Очищение - Олег Верещагин

Мэр поднялся навстречу с улыбкой – из-под портрета… Сталина, висевшего точно над его креслом. Вокруг портрета была видна на стене заметная более темная «рамка» – видимо, еще недавно тут висел более крупный по размерам портрет президента, и Романов подумал, что, наверное, мэр и сейчас хранит в сейфе комсомольский билет, а то и партийный от КПСС – на всякий случай. Нет, скорей всего, только комсомольский – для партии молод…

Маркевич между тем уже успел потрясти Романову руку – с улыбкой – и, пригласительно-повелительным жестом указав на одно из кресел, прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Сказал несколько фраз о постигших страну несчастьях, о своей роли как хозяина города. Фразы были пустые, гладкие, похожие на толстых ленивых рыб. Романов ждал – без улыбки, спокойно не отпуская мэра взглядом, и видел, что Маркевич от этого нервничает. Наконец мэр остановился напротив, уперся в стол широко расставленными руками, наклонился…

– По моим сведениям, вашими усилиями в бригаде сегодня утром наведен должный порядок, – сказал он. – Это отрадная новость. Крайне отрадная. Мы ждали чего-то подобного от офицеров, верных долгу… присяге, так сказать… ждали и верили, да-да… Я бы хотел предложить вам взаимовыгодное сотрудничество. Ваша бригада – просто неоценимый клад для нас…

«Сейчас, – подумал Романов и внутренне напрягся. – Сейчас все решится. Пожалуйста, скажи то, что должен сказать. Я не злодей, я не хладнокровный убийца. Я не хочу. Скажи. Будь ты человеком, слышишь?!»

– …Я бы хотел просить вас перебросить сюда, к мэрии, пару сотен бойцов. Желательно – лучших. Для защиты законной власти в нашем лице. У нас мало людей, еще меньше – надежных людей. Безвластие и хаос в случае, если с нами…

Короткого широкого клинка тычкового стилета с бритвенно-острыми кромками вполне хватило, чтобы перерезать Маркевичу сразу обе коронарные артерии и гортань. Никак отреагировать на действия старшего лейтенанта он просто не успел. Свистнувшая кровь долетела алым веселым дождиком до противоположной стены.

– Быг, – утробно сказал Маркевич и умер. Потом завалился на стол, по которому во все стороны потекло вишневое, а со стола сполз на пол. Как-то расслабленно-мягко, словно кусок теста. И бесшумно – ковер был дорогущий, просто роскошный, глубокий, как трава на поляне.

Романов вытер клинок о какие-то бумаги, усмехнулся. Убирая оружие в пояс, подошел к столу, наугад выдвинул несколько ящиков. Во втором сверху оказалось искомое – пистолет, понтовая хромированная «беретта-92». Собственно, можно было бы и без него обойтись, но лучше – с ним. Старший лейтенант сунул пистолет в берет, еще раз посмотрел на лежащий у стола труп и вышел в приемную.

На то, чтобы застрелить охранников, понадобилось какое-то мгновение. Они упали со стульев, на которых сидели, как подстреленные вороны с жердочек, – и тому и другому пули попали в лоб, почти точно меж глаз. Уронив дымящийся берет, Романов повернулся к привстающей секретарше и тихо сказал:

– Сестренка, только не кричи. Я тебе ничего не сделаю.

Девушка опустилась обратно. Видимо, тон был найден верно, а слово «сестренка» как-то ее успокоило. Стиснув руки где-то под столом (не на кнопку ли давит? Нет, похоже), секретарша тихо попросила:

– Пожалуйста… не убивайте меня…

– Я же сказал – не убью. – Романов прислушивался. Снаружи все было спокойно, видимо, шум важной работы по переливанию из пустого в порожнее заглушил выстрелы, и без того смазанные беретом. – Я бы и их не стал убивать, но… У тебя родные есть?

– Брат… младший. – Девушка продолжала тискать руки под столом.

– Где он?

– Тут, в подвале… тут у всех семьи, кто здесь работает… там много места и запасы большие… господин офицер…

– Какой я тебе господин… – Романов подошел к двери, запер ее тихо. Девушка следила за ним полными ужаса глазами, потом быстро сказала, вспомнив другое слово:

– Товарищ офицер, товарищ командир… пожалейте нас… мы с Алькой детдомовские, ему всего десять… Илья Данилович мне его взять разрешил сюда, если я… он сказал, что, если я… то он Альку выбросит… – Губы девушки задрожали. – Как щенка, он сказал… а меня все равно…

– Тихо! – Романов подошел к столу, посмотрел на бедж на груди девушки. – Вот что, Оля. Ты мне сейчас поможешь. Я думаю, что все-таки все будет хорошо и никто никуда твоего Альку не выбросит. И тебя тоже больше никто не обидит. Но ты мне должна помочь.

– Я… – Девушка стиснула руки перед грудью. – Я боюсь.

– Ну и что? Я тоже боюсь.

Недоверчивый взгляд:

– Вы?

– Угу.

– Хорошо. Я помогу. А Илью Даниловича вы убили?

– Угу.

Девушка на миг прикрыла глаза, потом кивнула решительно:

– Я помогу. Что надо делать?

– Ну, во-первых, открой мне балкон и включи громкоговорители. И одновременно внутреннюю связь по кабинетам. Сможешь? Работают они?

– Да… конечно. – Она встала, подошла к большой двери. Оглянулась на офицера, щелкнула фиксаторами, снова вернулась к столу, набрала что-то на компьютере.

Романов, следивший за нею, уточнил:

– Компьютеры работают все?

– Да, даже внутренняя сеть есть. – Секретарша перевела дыхание. – Когда взорвалось, ну, те бомбы, то которые компьютеры работали – те сгорели. Но тут запасных много было… А что вы собираетесь делать?

– Оль, давай договоримся так – ты ничего не спрашиваешь… и не пытаешься бежать сейчас, когда я буду занят. Нет, я не буду в тебя стрелять и даже догонять не буду. Просто глупо.

– Я не буду убегать… А что мне еще делать? Ой! Но я же должна знать…

– Пока посиди. Убитых не боишься?

Она покачала головой.

– Тогда просто сиди. И запомни – не бойся.

Секретарша кивнула. Сказала:

– Микрофон там в балкон встроен. В перила посередине. Вы увидите…

Романов вышел наружу…

Над городом светило солнце – ярким тревожным диском на ясном, на каком-то… каком-то совсем не летнем почему-то небе. Но город все равно казался серым, и серым был видный сбоку вдали океан. Старший лейтенант окинул взглядом ближние кварталы. Чуть поодаль даже медленно ехала куда-то машина.

Романов перевел взгляд на площадь. Сделал еще шаг и, сняв с микрофона на фигурных перилах непромокаемый чехол, негромко сказал:

– Прошу внимания… – Своего голоса из динамиков он не услышал, но на площади все зашевелились. – Говорит Романов. Только что мною за неисполнение своих должностных обязанностей был убит господин Маркевич.

Ага, зашевелились активней… Несколько человек побежали к входу… а пулеметчики в капонире неуверенно, но взяли на прицел «уазик». Романов усмехнулся:

– Прежде чем кто-то из вас совершит глупость вроде стрельбы, хочу предупредить, что, если через пятнадцать минут я не передам в бригаду кодовое сообщение – вот с этого балкона фонариком, – мэрия и площадь будут срыты с лица земли. Сюда нацелены две установки «Град». Старые. Но надежные, поверьте. Всем оставаться там, где кто находится сейчас. Это приказ.

Он сам удивился тому, как звучит его голос. И – не удивился тому, что площадь замерла. Позади в дверь приемной вроде бы настойчиво стучали… но тут стук как раз оборвался.

– Оружие – все оружие, имеющееся на руках у находящихся в мэрии и на площади, – будет сдано людям около машины «УАЗ», стоящей на въезде на площадь. Если к концу дня при досмотре будет обнаружен на руках хотя бы один ствол – расстрел на месте. Прошу всех понять – власть переходит в руки… – Он на долю секунды задержался и продолжал; эту задержку, наверное, заметил он один, и он один знал, чего она стоила и о чем он успел подумать в этот наикратчайший миг: – Большого Круга Русской армии. Сейчас обращаюсь к находящимся на площади служащим полиции. Начинайте сдавать оружие. Сдавшие отходят к памятнику Ленину и ждут. Внутри здания всем оставаться на местах до особого распоряжения. Вячеслав Борисович, принимайте стволы, пожалуйста. Сержант, поезжайте в часть, жду вас через полчаса со взводом.

– У нас в подвалах семьи! Какие вы даете гарантии?! – крикнул кто-то снизу. Там, на площади, теперь все видели его, все смотрели на балкон. Уже не только полицейские, из здания высыпало и продолжало выходить немало народу.

– Никаких – ни вам, ни вашим семьям, – отрезал Романов. – Могу гарантировать только беспристрастное разбирательство по каждому из вас – кто, как и зачем жил, что делал тут. Устраивает ответ?

Снизу промолчали. Но первые люди уже складывали оружие рядом с Жарко. Он стоял у капонира, широко расставив ноги, руки – на бедрах, и в его позе не было рисовки. Всем стало ясно, что «процесс пошел» и уже неостановим. «УАЗ» отъехал, и Романов вдруг увидел того капитана, который просил автоматы, – он, оказывается, не ушел, стоял как раз за машиной.