Надежда победителя - Дэвид Файнток

Наконец, поезд остановился. Я взял сумку, вышел вслед за отцом на перрон.

– Не тратьте денег на автобус, туда можно дойти пешком, – сказали отцу в справочном бюро.

Мы шли молча. Сумка казалась тяжелой: несъеденный завтрак, огромная Библия и еще несколько книг, которые я зачем-то захватил в последний момент, хотя мог бы взять вместо них легонькую дискетку. Чтобы я не потерялся в толпе, отец взял меня за плечо. Он шел слева, поэтому я переложил сумку в правую руку и протянул ему левую, но отец сделал вид, что не заметил ее. Неужели он не изменит своей суровости даже сейчас, когда минута расставания так близка? Я сделал еще одну попытку, но он так и не взял меня за руку.

Неужели ему так легко расстаться со мной? Ведь разлука продлится годы! Может быть, больше встретиться нам не суждено. Отец, ну утешь меня, скажи хоть что-нибудь!

Ты любишь меня?

Ты покинул свой любимый Кардифф, пусть ненадолго, но я знаю, как это тебе нелегко. Ты сделал это ради меня, другого доказательства любви не надо. Отец, я буду очень стараться, стараться изо всех сил, чтобы ты мною гордился.

Впереди показались металлические ворота. Я снова попытался взять отца за руку, но он не вынул ее из кармана.

В молчании мы подошли к КПП, остановились. Часовые открыли ворота. Я собрался прощаться с отцом, но он развернул меня за плечи к воротам и подтолкнул. Ошеломленный, с тяжелой сумкой, я покорно побрел в раскрытую пасть ворот.

Сделав несколько неуверенных шагов, я обернулся. Отец уже шел обратно на станцию. Я помахал ему вслед, надеясь, что он все-таки обернется, проводит меня взглядом хотя бы издалека. Но он даже не замедлил шаг, так и шел, не оборачиваясь, пока не исчез из виду. Словно железное кольцо сомкнулось на моей шее.

Я сморгнул слезу. Так начался мой первый день в Академии.

– Что с вами, мистер Сифорт? – тревожно теребил меня за рукав сенатор Боланд. – Почему вы побледнели?

Я очнулся от воспоминаний, стряхнул с рукава его руку.

– Ничего. Спасибо, все хорошо. – Я подозвал его сына. – Роберт, на территории Академии я не буду с тобой разговаривать или еще каким-либо образом выделять тебя из общей массы. Ко всем кадетам должно быть одинаковое отношение. Понял? И помни, что отец тебя любит, иначе его здесь сейчас не было бы. – Я кивнул сенатору и быстрым шагом вошел в ворота.

6

Толливер стукнул в дверь моего кабинета, просунул голову и доложил:

– Кадеты для принятия присяги готовы, сэр.

– Хорошо. – Я выключил дисплей, встал. – Пошли.

– На всякий случай я захватил для вас листок с текстом присяги.

– Толливер! – рявкнул я. Как он посмел!? Как будто не знает, что я помню ее наизусть!

– Так я и знал. – Он шел на шаг позади меня. – Вы, наверно, хорошо помните день, когда присягали?

– Конечно. Помню так, словно это было сегодня. А вы?

– Еще бы! Помню даже место, где я стоял. Мы поднялись по крыльцу в административное здание, вошли в большой зал.

– Смирно! – прогремел ближайший к двери сержант.

Все замерли по стойке «смирно». Лишь некоторые из новобранцев недостаточно расправили плечи и выпрямили спины, но я не обращал на них внимания.

– Вольно! – Я вышел на сцену. – Сержант Радс, построить будущих кадетов в две шеренги.

– Есть, сэр.

Вскоре сорок семь мальчишек и тринадцать девчонок стояли двумя нестройными шеренгами. Я начал речь:

– Я, капитан Николас Эвин Сифорт, начальник Военно-Космической Академии ООН, сегодня приведу вас к присяге. Это не просто формальность, а торжественное обещание Самому Господу Богу верно служить космическому флоту пять лет. Вместе с этим вы принимаете мое опекунство на весь срок обучения вплоть до получения звания гардемарина. Помните, ВКС – это не просто отборные, а самые лучшие войска за всю историю человечества, служить в них – великая честь. Как и всякая клятва, присяга имеет силу лишь в том случае, если дается добровольно. Кто желает принять присягу, поднимите правую руку.

Все новобранцы подняли руки одновременно. Я по памяти начал читать текст присяги:

– Я…

– Я, – повторил за мной нестройный хор будущих кадетов, перешедший в бессвязное лепетание своих имен и фамилий.

– Громче, пожалуйста, – потребовал я, – это торжественная клятва. Клянусь своею бессмертной душой… Хор усилился, зазвучал стройнее:

– Клянусь своею бессмертной душой…

– … выполнять законы Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций…

– … выполнять законы Генеральной… Один мальчишка дрожал, у другого на глазах выступили слезы.

– … добросовестно служить в Военно-Космических Силах ООН в течение всего срока службы…

– … добросовестно служить в Военно-Космических Силах ООН в течение всего срока службы…

– … и подчиняться всем законным приказам и приказаниям своих командиров. Да поможет мне в этом Всемогущий Господь Бог.

– … и подчиняться всем законным приказам и приказаниям своих командиров. Да поможет мне в этом Всемогущий Господь Бог.

Несколько секунд прошли в полной тишине.

– Теперь вы кадеты Космического Флота, – торжественно объявил я, вытянулся по стойке «смирно», четко козырнул, как на параде, повернулся по-строевому и вышел из зала.

В коридоре на полпути к кабинету меня догнал Толливер.

– Господи… Иисусе, сын Божий, – восторженно бормотал он, шагая за мной.

– Что? – обернулся я и чуть не потерял равновесие. Пережитое волнение еще сказывалось.

– Блестяще! Великолепно! Церемония прошла просто… Никогда ничего подобного не слышал!

– Хватит издеваться, – буркнул я.

– В самом деле, я нисколько не издеваюсь, сэр. – Похоже, Толливер говорил искренне.

– Лучше обсудим кое-какие дела.

В кабинете я первым делом сбросил китель (еще в зале меня бросило в жар), включил дисплей, сунул в дисковод дискетку с бюджетом и вывел на экран таблицу расходов.

– Во-первых, – начал я, – в вашу задачу будет входить постоянное наблюдение за расходами. Следите, чтобы мы не превысили указанных норм ни по одной позиции.

– Есть, сэр. Но разве это не прямая обязанность интенданта?

– Вы будете его контролировать. Во-вторых, проверьте, действительно ли Академия получает то, за что платит деньги.

– Понимаю, – усмехнулся Толливер, – в некотором смысле я буду генерал-инспектором.

– Мне не до шуток, Эдгар. – На Надежде адмирал Де Марне назначил меня генерал-инспектором, и я взялся за эту работу так рьяно, что в первые же дни отстранил от должности начальника Вентурской базы. Адмирал кипел от гнева. – В-третьих, изучите отчеты за прошлый учебный год. Посмотрите наши заказы. Все ли мы по ним получили? Особое внимание обратите на оборудование и прочие товары, приобретенные за наличный расчет. Обо всех нарушениях и подозрительных заказах докладывайте мне лично.

– У вас есть основания для подозрений?

– Дело в том, что, по словам адмирала Дагани, я имею право тратить деньги из бюджета по своему усмотрению и отчета никто у меня не потребует. Странно все это. Очевидно, такое положение сложилось благодаря привилегированному положению космического флота.

С одной стороны, это хорошо, а с другой, открывает простор для злоупотреблений. Возможно, такой порядок вещей был кем-то придуман из корыстных… – Я прикусил язык. Нельзя критиковать начальство в присутствии подчиненных. – Короче говоря, проверьте на всякий случай.

– Но лейтенант Слик старше меня по должности, ему не понравится, если я буду совать нос в его дела.

– Постарайтесь проводить проверку не слишком открыто. Если же он обнаружит ее и будет чинить препятствия, обращайтесь ко мне.

– Есть, сэр. Насколько строго мы должны придерживаться указанных здесь норм расходов?

– Адмирал сказал, что мы вовсе не обязаны придерживаться каких бы то ни было норм. Более того, я даже могу не отчитываться о количестве кадетов. Понятия не имею, что Дагани имел в виду, но выразился он именно так, а расспрашивать было некогда. Выясните этот вопрос сами. Поищите в кодексах и уставах, спросите у юристов.

– Есть, сэр. Что еще я должен сделать?

– Пока это все. Идите.

Толливер ушел. Заложив руки за голову, я откинулся на удобную спинку кожаного кресла. Наверно, сейчас новоиспеченные кадеты получают на складе обмундирование. Древний ритуал, неизменный для призывников всех времен. Вначале им выдадут серые штаны, потом белые рубашки, потом серые кители. Подходящие по размеру ботинки и нижнее белье новобранцы будут выбирать из огромных куч.

Потом сержанты поведут их в казармы. Слушаться сержантов кадетам придется беспрекословно, а изредка заглянувший в казарму офицер, перед которым по стойке «смирно» вытягиваются даже сержанты, тринадцатилетним кадетам покажется чуть ли не богом, на минуту снизошедшим с небес.

– … В шеренгу по одному становись! Равняйсь! Ты, болван, направо надо смотреть, а не налево! Щас подвинчу башку!