я же читал.

—  Так что наши люди на Марсе делали, а? Боролись, не так ли? Что же тогда о земле говорить, пусть она под Освенцимом даже!

—  Да... — невпопад согласился Мирка.

—  В Освенциме действовала организация Сопротивления. Имели связь с внешним миром. А на связь выходил… ну понятно кто, да?

—  Понятно, конечно, товарищ подполковник — Вы, и я видел Вас!