Убийства единорога - Джон Карр

Последовала пауза.

— И все же, — медленно произнес Г. М., — я думаю, у вас есть более глубокая причина говорить об этом сейчас. К чему все усложнять, если не… Что у вас на уме?

— Я хотел бы выяснить кое-что относительно мистера Керби Фаулера, — спокойно сказал д'Андрье.

Фаулер, который сидел на кровати, рассеянно изучая свои ботинки, вскочил на ноги.

— Недавно его попросили сравнить две подписи, — продолжал д'Андрье. — Одна была на сделанной мною копии и не обманула бы даже ребенка, знавшего подпись Фламанда, а другая — на письме, которое подбросили в этой галерее. Мистер Фаулер не заявил, что моя подпись — грубая подделка. Напротив, он сказал, что это очень ловкая подделка, которая обманула бы любого, незнакомого с подлинной подписью. Но я знал, что это неправда.

Д'Андрье резко поднял руку:

— Пожалуйста, позвольте мне продолжить. Впуская в дом гостей, я и предположить не мог, что дело дойдет до убийства. Больше я не стану помогать Фламанду. Теперь, когда Гаске мертв, я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы поймать Фламанда и отправить его на гильотину. Вы это понимаете? Отлично. Итак, к кому мы обратились с целью выяснить, является ли подлинным первое письмо? К мистеру Фаулеру. На чьей якобы украденной машинке отпечатали это письмо? На машинке мистера Фаулера. Но как ее могли украсть? Весь багаж заранее отнесли в комнаты, но мистер Фаулер, по его собственным словам, поднялся наверх раньше всех нас, чтобы наблюдать за дверью месье Гаске. Это приводит нас к последнему пункту. Незадолго до убийства свет отключили из бельевой, куда поместили пишущую машинку. Мистер Фаулер, согласно его заявлению, все время наблюдал за галереей. Вы, безусловно, обратили внимание, что его дверь прямо напротив двери бельевой. Если бы он наблюдал постоянно, то не мог бы не заметить человека, который вошел в бельевую с пишущей машинкой, чтобы отключить свет. Однако он об этом не упомянул, хотя такое должно было сразу же прийти ему в голову. Полагаю, это требует объяснений.

Дождь продолжал негромко постукивать по оконным стеклам. Фаулер так же тихонько барабанил по изголовью кровати. Было заметно, что он нервничает. Но это казалось нервозностью опытного спорщика, которого неожиданно загнали в угол. Его глаза блестели, и он почти улыбался.

— В самом деле? — отозвался Фаулер с вежливым презрением. — Vive la logique![35] Хорошо, я тоже постараюсь быть логичным и дам вам объяснения, хотя они, возможно, вам не понравятся. У вас при себе оба письма?

— Я не предполагал, что они вам понадобятся, — сказал д'Андрье, — но они при мне.

Он положил их на стол.

— Вскоре я попрошу непредубежденных людей, — продолжал Фаулер, — взглянуть на эти подписи, и тогда посмотрим, много ли им удастся найти различий. А пока что я тоже хочу немного поупражняться в логике. Я рад, что вы привлекли внимание к истории с пишущей машинкой, бельевой и моей дверью напротив, так как сам собирался это сделать. Вы говорите, что весь багаж, включая мою машинку, отнесли в наши комнаты. Думаю, что, услышав о портфеле Гаске, мы имеем право в этом усомниться. Тем не менее важно то, что я наблюдал за галереей, стоя у двери моей комнаты. Я говорил вам, что приоткрыл ее примерно на дюйм, чтобы это не было заметно снаружи, а я мог бы наблюдать за дверью комнаты, находящейся напротив по диагонали. Пока горел свет, я смотрел налево. Это означает, что я мог видеть каждого, кто шел по галерее в обоих направлениях, но слева от меня. Я назову вам, кто проходил там за это время, — мистер Блейк, который пошел в ванную и вернулся за несколько минут до того, как погас свет, и Миддлтон, который направился в ванную после того и был там, когда свет отключили. Только эти двое, понятно?

Его лицо побледнело, но голос звучал спокойно.

— Через щель в двери размером в один-два дюйма влево по диагонали я никак не мог видеть дверь бельевой, — продолжал он, постукивая по ножке кровати. — Если хотите, можете провести эксперимент. Я даже не знал, что выключатель находится там. Но я знаю, что любой, прошедший по галерее слева от меня, где расположено большинство комнат, и направлявшийся в бельевую, должен был оказаться в поле моего зрения. Однако я никого не видел. Следовательно, этот человек шел по галерее справа от меня, по той ее части, которая не была мне видна, и проскользнул в бельевую. Это чертовски странно, но справа от меня находились только ваши комнаты, месье д'Андрье.

— Не знаю, зачем нужно было затевать новую суету, — ворчливо заговорил Рэмсден, подобравший со стола два письма и изучавший их, — но что касается этих писем, — он сердито ими взмахнул, — то подписи выглядят так, как будто сделаны одной и той же рукой.

— Это потому, — заявил д'Андрье, — что вы не разбираетесь в почерках, а я разбираюсь. Мистер Фаулер сказал, что он тоже в них разбирается. Я поймал его на слове.

— Но теперь это не важно, приятель! Если Фаулер прав насчет бельевой… Что скажете, Мерривейл?

— Об этом? — рассеянно отозвался Г. М. — Буря в стакане воды, хотя тут есть один странный момент — почему наш друг д'Андрье устроил эту бурю? Но я бы хотел взглянуть на письмо от Гаске.

Впервые на лице д'Андрье мелькнуло что-то вроде гнева. Фаулер, который, казалось, сожалел о своей вспышке, открыл рот, собираясь заговорить, но передумал. Достав из внутреннего кармана конверт, д'Андрье бросил его на стол.

— Отправлено из Марселя и написано от руки, — сказал он. — Так как вы, похоже, не принимаете во внимание другие письма, то можете проигнорировать и это. Но возможно, вы знакомы с почерком Гаске?

— Как ни странно, да, — ответил Г. М. — И вот его образец. Он достал официальный бланк, положил его на стол и начал читать письмо. Я заглядывал ему через плечо.

«Месье!

Выражаю Вам мою глубокую благодарность. Думаю, вскоре мы отправим этого мошенника туда, где ему самое место. Если Вы всерьез намерены принять нашу компанию в случае, если он осуществит свою угрозу (что возможно), вероятно, это облегчит мою задачу.

Не могу сообщить Вам, сколько пассажиров полетит на этом самолете, но меня информировали, что, судя по зарезервированным местам, почти все они англичане или американцы. Среди них следующие имена: сэр Дж. Рэмсден, месье Драммонд, месье Эрнест Хейуорд, месье Керби Фаулер и доктор Эдуар Эбер. Очевидно, будут и другие пассажиры. Пока что я не в состоянии даже намекнуть Вам, под какой личиной будет скрываться Фламанд.

В данный момент мне не разрешено сообщать что-либо относительно упомянутого Вами единорога, кроме того, что это крайне важно для Британии и министерство внутренних дел в Лондоне, с которым я поддерживаю связь, с беспокойством ожидает его. Искренне Ваш,

Гастон Гаске».

Г. М. поднял взгляд:

— Разумеется, он контактировал с министерством внутренних дел. Вы слышали, что он написал о единороге, Рэмсден. У вас есть какие-нибудь комментарии?

— Сейчас нет, — с улыбкой отозвался сэр Джордж. — Учитывая то, что нас могут подслушать. Это письмо подлинное?

— На сто процентов, сынок.

— В таком случае к чему это нас приводит? — осведомился Рэмсден, бросив суровый взгляд на Фаулера.

— Думаю, к большому ломтю правды. Что делает вас таким чертовски самоуверенным, Рэмсден? Вы куда самоувереннее меня. Хотя у меня в руках кусок правды, все же… — Повернувшись к д'Андрье, Г. М. задал самый неожиданный вопрос, какой мне когда-либо приходилось от него слышать: — У вас большая библиотека?

Ему явно удалось вывести нашего хозяина из равновесия. Тот выглядел как человек, умеющий играть по правилам, но падающий при первом же сильном ударе.

— Очень большая, друг мой. Она вас интересует? Я думал, вы собираетесь реконструировать преступление.

— Это уже в прошлом, — отмахнулся Г. М. — Теперь я знаю, как оно произошло. Фламанд допустил жуткую оплошность, и мне на голову свалился ключ размером с… с пишущую машинку. Нам больше не нужна реконструкция. Лично мне необходима жратва. Пошли!

Глава 12

ВТОРОЙ САМОЗВАНЕЦ

Эта трапеза обозначила интерлюдию во всем безумном деле, как между двумя половинами танца. К несчастью, нам было о чем подумать.

Несмотря на характерный жест, Г. М. настоял на реконструкции убийства. Покуда мы разыгрывали немую сцену, я обнаружил, что мы втянулись в еще одну из неразрешимых загадок, которые судьба обрушила на Г. М., словно в отместку за его ворчанье. Того человека никак не могли убить, но тем не менее его убили.

Г. М. был реалистом. Когда он потребовал, чтобы жертва во время реконструкции по-настоящему (хотя и осторожно) падала с лестницы, Рэмсден отказался от почетной роли, и она, разумеется, досталась мне. Целью процедуры было установить, мог ли убийца, стоя на площадке, сначала метнуть какой-то снаряд, потом извлечь его, покуда жертва падала (попутно украв у нее картонную папку). Результат всех экспериментов оказался следующим: