Это нужно живым. Психология и педагогика военно-поисковой работы - Олег Всеволодович Лишин

людьми трудно. Если этот мост через время — особенно трудно. А если он должен связать живых и мертвых? Если нас должны услышать и понять разные поколения и увидеть в нас не только поисковиков 80-х, но и тех, кто навеки остался в траншеях и воронках? Как сделать, чтобы в одну и ту же минуту нас видели, слышали и понимали как своих и наши ровесники, и те, кто на полстолетья старше нас? Что нам поможет добиться этого?

Только искусство. Однако мало взять подборку стихов погибших и здравствующих поэтов, составить из них литературный монтаж и прочесть его со сцены. Надо, во-первых, обязательно учесть и использовать не только весь свой наработанный опыт, но и новые наблюдения, впечатления, знания. Нельзя, чтобы впечатления покрывались "пылью веков", потому что то, что ново сегодня, завтра уже безнадежно устаревает в восприятии. Во-вторых, необходимо постоянно думать о том, как ярче передать свои чувства людям, как достигнуть соответствия, взаимопереклички стихов, песен и прозы, звукового и зрительного ряда.

Наша агитбригада за годы работы выступала в самом разном составе и в самой разнообразной обстановке: на сцене крохотного сельского клуба, на деревенском пятачке пыльной улицы, в огромном зале городского Дворца пионеров и на опушке леса, на открытой сцене турбазы, в спортзале профтехучилища и у громадного пылающего костра на слете поисковиков, перед аудиторией когда в пятьсот, а когда и в пять человек. Но всегда и везде ребята эмоционально выкладывались так, как будто выступали в последний раз в жизни. Слушатели обычно безошибочно улавливают этот настрой. Вспоминается, как в ноябрьскую метельную ночь под Волоколамском, у села Новлянского, на обдутом ветрами холме наши ребята вместе с сельскими старухами, помнящими войну, ждали машину с останками бойцов из Васильевского. Кости солдат и офицера, поднятые в самом Новлянском, уже были готовы к опусканию в братскую могилу. Шли долгие минуты и часы. Холодно было страшно. Бабки не уходили. И мы начали наше выступление. Ветер забивал глотки, надо было кричать, люди кутались в старые платки и ватники, но никто не ушел. Многие плакали. На дороге — свет фар. Подошла машина из Васильевского сообщить: только что вскрыт подпол, начали доставать кости из воды, раньше утра их не привезут. При свете ручных фонариков мы стали опускать в могилу останки старшего лейтенанта Коли Смирнова и пятнадцати его бойцов. Могут бросить упрек, что это было сделано недостаточно торжественно. Мы помним и другие захоронения — с почетными караулами и орудийными салютами. Но более острого ощущения народного горя и народной памяти, чем ночью у села Новлянского, нам испытывать не приходилось.

Сейчас в традициях отряда подготовка новой программы по результатам и впечатлениям последней экспедиции дважды в году. О сложности подбора поэтического и изобразительного материала и говорить нечего: это одна из ключевых проблем. Созвучие того, что читают ребята, и того, что они чувствуют, должно быть полным. Поиски такого созвучия и привели нас к поэзии Ю. Белаша.

Этап духовно-практического осмысления поисковой работы мы ощущаем как насущную потребность, необходимость. Иначе нам не вырваться из плена впечатлений от липкой грязи воронок, от траншейной глины, от черных и мокрых или, наоборот, желтовато-белых и сухих костей, от того простого и страшного, во что превращается "мыслящий тростник". Мы должны понять и жизнь, и смерть, следы которых видим и изучаем с трезвостью патологоанатомов. От первичного знания о войне к людям, свидетелям событий, от них — к земле, к поиску самых неопровержимых свидетельств истории, от них — к осмыслению сделанного через искусство и творчество, и снова — к людям. Таков, на наш взгляд, полный цикл поисковой работы.

"Концерт я не скоро забуду, — пишет девятиклассница после экспедиции в Ондозеро. — Тогда, на генеральной репетиции, я вдруг поняла, что эти кости раньше были людьми, которые любили и ненавидели, смеялись и плакали и мало чем отличались от нас. Я и раньше это знала, даже пыталась представить, но не получалось. А там... вдруг поняла, почувствовала, почти увидела их, как будто бы открылась какая-то дверца в прошлое". Юноша того же возраста тоже считает, что "без концерта раскоп не оставил бы такого глубокого следа. Концерт — это как бы кульминация всей нашей работы". В то же лето, после работ в Ондозере и тяжелого маршрута, специально проложенного нами по бездорожью и труднопроходимым болотам к высоте 195,1 по следам 1-й партизанской бригады Ивана Григорьева, трое наших старших поисковиков — Миша Шевченко, Аня Беляева и Жанна Малашенко — сложили песню, которую включили в выступление перед местными жителями:

Снова кровавы закаты,

Солнце скатилось в овраг.

Может быть, с автоматом

Там притаился враг.

Канатами скручены нервы.

Ветер уносит дым.

Если ты будешь первым,

Тебе не уйти живым.

Шагаем вторые сутки,

Считая каждую пядь,

К той роковой высотке

Сто девяносто пять.

И финские пули свищут

Над скалами, у земли.

Живые пусть с нас не взыщут:

Мы сделали, что могли.

Товарищи встанут утром,

Лавиной пойдут на прорыв.

Под небом карельским хмурым

Вырастет первый взрыв.

Но головы подняты гордо:

Судьба обрекает их

Мертвыми быть среди мертвых,

Живыми — среди живых.

Познание через творчество — очень важное заключительное звено поисковой работы. Фридрих Энгельс когда-то сказал, что произведения Оноре де Бальзака дают более глубокое понимание описываемой им эпохи, чем специальные работы историков. Сходная мысль есть и у Гегеля в его "Лекциях по истории философии". Любые страницы человеческой истории наиболее справедливо анализировать не только и не столько через абстрактные идеи, описания, через цифры и сухие факты, сколько через судьбы людей. Известна и мысль В.И. Ленина, что поисков истины без человеческих эмоций не бывает. Точно так же не воспринимается без эмоции и научная мысль, тем более история, которая, в сущности, как известно, есть не что иное, как описание деятельности преследующих свои цели людей. По-своему пришел к этому "наш" поэт Юрий Белаш. По его словам, он понял, что поэзия должна быть познавательна, как добротная проза. Не это ли нас и сблизило?

Познать и понять человеческую судьбу можно, только напрочь отказавшись от "картонно-исторического" подхода к истории и к людям, при котором, по Марксу, "последняя