Сегодня - позавчера. Послесловие - Виталий Храмов

И её — не терзала совесть. Её коллеги — парни, смотрели на неё с какой-то опаской. Предлагали выпить. С недоумением, Маша — отказывалась. Вот после этого случая её и «сбагрили» на спецкурсы.

А Душа — требовала чего-то другого. И тогда Маша пристрастилась к книгам. За дежурство — прочитывая целую книгу. Тогда она и узнала, что Кузьмин — не только боевой генерал, конструктор, но и — писатель. За год Миша прочла целую библиотеку. Появилась, подспудно, тщательно подавляемая, Мечта о Прекрасном Принце. Айвенго.

А Разум — вел её к Цели. Перевод в Москву. Стажировка. И первое же задание — Мечта! Медведь, его среда, особая, искромётная. Люди, что именовались — Медвежата, жили рядом. Жили среди них, но, казалось — они жили в другом мире. Над этим болотом людских слабостей, людской боли и жестокости, над всей этой грязью, которую милиции приходиться разгребать и загонять в отстойники тюрем и исправительных лагерей. Как в том анекдоте, когда гинеколог вышел на улицу и удивился: «У них — лица есть?», так и Маше казалось, что мир состоит из уродов, уже совершивших мерзость или только собирающихся её, мерзость, совершить, но опасающихся последствий. А Медвежата — были — другие. Они — улыбались. На фоне остальных мрачных жителей страны, считающих, что улыбающийся тебе человек — или издевается над тобой, или дурачёк — бросалось в глаза. Они жили — иначе. Одевались — иначе, говорили — иначе. Реагировали — иначе. Как будто они не ходили по этой же земле, а приехали из какой-то другой, солнечной страны. Из той, про которую песня — про город золотой, с прозрачными воротами и яркою звездой.

И ей — задание на внедрение именно в эту среду. Наблюдение именно за этими людьми! Она все глаза сломала на Параде, смотря на них. На их смеющиеся лица, на их мундиры, увешанные наградами. На этих детей, ярких и праздничных, казалось, что это не дети, а — ангелы. Сироты, усыновленные Медведем. Как они были не похожи на тех сирот, что были в приюте вместе с Машей. Настолько разительное было отличие этой группы зрителей от остальной толпы на Параде, что даже — злило! Но, эмоции — эмоциями, а Разум говорил, что детям — повезло. И не злиться на них надо, а радоваться, что хоть кто-то проживёт нормальным, счастливым детством. И толика уважения к этому здоровяку с ребёнком на плечах, что развлекал детей, друзей и их супруг (как они одеты! Ах!) махал руками проезжающим парадным расчётам. Уважение, что он — поделился своим благосостоянием с этими детьми, не стал жить в своё удовольствие. Что хоть этим детям перепало счастье!

Медведь — был сказочно богат. Конструктор, генерал, писатель, композитор, хозяин целого таёжного архипелага! Ему приписывали несметные богатства. В их, рабоче-крестьянской стране — миллионер. Немыслимо! Но, Маша помнила, что не её одну это задело. Была прокурорская проверка деятельности Кузьмина. Говорили, что следователя специально назначили из «обиженных» Медведем. Толстяк, которого Маша видела в записи инцидента на даче Сталина. Тот самый. Обиженный. Медведь много кому ноги обтоптал. А этого — вообще призирал. Даже на официальных мероприятиях, слушаньях в суде, например, называл его животным прозвищем, отказывая в человеческом достоинстве, да ещё и женского рода, отказывая в мужском достоинстве. Не «Конь», например, «педальный». Или — «Конь в пальто». А именно — «Лошадь»! Этого следователя нельзя было обвинить в симпатиях к Кузьмину. Скорее — наоборот — в предвзятости.

И что дала проверка прокуратуры? Что Кузьмин не имеет никаких правонарушений! Что все сказочные миллионы им потрачены не на себя, а на строительство и развитие таёжного города Гвардейск. И вся приобретённая им собственность — автомобили, корабли, самолёты — всё отчуждалось государству сразу же, при таможенном оформлении. Что все гонорары за издания его произведений за границей, там же и были потрачены. И все эти траты или были оформлены на государство, или проходили по секретным статьям ГРУ и МГБ. У Медведя — не было ничего своего. Ничего в личной собственности! Ничего! Он жил — как буржуй, жизнью миллионера, являясь на самом деле — истинным коммунистом — жил не для себя, а для тех, кто ему был дорог — для людей, для Союза.

И не состоял в КПСС. Потому что — был в плену. Он — искупил штрафной ротой, и его бы приняли в Партию, но он — не подавал заявления. Демонстративно. Являясь образцом истинного коммуниста, не являясь им юридически. В пику тем, кто в Партию вступили для своего возвеличивания. И этим — он тоже давал на мозоли многим.

И после этого Маша должна поверить, что Медведь решил узурпировать власть? И убил Сталина? Медведь, который ушёл из Армии с первой волной демобилизации? Вместе с Рокоссовским? Медведь, который не занимал вообще никакой должности, демонстрируя этим презрение к карьерному продвижению? Это такой нелогичный хитрый ход? Отказаться от высоких военных должностей, от рычага управления, довольствуясь лишь влиянием на Армию своим авторитетом, отказаться от всех, предлагаемых ему должностей в Совете Министров, что предлагал ему его, ещё со времён Войны, друг — Устинов? Отказаться от карьеры в Партии? Являясь генералом Егерей, не состоять в должностях при МГБ? И после этого — захватить Верховную Власть? Очень уж вывернутый ход!

На той сцене, что показал Миша на экране артефакта, Медведь — тоже поступил не логично. Если тебя застали над телом — убери свидетелей! Медведь — смог бы. Он убивал много. И врагов, и — своих. С одинаковой лёгкостью. Он мог бы вообще уничтожить всю дачу. Нет! Он их — прогнал. И сбежал сам. Узурпатор!

Так что, Маша верила своему возлюбленному и его приемному отцу, не только потакая своим эмоциям. Это было — единственное логически достоверное построение — Медведя подставили заговорщики. Осуществлён был контрреволюционный заговор.

Переворот. Как? Как такое возможно в их Великой стране? Не в Парагвае каком панамском, а в их СССР? Как?

Надо чего-нибудь поесть. Маша спустилась в столовую. За столиком к ней подсела Люда, с которой они вместе пришли в бюро. Вместе были «молодыми стажёрами».

— Где пропадала, подруга? — спросила Люда, ставя поднос.

— На задании, — вяло ответила Маша.

— Уже? Здорово! И как прошло? — живо заинтересовалась Люда.

— Плохо, Люд. Надо было проследить за парнем, а он меня сбил с ног, новое платье — порвалось, вся ободралась, потом ещё дверь на крышу захлопнулась. Сутки сидела взаперти на крыше высотки. Жара несусветная, а потом — ливень всю ночь! Думала — не переживу.

— Досталось тебе! А как выбралась?

— Тоже — случайно. Парень один на крышу поднялся — а я уже без сознания, замёрзла насмерть. Спас меня.

— Ух, ты! А что за парень? Что дальше?

— Хороший парень. Майор. Пограничник. На Парад приезжал посмотреть. В отпуске. Предложение мне сделал.

Люда завизжала, кинулась на шею, обниматься. Все обернулись, смотрят.

— Машка, а ты что такая смурная?

— Нездоровиться.

— А ты что? Что думаешь? А что тут думать? Соглашайся! Майор! Молодой? — засыпала вопросами Людка, проигнорировав слова про самочувствие Маши.

— Молодой.

— Даже не думай! Генеральшей станешь! Я слышала, что говорят — такая маленькая армия — ошибка. Будет твой майор через год — полковником. Если командовал батальоном, будет командовать полком, а если командовал полком — станет комдивом! А ты — командовать дивизией через него!

Маша криво улыбнулась:

— Мёртвым полковником.

— Чёй-то? — удивилась Людка.

— А с чего это армию решили раздуть? А? На нас и с маленькой армией — никто не нападал. Зачем раздувать армию?

— Что-то ты не то говоришь, подруга, — зашипела Людка, осматриваясь, — Ты это брось! Услышит кто — проблем не оберёшься. Раньше — нас боялись. У нас был Сталин. И Стальной Медведь. А сейчас — ни того, ни другого.

— В том-то и беда. Ни того, ни другого.

— Ничё, подруга! Прорвёмся! Как Сталин сказал, теперь страна — в наших руках.

— Хорошо ли это?

— Слушай, подруга! Ты, видно, правда на Солнце перегрелась! Шла бы ты домой.

— Рабочий день.

— Отпросись.

— А что, можно?

— А ты не видишь, как мало народу? Хватит, война — давно закончилась! А мы всё пашем, как рабы!

Маша посмотрела на подругу новым взглядом. Что случилось с ней, с Людой? Когда она так изменилась? Или — это Маша, за эти сутки, так изменилась, что она перестала понимать Люду. Метка? След Медведя? На ней и в ней.

Маша вернулась к отчёту. Злая. Дело пошло. Слова складывались в предложения, предложения в абзацы, абзацы образовали листы. Сдав отчёт, Маша узнала время. Ещё полчаса. Полчаса без него. Но, сидеть на стуле и слушать бредни вдруг обуржуазившихся, шкурных, коллег — не было сил. На каждое их предположение Маша хотела ответить едким комментарием, но сдерживалась. «Мышонок — не лезь!»

Окончательно убило её известие, что генерал Вишнин — отставлен. Маша взяла чистый лист, заполнила его в виде рапорта об отставке. И понесла регистрировать секретарю.