Без Отечества… Цикл ’Без Веры, Царя и Отечества’ - Василий Сергеевич Панфилов

места. На ходу она, перескакивая с одной темы на другую и ни одну не заканчивая, поведала о дочке и об улицах Латинского квартала. А ещё о том, что она, Эка Папиашвили, порядочная женщина, и мне невероятно повезло с хозяйкой и жильём. Она всем помогает и относится к постояльцам как к родным, потому что она, Эка, святая женщина!

Долго, впрочем, экскурсия не продлилась. Эка, астматично дыша и повествуя о своём величии, необыкновенных знакомствах и о том, что ней считают за честь общаться исторические личности, потаскала меня по улицам взад-вперёд минут пять, ухитрившись не выдать ни на йоту полезной информации.

Во время экскурсии я снова услышал только, что мне необыкновенно повезло, что она, Эка, живёт не здесь, и о том, что русские — генетические холопы. Пока я переваривал услышанную информацию, не вполне понимая, а не послышалась ли она, Папиашвили вывалила на меня ещё один ворох сумбура, и поймав такси, уехала.

Я же, проводив её взглядом, покрутил затёкшей шеей в разные стороны, крутанулся в пояснице, и повинуясь желудку, пошёл в ближайшее бистро. Посетив туалет, вымыв руки и умывшись, взял сперва стакан воды, а потом, отринув желание заказать всё и сразу, взял киш по лотарингски немного вина.

Пара глотков вина… а недурственно! Не самое лучшее, но для недорого бистро несколько даже неожиданно хорошо. Киш оказался ничуть не хуже, так что я, смакуя каждый кусочек и не забывая запивать его вином, принялся наслаждаться обедом, рассеянным взглядом поглядывая по сторонам.

До вечера ещё далеко, и потому бистро стоит полупустое. Но даже сейчас здесь есть занятные типы, наблюдать за которыми довольно-таки интересно. Впрочем…

… это всё потом. Сейчас у меня не то чтобы закрываются глаза, но после бессонной ночи и тяжёлого путешествия, сознание работает на холостых оборотах.

Попытавшись вспомнить список дел, потерпел сокрушительное поражение и прибег к помощи записной книжки. Листая её и не забывая о кофе, составил план действий, к реализации которого приступил без промедления.

— Сперва в банк! Хотя… — хлопаю себя по карманам, — сперва в квартиру вернуться надо.

Заскочив по дороге в несколько магазинчиков за всякой хозяйственной мелочёвкой, вернулся в свою мансарду и не без труда открыл дверь, постоянно вспоминая недавние наставления квартирной хозяйки о том, что с ключом нужно обращаться «нежнее». Затем, закрывшись изнутри, разобрал часть вещей и только потом обратил внимание на обстановку в комнате.

— Да-а… — протянул я, тыкая носком ботинка в засохший огрызок яблока на полу, — это по её мнению «немного грязно»? Вот это свинарник! Ладно, приберусь… хотя Эка тот ещё кадр!

Снова захотелось в туалет, но посетив его и рассмотрев наслоения гуано на унитазе, я решил снова сходить в бистро. А квартира… придётся нанять кого-то, чтобы вычистили этот хлев!

— Ну, Эка…

Открыв щелястое, нещадно скрипучее окно, обещающее постояльцу постоянный приток свежего воздуха, а иногда и виды, я подтянулся и выскользнул на черепичную крышу.

— Ну… хоть в этом не ошибся, — констатировал я, озирая возможные пути отхода. Собственно, я и выбирал временное жильё прежде всего по близости к Сорбонне и путям отступления, случись вдруг что.

… и только сейчас стало ясно, что «вдруг что» осталось в России, а здесь, разумеется, не «тишь, гладь и Божья благодать», но уж точно — квартиру следовало выбирать по иным параметрам!

— Ладно, — я попытался утешить себя, — пара недель максимум, и найду нормальную квартиру!

Стараясь зачем-то, чтобы меня не было видно с улицы, осторожно прошёлся по крыше, запятнанной голубиным гуано, кошачьими «подарками» и разным сором, принесённым ветрами. Виды потрясающие! Хоть здесь владелица квартиры не соврала…

Оценив возможность устроить на крыше пикник, нашёл эту идею вполне интересной. Прибраться слегка, и пожалуйста — можно будет попивать кофе или вино, обнимая девушку и любуясь видами Латинского квартала в качестве прелюдии. Ну или пить вино с такими же студиозусами, беседовать с ними о всяком разном, орать с крыши песни и строить грандиозные планы на будущее.

Спустившись вниз, зашёл к консьержу, листающему в своём закутке старую газету и не выпускающему из тонкогубого рта потухшую трубку. Завидев меня, он вопросительно приподнял бровь и перекинул трубку во рту, шевельнув роскошными усами.

— Позвонить? — зачем-то переспросил он, — А… звони, только платите сразу. А то знаю я вас, студентов!

— Да, месье, — киваю я, протискиваясь мимо него к телефону, стоящему на отдельном столике.

«— Винтаж! — мелькнула восхищённая мысль при виде сего девайса, — Не удивлюсь, если это один из первых аппаратов современного типа, очень уж вид соответствующий. Скорее всего, его купили где-нибудь на блошином рынке…»

Мелькнула и ушла (но не до конца!) мысль о том, что лет через несколько, когда (и если!) дела пойдут более-менее хорошо, неплохо бы прикупить где-нибудь в Швейцарии домик. Не только как вложение капитала и убежище от Смутных Времён, но и как хранилище для подобных винтажных вещиц.

Присмотреть особнячок в глуши с большими, сухими подвалами, и покупать потихонечку на блошиных рынках Парижа то, что лет этак через полсотни будет цениться на два порядка дороже. Потому что картины, это само собой, но и вещицы такого рода, особенно не нуждающиеся в каких-то сложных условиях хранения и не боящиеся плесени, вполне недурственное вложение капитала!

Да собственно, и не только капитала… по крайней мере, не напрямую. Большинство значимых коллекционеров люди состоятельные, с так называемыми «старыми» деньгами. Влиться в эту среду, стать в ней не просто «своим», но и в некотором роде заметной фигурой, дорогого стоит.

Листая записную книжку, чьи страницы набрякли от сырости, нахожу нужный номер и снимаю трубку с рычагов.

— Мадемуазель! — слышно плохо, будто барышня на телефонной станции держит трубку в полуметре от себя. Да ещё какие-то потрескивания, будь они неладны, — Мадемуазель, соедините меня…

Консьерж, пожилой носатый француз, низкорослый, несколько полноватый и заросший обильным волосом, слушал мои разговоры безо всякого стеснения, нещадно дымя и не пытаясь даже делать вид, что ему это неинтересно.

— … да, месье, да… Алекс! Нет, из России! Из Москвы! Да, да, Пыжов!

— … да, в любое удобное для вас время, месье Николя!

— Мадемуазель! — консьерж выразительно трясёт пустым кошельком, показывая, что надо доплатить. Телефон нынче удовольствие ох какое недешёвое!

Киваю понятливо, и удерживая трубку плечом и шеей, роюсь в карманах. Где же, где…

— … соедините меня…

Наконец, несколько охрипнув и заработав лёгкую головную боль от беспрестанных попыток вслушиваться в треск, кладу трубку и устало приваливаюсь к стене, разминая шею.

— Студент? — фамильярно поинтересовался консьерж, окутываясь клубами дыма и