Тебя никто не найдет - Туве Альстердаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но этого не чувствовалось, когда поезд замедлил свой ход возле почти пустынного перрона.
Одинокий пожилой мужчина зашел и сел в дальнем конце вагона. Что-то в его облике показалось Эйре знакомым. Он улыбнулся ей и кивнул, но она вспомнила его, лишь когда он снял с себя рюкзак и поставил его рядом с собой на сиденье. Наблюдатель с биноклем.
Орнитолог.
Гуси, собиравшиеся в стаи перед отлетом в дальние страны, лебеди-кликуны. Интересно, улетели ли они – ведь на носу уже ноябрь. Замерзло ли Жертвенное озеро?
Исследователь пернатых поднялся и медленно двинулся к ней, держась за спинки ближайших сидений. Поезд довольно сильно раскачивало на путях, проложенных через леса и поля, на которых в лучах восходящего солнца блестел иней.
Кажется, его зовут Де Валь. Он ведь называл свою фамилию, и она ее где-то даже записала. Или Девалль? Это имя не редкость в здешних краях, своим происхождением оно обязано одному из валлонских кузнецов, которые пришли сюда в восемнадцатом веке. Упоминание о них можно встретить в десятках различных источников. Многие из кузнецов переняли шведские обычаи и нравы, чтобы лучше влиться в среду. Она сама знала одного, чей предок сменил свою фамилию на Ларссона.
Бенгт Девалль, вот как его зовут!
– Простите, что помешал, но вы ведь полицейская, верно? – Мужчина вопросительным жестом указал на сиденье напротив.
Эйра подтвердила, что да, так и есть, и машинально пересела поближе к окну – должно быть, пандемия навсегда наложила свой отпечаток на дистанцию между людьми.
– Я собирался позвонить вам, но потом решил, что у вас наверняка и без того дел по горло. То, что случилось, просто ужасно. Да еще в том лесу, где я привык бродить. Я еще понимаю – опасаться медведей, но чтоб людей! Когда гуляешь по тропинкам, совсем не думаешь, что они могут представлять угрозу. То ли дело большие города.
«И дома́», – захотелось добавить Эйре, но она этого не сделала. Потому что в этих краях смертельная угроза зачастую поджидает стариков не за стенами их жилищ, а внутри их: одиночество, пристрастие к выпивке. Если уроженец Норрланда пострадал от выстрела, то, как пить дать, он держал в этот момент ружье в своих руках.
– Вы что-нибудь еще вспомнили? – Эйру тяготила пустая болтовня и случайные попутчики, она достала свои распечатки и собралась углубиться в изучение дел о похищениях людей, происходивших в последние годы. Кто-то в Сундсвалле здорово расстарался и составил подробный отчет на эту тему.
– После нашей встречи я заглянул в свой судовой журнал, – сказал Девалль. – Все, как я и думал – я много бродил в тех местах и высматривал трехпалого дятла, это было четвертое и пятое октября. Я, конечно, уже достаточно на него насмотрелся, но в ожидании прибытия перелетных птиц…
Орнитолог продолжил увлеченно рассказывать о повадках дятлов, а поезд тем временем замедлил свой ход, приближаясь к Эрншельдсвику. Над мирно дремлющим в ожидании снега городом Северного Онгерманланда, словно великан, возвышалась гора с трамплином.
– На самом деле их популяция сокращается, поэтому нельзя точно сказать, сколько их. Исчезают, как и многие другие виды птиц, вместе со старыми лесами, ведь они питаются насекомыми, живущими в мертвых деревьях…
– Что конкретно вы вспомнили? – перебила его Эйра, когда поезд снова прибавил ход, уклоняясь тем самым от дискуссии на тему защиты пернатых от вырубки леса. Вопрос был спорный, ведь лес давал работу и деньги. Большинство из тех, кого она знала в Одалене, вряд ли бы ринулись в бой ради трехпалого дятла.
– Жуткий крик, – сообщил Девалль. – Даже не понимаю, как я мог забыть о нем, но на тот момент у меня голова совсем другим была забита. Когда я на природе, то полностью погружаюсь в жизнь птиц; мне даже кажется, будто я могу с ними летать. В душé я часто так делаю.
– Откуда исходил этот крик?
– Как раз оттуда, я абсолютно уверен, дальше некуда. Я как раз находился метрах в девяноста или ста от заброшенного дома. Примечательно, что потом сразу стало тихо. Я напряженно вслушивался, у меня слух-то о-го-го какой, натренированный, но больше ничего не было. Ни звуков ссоры между людьми, ни шагов по лесу, ни шума заводимого мотора. Ничего. Вот почему я не придал этому значения, подумал, может, это все же зверь какой кричит.
– И вы не сходили, не посмотрели?
– Мне следовало так сделать, да, но…
– Но?
– Орлан-белохвост, – и мужчина виновато улыбнулся. – У него там как раз гнездо поблизости, и стоит его заметить, как… ну, вы понимаете.
Университетская больница Норрланда обслуживает половину территории страны, от Сундсвалля до самого Каресуандо, предоставляя в том числе специализированный уход. Она сама размером с небольшой городок: нагромождение всевозможных по высоте и стилю зданий, возводившихся на протяжении столетия, переулки, проложенные там и сям между домами, которые часто сворачивают не туда или заканчиваются тупиками. Эйра пару раз сбилась с пути, прежде чем отыскала здание постройки шестидесятых годов, где располагался Центр судебной медицины. Прежде, работая патрульной, ей никогда не приходилось бывать здесь по делам, тем более таким, которые требовали от нее поездки дальностью в семнадцать миль. Разумеется, результаты вскрытия могли сообщить по телефону, но ГГ настоял на ее личном присутствии.
– Когда видишь перед собой живого человека, то задаешь ему совсем другие вопросы. И пока вы вместе пьете кофе, ты можешь уловить его смутные ощущения, почувствовать скрытые сомнения. – Временами у ГГ прорезывался лекторский тон, словно существовал некий тайный план, согласно которому ее случайное вмешательство могло к чему-то привести. – Никогда не недооценивай сомнения, Эйра.
Судебный медик оказалась примерно ее лет, около тридцати пяти, и представилась сразу по имени – Янина. Они уже списывались по электронной почте, ее фамилия была Люков. Эйру все чаще посещала мысль, что среди начальства начинает попадаться все больше ее ровесников.
– Как хорошо, что вы смогли приехать – нет, правда! И поезд пришел вовремя. Просто замечательно!
У нее были теплые объятия и воркующий тон, как за утренним кофе.
– Вы уже завтракали?
– Я взяла в поезде ржаную булочку со сливочным маслом. Две, если уж на