Рождество в Индии - Барбара Форд

— Марк жаловался мне на самочувствие, — сказал Радж, — и, должно быть, пошел прилечь.

— Я слышала, что вождь Шибу не разрешает индусам посещать школу? — спросила худющая дама, обращаясь к Раджу.

— Вождь говорит, что те, кто выше ростом, чем зарубка на священном дереве, не должны посещать школу.

— Но ведь это глупо! — засмеялась дама. Я посмотрела на Раджа и сказала:

— Радж! Скажи вождю Шибу, что все дети должны учиться и ходить в школу.

— Нет, миссис Рочестер, — учтиво ответил он. — Это говорил вождь, а вы — не вождь…

— Но почему?

— Высокие не должны знать больше…

— Тогда я сама поговорю с вождем! — горячо воскликнула я.

Барон Тави что-то невнятно произнес…

Все вдруг умолкли. Мистер Рочестер вздохнул и рассмеялся, очень громко и, пожалуй, несколько дольше, чем допускал такт.

— Джен, радость моя! С тех пор, как ты уехала, здесь многое изменилось! И теперь женское население здесь настолько разнообразно… Но никто, поверь мне, не додумался, кроме тебя, идти и говорить с вождем!

Он снова захохотал, обнимая меня за плечи. Я осторожно отвела его руку и спросила:

— Как идут твои дела с источниками?

— Прекрасно, прекрасно, Джен… Лучше, чем здесь… Но здесь — веселей.

Дама, сидевшая рядом с ним, несколько сконфуженно улыбнулась, посмотрев в мою сторону.

Барон Тави подозвал слугу и отдал ему короткое приказание. Не прошло и минуты, как три удара призвали публику к вниманию.

Барон Тави хотел говорить. Я видела это по устремленным на него взглядам. Он выпрямился, положив руки на стол ладонями вниз, и приказал музыкантам и хору молчать.

— Леди и джентльмены! — произнес барон Тави так громко, чтобы было всем слышно. — Вы мои гости, мои приятели и друзья. Вы оказали мне честь, посетив мой дом в день праздника Рождества Христова. Вы знали меня еще тогда, когда я впервые ступил на землю Индии, не имея ни малейшего представления о том, что выйдет из моей затеи…

Барон Тави замолчал. Секунду-другую поразмыслив, продолжал так же спокойно:

— Многие из вас приехали из других земель, чтобы доставить мне удовольствие и провести в моем доме несколько дней.

Я вижу лица, напоминающие мне дни опасностей и веселья, случайностей, похождений, тревог, дел и радостей.

Амелия Кирну! Четыре месяца вы давали мне в кредит комнату, завтрак и обед…

Лорд Уильям Артини! Вы, имея дело с таким неврастеником-миллионером, как я, согласились взять мой капитал в свое ведение, избавив меня от излишних хлопот, и в три года увеличили основной капитал в тридцать семь раз.

Генри Токкиль! Вам я обязан удачным залогом и сохранением секрета! Вы спасли меня однажды на охоте, когда я висел над пропастью, удерживаясь сам не знаю как.

Леон Друкке! Ваш гений воплотил мой капризный замысел в строгую и прекрасную конструкцию того здания, в котором мы сидим.

Я рад приветствовать вас и поднимаю этот бокал за минуту гневного фырканья, с которым вы первоначально выслушали меня, и высмеяли, и багровели четверть часа, наконец сказали: «Честное слово, над этим надо подумать».

Глядя в том направлении, куда смотрел барон Тави, я увидела старого толстого несимпатичного человека с надменным выражением лица и иронической бровью. Выслушав барона Тави, он грузно поднялся, уперся руками в стол и, посмотрев в сторону, сказал:

— Я очень польщен.

Это был губернатор.

— Итак, — сказал барон Тави, — скоро полночь… — он задумался с остывшей улыбкой, но тотчас встрепенулся. — Я хочу, чтобы не было на меня обиды у тех, о ком я не сказал ничего, но вы видите, что я все хорошо помню. Итак, я помню обо всех все — все встречи и разговоры, я снова пережил прошлое в вашем лице, и я так же в нем теперь, как и тогда. Но я должен еще сказать, что деньги дали мне возможность осуществить мою мечту. Мне не открыть вам ее в нескольких словах. Мой дом — ваш дом, как говорят индусы. Вероятно, это можно назвать иначе: могущество жеста. Еще я представлял себе второй мир, тайное в явном, непоколебимость дома, та вечность, которой я могу играть движением пальца…

В это время грянул праздничный фейерверк.

Гости подняли бокалы и, оставив залу, вышли в парк. Забили барабаны, затрубили раковины и рожки. Множество фантастических цветов и красочных гирлянд запестрели в звездном небе. Заиграла музыка. Гости оживленно захлопали в ладоши.

— Может быть, потанцуете со мной? — услышала я рядом голос Джона Стикса.

Опершись на его плечо, я вошла в круг танцующих.

— Чем вы теперь будете заниматься? — спросил он у меня.

— Я хочу… заняться с детьми индусов в школе… Хочу научить их читать и молиться…

— А зачем вам это нужно? — улыбнулся Джон.

— Во всяком случае, это не ваше дело, — с улыбкой ответила я.

— А как вы думаете, может быть, они не захотят учиться? Не захотят читать? — спокойно продолжала я. — По-моему, сначала надо было бы их спросить об этом.

— А вас спросили, когда вы были ребенком? — я была взволнована его прикосновением. — Я считаю… Я не хочу… чтобы их держали во тьме… Разве вы не согласны со мной?

Я смотрела ему в глаза.

Джон сжал мою ладонь и улыбнулся:

— Я просто не уверен, что их нужно учить нашему языку…

Рядом с нами раздался громкий выстрел хлопушки. И разноцветный дождь конфетти осыпал меня и Джона. Я рассмеялась и невольно прижалась к его груди.

— Знаете, я хотела бы стать путешественницей.

— Действительно?

— Мне нравится путешествовать…

— А когда вы путешествовали бы, вы брали бы с собой много вещей, — засмеялся Джон.

— Нет… Тому, кто путешествует, не нужно развлечений, еды и питья…

Его лицо снова стало немного грустным.

— Это верно… Мне кажется, что вы меняетесь, миссис Рочестер.

— Мне тоже кажется, что я меняюсь… к лучшему… Я хочу научить детей читать… Это мой долг…

Джон улыбнулся и вздохнул. Мы танцевали в пестрой толпе, но мне казалось, что эта ночь и это небо отделили нас от всех присутствующих, от их взглядов и разговоров. Джон по-прежнему крепко держал меня за руку. Но тон его голоса был несколько насмешлив.

— Моя литература, моя ферма, — сказал он. — Почему вы говорите только о себе, о своем? По-моему, каждому нужно просто жить…

— Неужели действительно жизнь так проста для вас? — перебила я его.

Он быстро посмотрел на меня и снова улыбнулся:

— Это сложный вопрос…

— Но я не верю…

В это время часы начали бить двенадцать.

Грянули выстрелы, осыпая небо новыми звездами. Белый, синий, алый дождь!

Рождественский хорал зазвучал с балкона и мне показалось, что это был голос самого Бога.