Айседора Дункан. Модерн на босу ногу - Юлия Андреева

Лои Фуллер и Сада-Якко работали практически каждый день на одних и тех же площадках. И неизменно публика ликовала на спектаклях Фуллер, и… к сожалению, Германия была еще не готова постигать сложное японское искусство, так что, пользующаяся неизменным вниманием зрителей и прессы во Франции, маленькая Сада-Якко выступала почти для пустого зала.

Желая немного подбодрить ни в чем не повинную японку, Айседора и девушки из свиты Лои сговорились между собой присутствовать на всех выступлениях Сада-Якко, не важно, выходила ли она с танцами гейш или играла заглавную женскую роль в том или ином спектакле, бешено аплодируя ей и непременно вызывая на бис.

Японский «Отелло» привел немецкую публику в недоумение похлеще, нежели в свое время французскую «Гамлет». Так, в постановке великого реформатора театра Отодзиро Каваками Отелло вообще не был мавром. Правда, он был уродом, и в этом следившая за спектаклем Айседора находила особый трагизм жизни смелого и сильного генерал-майора Ваширо, назначенного губернатором Формозы, когда при участии китайских пиратов там вспыхнуло восстание.

Оказавшись на берегу, он познакомился с Томой-Фуд-жи (Дездемоной, Сада-Якко), стройная фигурка которой была еще более стянута модным, изящным американским туалетом. Дочь графа Банжо-Фура (Брабанцио), министра финансов, она сразу же производит на Ваширо неизгладимое впечатление, но, что самое странное, она тоже сразу же влюбляется в урода генерала.

Отец против брака, так как желает выдать дочь за сына директора банка Кокотори (Родриго). Вскоре появляется Годза-Ия (Яго), тут отступлений от текста не наблюдалось, должно быть, японцы считали, что предатель – и в Японии предатель, Бьянка же вдруг сделалась гейшей из Токио.

По пьесе, Дездемона должна петь народную песню, но японский этикет не позволял даме, занимающей высокое положение, опускаться до мужицких куплетов, поэтому в спальне Дездемоны на самом видном месте располагался граммофон.

Бурные «выступления» девушек на ее спектаклях несколько улучшили настроение актрисы, но, как выяснилось позже, проблема была не только в нем. Сборов, которые делала Лои Фуллер, хватило бы ей на беспечную жизнь в лучших гостиницах Берлина, с тем чтобы она столовалась исключительно в самых дорогих ресторанах, заказывая изысканные блюда и запивая их дорогими винами. Теперь на те же самые средства она должна была не только оплачивать проживание и питание себя, своей свиты, а также театра Сада-Якко, но и арендовать залы для двух театральных трупп. Дошло до того, что из Берлина в Лейпциг они были вынуждены переезжать практически без багажа.

В Лейпциге повторилась та же история, публика забрасывала цветами Лои Фуллер и игнорировала Якко. После Лейпцига был Мюнхен, там они так поиздержались, что в Вену, где уже были расклеены афиши, сообщающие о грядущих спектаклях несравненной Лои Фуллер, поездка чуть было не сорвалась, так как не на что было купить билеты. Положение спасла Айседора, которая, по собственной инициативе, нанесла визит американскому консулу, попросив его выдать необходимую сумму на билеты.

В Вене повторилась та же картина, Лои делала сборы, а Сада – долги. Однажды во время обеда, как обычно пребывающая в хорошем настроении Лои, усадила подле себя уже подуставшую от безделья Айседору:

– Венское артистическое общество уговорило меня потанцевать на безденежном вечере, устраиваемом для представителей местной богемы в Kunstlerhaus. Если не возражаете, душенька, вы могли бы выступить там вместе со мной и нашей милой Сада-Якко.

Айседора была счастлива возможностью размяться и показать себя в избранном обществе людей искусства.

В тот день ей дарили отчего-то только красные розы, так что, сидя после выступления за маленьким столиком и принимая поздравления и новые букеты, она буквально утопала в цветах. В таком виде ее и застал венгерский импресарио Александр Гросс, который пригласил молодую танцовщицу выступать в Будапеште. Поблагодарив за предложение, Айседора милостиво приняла визитку Гросса, обещая навестить его как-нибудь в Венгрии, и забыла о нем.

А правда, верх неблагодарности – живя на всем готовом и ничего толком не делая, еще и помышлять о том, чтобы в один прекрасный день сделать тете ручкой, помчавшись за деньгами и славой вслед за первым подвернувшимся под руку импрессарио.

Утром все завтракали при гостинице, днем, не занятая в подготовке к спектаклю, она гуляла, стараясь осмотреть как можно больше достопримечательностей, после бежала обратно, боясь пропустить бесплатный обед, и далее либо снова бродила по городу, либо шла в театр, где проходили представления Лои Фуллер или Сада-Якко.

Постепенно праздная жизнь начала утомлять, с каждым днем нахождение в труппе Фуллер все больше напоминало глупый никчемный фарс. Дошло до того, что одна из путешествующих с Лои Фуллер девушек однажды ночью явилась к постели Дункан в белой с мелкой рюшкой ночной рубашке. На ту ночь их поселили в одном номере.

– Бог мне приказал тебя задушить! – чуть покачиваясь и выставляя перед собой кажущиеся черными в полумраке руки со скрюченными пальцами, сообщила она. Убийца была одного роста с Айседорой и выглядела достаточно сильной. Кроме того, кровать Дункан находилась в углу, еще шаг, и сумасшедшая навалится на нее и…

– Хорошо. Только сперва дай мне помолиться! – не отводя испуганных глаз от противницы, спокойным тоном попросила Дункан.

– Молись. – Девушка отошла на шаг, Айседора услышала, как та чиркает спичкой по коробку, загорелась оставшаяся с вечера свеча. – Молись, я тоже помолюсь, – она поставила подсвечник со свечой на столик возле постели Дункан и скромно отошла к своей кровати. Воспользовавшись передышкой, Айседора вскочила на ноги и, распахнув дверь, выбежала, как была, в ночнушке и чепце, из комнаты, вслед за ней тоже в ночной рубашке с распущенными, точно у фурии волосами, летела душительница. Пробежав через весь гостиничный коридор и чуть не навернувшись на лестнице, Айседора успела позвать на помощь, перебудив, наверное, половину гостиницы. И самое главное, подняв на ноги местную прислугу, так что, когда Дункан поскользнулась на старом гостиничном ковре и с размаху грохнулась на пол, ее преследовательница была остановлена примчавшимися на выручку коридорными и портье.

Айседора и Ромео

Попытка убийства оказалась последней каплей в немецких страданиях Айседоры Дункан, и на следующий день она была вынуждена телеграфировать матери, чтобы та немедленно приезжала за ней. Как обычно, Дора выполнила все в точности, и вскоре мать и дочь воссоединились.

Что дальше? Было понятно, что нет никакого смысла оставаться подле милейшей Фуллер, живя, точно прочие паразиты ее свиты, хотя та с радостью приняла бы на свою многострадальную шею еще и Дору, попроси ее об этом Айседора. Уверена, многие из свиты Фуллер или приглашенных ею артистов поступали именно так.

Айседора объявила матери о своем желании работать, и тут же они отбили телеграмму в Будапешт. Дождавшись ответа от Александра Гросса, Дора и Айседора выехали в Венгрию.

Гросс обещал, что Айседора будет танцевать в театре «Урания», и он сдержал свое обещание. Так что гастроли в Венгрии можно считать первыми выступлениями Дункан с ее программой перед широкой публикой. Первые тридцать вечеров прошли с аншлагом! Александр Гросс был в восторге, ему удалось угадать в Айседоре актрису, которая сумеет найти ключи к сердцам его соотечественников. Дункан купалась в цветах и аплодисментах, ее любили, ею восторгались, впервые они с матерью могли жить в лучшей гостинице, не заботясь о том, чем будут платить, пробовать любые блюда и самые изысканные вина. Каждый день Айседора придумывала что-нибудь новенькое, чем можно было удивить и порадовать публику, а в свободное время Александр Гросс вывозил ее в украшенной белыми цветами открытой коляске, запряженной белыми лошадьми с изумительными шелковыми гривами. Юная рыжеволосая богиня весело махала рукой горожанам, вдыхая аромат цветов и лакомясь сладкими пастилками, которые ей так полюбились в Будапеште. Вокруг Айседоры буйным цветом расцветала сама земля. Весна, апрель! Солнце, птицы и сирень, сирень, сирень… коляска сворачивает в сторону приземистого домика, увитого диким виноградом, с корзиной цветов над входом. Выстроившиеся перед рестораном, музыканты с ярких рубахах и вышитых жилетах играют на скрипках, бьют в барабаны, дуют в свистульки, перебирают чувственными пальцами струны на гитарах. поют. черноволосая босоногая цыганка отплясывает перед Айседорой, а потом берет ее за руку и выводит из коляски, тут же гостье подносят кубок сладкого вина. А вот уже и Айседора, пляшет, подражая веселой девчонке в цветастой юбке. Черноволосый, усатый красавец в шелковой рубахе с плетеным поясом, огладив непослушные кудри, мягкими шагами устремляется к танцующим девушкам, к рыжей и чернявой. И вот уже крутится волчком, у ног танцующих, чтобы вдруг замереть на мгновение подле обутых в изящные розовые туфельки ножек Айседоры, чтобы обнять ее и, подняв на руки, закружить в воздухе, словно маленькую девочку.