Рамаяна по-русски - Олег Юдин

– Я здесь, мой император!

– Молодец! – похвалил его Равана.

– Служу императору и короне!

– Короне можешь не служить!

– Слушаюсь! Корону вычёркиваю, – произнёс новый минфин и в рабочем порядке произвёл запись в журнале.

Шурпа подошла вплотную и воткнула длинный нож для колки льда новоявленному минфину в основание черепа. Тот упал навзничь. Агония этого министра финансов была даже более страшной, чем у предшественника.

– Назначить!.. – хотел было крикнуть Равана, пока охранники за ноги уволакивали из апартаментов два свежих трупа, но претендентка в дочери перебила его:

– Па, ну, не выпендрёживайся! Так мы с тобой только кучу народа зазря положим, а мы же не отморозки какие-нибудь, правда?

– Это точно, ваше высочество! – раздался весёлый жизнерадостный голос из толпы приближённых. За фразой последовал здоровый смех молодого, полного сил и энергии и хорошо вымуштрованного смеяться придворного.

Шурпа резко обернулась и выстрелила наугад. Из дула кольта лениво выползла струйка дыма. Пока дочка Раваны привычно продувала ствол оружия, в толпе раздался звук упавшего наземь тела. И тут же прозвучал язвительный голос:

– Вы не того пристрелили, мэм!

Шурпа выстрелила на голос. Упало ещё одно тело. Поскольку комментариев больше не последовало, девчонка весело озвучила умозаключение:

– Похоже, на этот раз того!

– Дочка! Ты срываешь государственное совещание, – капризным голосом произнёс Равана.

– Па, знаешь, как надоели эти твои примочки? Из-за твоих бесконечных совещаний простая рублёвская девчонка не может 5 минут с родителем поговорить!

Подданные сочувственно загудели.

– Вот видишь, па? И народ меня поддерживает. Пять минут – и парься дальше со своими министрами.

– Ладно, что там у тебя?

– Па, я замуж хочу.

– Так выходи! Какие проблемы?

– Па, меня в этой стране замуж больше никто не берёт!

– Так не выходи! Какие проблемы?

– А я хочу, понимаешь? Чтоб по-настоящему, чтоб жили долго и счастливо – и умерли в один день.

– Ну, вторую часть просьбы могу выполнить хоть сейчас. Кто из присутствующих тебе нравится?

Шурпа обиженно подобрала красивые пухлые губки и сказала:

– Ну и шуточки у тебя, папочка! Тем более, при посторонних!

– Так! – заорал Равана. – Всем срочно заткнуть уши!

Он принялся с пристрастием смотреть на приближённых, которые всем своим видом и талантом устремились демонстрировать, как тщательно они могут затыкать уши. Выстрел прозвучал не неожиданно. Глядя на упавшего, Шурпа произнесла:

– Мне показалось, что этот подслушивал, – потом оглядела барабан, крутанула его пальцем и с сожалением сказала: – Блин! Патроны кончились!

По залу пронёсся единый вздох облегчения.

– Обманула-обманула! – радостно закричала Шурпа и стала разряжать обойму в толпу. Насколько не были дисциплинированными приближённые величайшего из императоров, но и они утратили профессионализм государственных служащих и в панике побежали вон из апартаментов.

Шурпа игриво повернулась к отцу и сказала, заговорщически подмигнув:

– Ну вот, теперь можно нормально поговорить, папуля!

Равана вышел из себя и заорал:

– Ты что себе позволяешь, дура?! Это же – лучшие из лучших! Кого ты мочишь, скотина? С кем я работать буду?

– Ладно, па, расслабься!

– Нет! Я тебя накажу!

– Как? Пальчиком погрозишь? Или в угол поставишь?

Равана схватился за сердце и, громко задышав, пробормотал:

– Где валидол?

– На фиг тебе валидол? – в бешенстве заорала Шурпа. – У тебя же нет сердца! Дочь, можно сказать, умирает, а он… Валидол!

– От чего дочь умирает?

Шурпа мгновенно сменила настроение и, всхлипнув, пожаловалась:

– От любви!

– От какой, на хрен, любви?!

– Если бы я сама знала! – в этом месте Шурпа безутешно разревелась, упав отцу на грудь.

Равана с минуту стоял ошарашенный. Потом стал гладить её по красивым чёрным волосам, приговаривая:

– Ну, будет, дочка! Не плачь! Щас папка что-нибудь придумает.

Вдруг глаза его радостно заблестели и он воскликнул:

– Ура! Придумал! Вот тебе, доченька, ключики от вимана «666». Заводи его – и лети на север, да подальше. Там тебя ещё мало кто знает: авось, какой-нибудь сердобольный мужичонка и отыщется.

– Какой ты у меня молодец, папусик! – просияла Шурпа, схватила ключи от самолёта, поцеловала родителя и стремглав бросилась на улицу.

– А ты, правда, моя дочка? – успел спросить вослед император.

Уже в дверях Шурпа остановилась, повернулась на длинных стройных смуглых обалденных ногах и честно призналась:

– Вообще-то, я тебе – родная сестра, Рави. А так классно выгляжу только потому, что профессионально занимаюсь фитнесом и хатха-йогой.

– Ну, ладно, – успокоился Равана, – всё равно близкая родственница, – и, чтобы замять неловкость, добавил: – Об этом я просто так спросил, без подоплёки.

17. Не губите, мужики, не губите!

Роман проснулся и увидел глаза любимой. Минуту назад она разглядывала его спящего и чему-то улыбалась.

– О Саха-Джахи! Очи твои!

– Утро доброе, – тихо-тихо сказала она грудным низким голосом. – Как почивал мой супруг и господин?

Ромка потянулся, чувствуя телом жаркую близость жены, обнял её и с улыбкой признался:

– Я видел сон.

– Какой?

– К нам в хижину на аудиенцию прилетал Агастья.

– И что он сказал?

– Я думаю.

– О чём?

– Могу ли тебе об этом рассказать?

– Можешь, – серьёзно молвила Света. – С женой ты можешь говорить обо всём. Конечно, если не боишься.

– Агастья сказал, чтобы я берёг тебя.

Светуля прильнула к Ромику всем телом и молча улыбнулась. Это было не счастье или несчастье. Это был полный покой. Шанти ему имя.

– Агастья сказал:

– Юная дева Маитхили, не привыкшая к испытаниям, из любви к своему господину последовала за ним в лес, хотя путь ваш труден. Поэтому, о Рама, храни её. С изначальных времен природа женщины – быть с мужчиной в процветании и отвергать его в дни испытаний. Мысль женщины стремительна, как молния, а слово остро, как нож, её настроения подобны полету коршуна. Таковы женщины! Но твоя супруга свободна от таких грехов, достойна славы и безгранично предана тебе. Среди богов она известна как Верность.

– Что ещё сказал Агастья?

– Больше ничего. На этом сон закончился.

Света поцеловала Ромку и змеёй выскользнула из-под медвежьей шкуры, подаренной одним из отшельников, посетивших их с тех пор, как троица друзей поселилась на берегу стремительной Годавари у подножия Магнитной горы.

Утро вступило в свои права.

Выйдя из хижины, Светлана подумала, что хорошо вот так прожить всю жизнь в этом тихом месте, ни о чём не беспокоясь и никого не тревожа.

– Гата! – крикнула митхилка и вытянула руку в направлении высокого валуна, выглядывающего из земли и окружённого мохнатыми елями, лапы которых были покрыты снегом.

С неба на валун упал огромный чёрный коршун. Величественно сложив крылья, он издал высокий приветственный звук.

– Знаешь, Гата! – поделилась с коршуном Светичка. – Рома передает тебе привет от Агастьи.

Коршун широко взмахнул крыльями, хлопнул ими и внимательно уставился на собеседницу правым глазом. Взгляд птицы, казалось, пронзал насквозь.

– А ещё он сказал, что Агастья считает, будто коршуны и мы, женщины, очень похожи. Хочешь знать чем?

Коршун согласно промолчал.

– Мы так же быстро меняем настроение, как вы летаете.

Коршун засмеялся по-птичьи. А через миг его уже не было в поле видимости.

Лёха, как истинный телохранитель, уже нёс свою суровую службу, стоя на краю поляны спиной к хижине. Света хитро улыбнулась, слепила снежок – и что было силы запустила в деверя. Он стремительно развернулся и поймал пущенный ею снежок, да так, что тот сохранил свою форму.

– Привет! – улыбнулась Света. – Какая красивая зима сегодня!

– Она – любимое время нашего Романа, – приблизившись, сказал сын Саманты.

– Расскажи, – попросила Светичка.

– О чём?

– О Зиме.

Коршун упал с неба на валун и просительно заклекотал.

– Вот видишь: и Гата хочет тебя послушать.

– Зима, – произнёс Алексей, – это время, когда жизнь сбрасывает с себя морщинистую маску старости и растекается в воздухе тишиной. Зима – это ничем не затронутая чистота и время наслаждения плодами деяний, посеянных весной, взращённых в летнюю пору и собранных в житницы во время сбора урожая. Зимой не утолившие жажду завоеваний полководцы готовят свои армии к новым походам. В зимнюю пору Солнце уходит на юг, туда, где обитает всепоглощающий Яма-раджа. И север в это время напоминает женщину, лишившуюся благоприятного тилака на лбу – знака, символизирующего то, что она находится под защитой своего супруга. Луна в зимние ночи не светит как прежде. Её молочное сияние тускнеет, будто Луна тоскует в разлуке со своим возлюбленным. Свет Луны зимой напоминает загоревшую в солнечных лучах кожу юной митхилки, кожу, которая после стольких солнечных дней уже не столь бела и ослепительна, как в весеннее время и в начале лета.