Ева - Джеймс Чейз

– Вы не всегда прибегаете к осторожности, – напомнил я. – И только ли со мной и впервые вы приехали сюда? Остальные клиенты не приглашают вас пойти с ними в ресторан?

– Иногда приглашают, – не подумав, ответила Ева. – Вы что же думаете, что я каждый вечер торчу дома одна?

Это была ложь номер два. Первый раз женщина солгала, когда сказала, что пьянеет от тройной порции виски, в то время как ею были выпиты восемь порций и они не возымели ни малейшего действия. Кроме того, она убеждала, что нигде не появляется в обществе своих клиентов, а теперь противоречит себе и говорит, что бывает с ними в ресторанах. Интересно, что из того, что она мне сообщила о себе, правда? Мы заказали обед. Так как Ева уже выпила изрядное количество, а я всего-ничего, я решил наверстать упущенное. После пары стаканов неразбавленного виски я решил открыть своей даме, кто я такой. Рано или поздно она все равно узнает об этом, поэтому нет никакого смысла делать из этого тайну.

– Давайте представимся друг другу, – предложил я. – Вам, должно быть, известно мое имя.

Женщина с интересом посмотрела на меня.

– Да? Уж не хотите ли вы сказать, что вы знаменитость?

– Я похож на знаменитого человека?

– Кто вы? – Это была уже не та Ева, которую я знал. В ней появилось что-то человеческое, какое-то любопытство, волнение.

– Мое имя, – сказал я, внимательно наблюдая за ней, – Клив Фарстон.

Она отреагировала совершенно иначе, чем когда-то Херви Бероу. Я сразу понял, что мое имя раскрыло Еве, кто я. Вначале она с недоверием глянула на меня, затем посмотрела мне в лицо более пристально, словно удостоверяясь, тот ли я, за которого себя выдал.

– Так вот почему вам понадобилось знать мое мнение об «Ангелах в трауре»! – воскликнула она. – Понятно! А я сказала, что эта книга мне не понравилась.

– Именно так. Мне нужно было знать правду, я я узнал ее.

– Я ходила на вашу пьесу «Остановка во время дождя». Я была в театре с Джеком, но сидела за колонной и видела только половину постановки.

– С Джеком?

– С мужем.

– А ему пьеса понравилась?

– Да. – Женщина посмотрела на меня и замолчала, а потом сказала: – Пожалуй, и я представлюсь вам… Я Паулина Херст.

– А не Ева?

– Если это имя вам больше по вкусу, зовите меня Евой.

– Хорошо… хотя мне больше нравится имя Паулина. Оно подходит вам. Впрочем, имя Ева тоже подходит.

В глубине души я радовался. Все шло прекрасно: я не ожидал, что за одну встречу так много узнаю о Еве. Не проявляя излишнего любопытства, я переменил тему разговора. Я не хотел, чтобы у Евы-Паулины создалось впечатление, что я сую нос в ее личную жизнь. Обед прошел очень оживленно. Я с интересом выслушивал меткие и остроумные замечания Евы о людях, сидящих поблизости от нашего столика. Особенно хорошо она разбиралась в мужчинах. Достаточно ей было мельком взглянуть на какого-нибудь представителя сильного пола, как она делала весьма интересные предположения о его профессии и характере. У меня, естественно, не было возможности проверить, права ли она в своих умозаключениях, но ее замечания были очень убедительны.

После обеда мы отправились в театр. Пьеса, как я и думал, Еве понравилась. Во время перерывов мы быстро выпивали какой-нибудь коктейль и спешили на свои места. В последний перерыв, когда я и моя спутница, выпив очередную порцию, отошли от бара, я почувствовал, как кто-то тронул меня за рукав и, оглянувшись, увидел Френка Ингрема.

– Как вам понравилась пьеса?

Я готов был задушить его. Он наверняка расскажет Кэрол, что встретил меня.

– Пьеса просто великолепна, – сказал я, здороваясь с Френком, – и прекрасно поставлена.

Он посмотрел на Еву.

– Да, не правда ли?

Затем толпа разделила нас троих, я с трудом добрался до своего места и сел. Ева уже находилась в партере, она вопросительно посмотрела на меня и спросила:

– Твой знакомый?

– Это Ингрем, который написал пьесу «Земля бесплодна».

– Ничего, что он видел нас вместе?

Я покачал головой.

– А какое ему до этого дело?

Ева стрельнула в меня глазами, но промолчала. Последний акт был для меня испорчен. Я все время думал о том, что скажет на это Кэрол.

Нам повезло, и мы вышли из театра одними из первых. Больше я Ингрема в этот вечер не встретил. Я и Ева сели в машину и поехали по Вайя-стрит.

– Хотите выпить перед тем, как мы расстанемся?

– Пожалуй.

Мы вошли в тот же самый бар и довольно долго оставались там. Мы много выпили, но Ева была трезвехонька. Я почувствовал, что опьянел, и решил больше не пить. Ведь я же вел машину!

– Теперь по последней и поехали. Хотите выпить бренди?

– Зачем?

– Чтобы посмотреть, как оно на вас подействует.

Если бы не ее блестящие глаза, можно было бы подумать, что Ева абсолютно трезвая.

– Хорошо, – согласилась она.

Я заказал двойную порцию бренди.

– А себе? – спросила моя собеседница, глядя на меня непонимающе.

– Я за рулем.

Ева залпом выпила бренди, не оставив в стакане ни капельки.

Я решил, что вместе с последним глотком бренди выпиты и заключительные минуты свидания. Я знал, что отвезу Еву домой. Что будет дальше и как будет, я старался не загадывать, считая напрасным трудом: эта женщина поступит так, как ей вздумается.

Мы вышли из бара, сели в машину, и я медленно поехал по Лаурел-Каньон-Драйв. А подъехав к дому, я услышал спокойные слова, прозвучавшие приглашением:

– Можете поставить машину в гараж. Там достаточно места.

В гараже стоял маленький двухместный «редстер», и я с большим усилием умудрился поставить рядом свой огромный «паккард». Ева успела открыть дверь дома и ожидала меня в прихожей. Я взял монтировку из багажника машины и поднялся наверх по лестнице вслед за женщиной. Мы вошли в спальню, и Ева тут же зажгла свет.

– Вот мы и пришли, – сказала она, и я почувствовал в ее голосе какую-то нерешительность. Стояла Ева, не глядя на меня, так повернув голову, что ее подбородок почти касался плеча, правая рука с растопыренными в виде буквы «у» пальцами покоилась на груди, словно женщина защищалась от нападения, левой рукой она придерживала локоть правой. Я бросил монтировку на кровать, взял женщину за плечи и слегка сдавил их. У нее были красивые, хрупкие плечи. Настолько хрупкие, что пальцы мои, охватив их, встретились. Ева не шелохнулась. Несколько секунд мы сохраняли ту близость, которая щемящим воспоминанием останется во мне навсегда. Но такой близости мне было недостаточно.

Я прижал Еву к себе. Она рванулась в сторону, потом медленно отняла руки от груди и обняла меня.

10

Я проснулся от жары и духоты. Серый рассвет проник в спальню через два окна, расположенные на противоположной стороне от кровати, и окутал маленькую комнату мягким, таинственным светом. Какое-то мгновение я не мог припомнить, где я, потом увидел стеклянные фигурки животных на комоде и, повернув голову, посмотрел на лежащую рядом Еву. Она спала, согнув ноги в коленях и закинув руки за голову. Лицо спящей казалось совсем юным. Приподнявшись на локте, я разглядывал ее, удивляясь тому, что, погруженная в сон, Ева казалась такой молодой и похожей на ребенка. Разгладились морщинки на ее лице, смягчилась резкая, упрямая линия подбородка. Сонная, Ева казалась еще более хрупкой. Но я знал, что стоит ей только открыть глаза, как обманчивое впечатление пройдет. Ключом к характеру этой женщины было выражение ее глаз, выдающих беспокойную, мятежную душу и тайные пороки. Даже во сне эта душа не знала покоя и отдыха, терзая плоть женщины, что угадывалось по вздрагиванию тела, движению губ, по слетающим с них стонам, по беспокойным пальцам рук, которые то сжимались, то разжимались. Это был сон человека, истерзанные нервы которого были натянуты до предела. Закинутую над головой Евину руку я осторожно опустил вниз. Ева не проснулась, тяжело вздохнув, потянулась ко мне, охватила меня руками и крепко прижала к себе.

– Милый, – пробормотала она, – не уходи от меня!

Произнесены были слова в сонном забытьи и обращены были не ко мне. Я знал это. Возможно, Ева думала, что рядом лежит ее муж или любовник, а мне так хотелось, чтобы она сказала это мне. Ева лежала в моих объятиях, голова ее покоилась на моем плече, но даже спящая эта женщина мне всецело не принадлежала. Внезапно тело ее резко дернулось. Она проснулась. Вырвавшись из моих рук, Ева упала на свою подушку.

– Привет! – сказала она. – Сколько времени?

Я посмотрел на свои часы. Было пять тридцать пять утра.

– Господи! – воскликнула она. – Почему тебе не спится?

Я снова почувствовал, как жарко и душно в кровати.

– Сколько здесь одеял? – спросил я и сосчитал. Их было пять, да еще сверху лежало одно ватное стеганое. Вероятно, я вчера вечером был настолько пьян, что не заметил этого. – Зачем тут столько одеял?

Ева ответила, подавляя зевоту:

– Так нужно. Иначе я мерзну.

– Сейчас проверю, – сказал я и начал одно за другим стаскивать одеяла.