Москвест - Андрей Жвалевский

Маша бродила по площади, высматривая Мишку, спотыкаясь о тюки, вздрагивая от детского плача. Оставаться спать тут, на площади, ей очень не хотелось, и, когда солнце начало садиться, Маша побежала из крепости к дому Клаши.

Она примчалась в Клашин дом в полуобморочном состоянии. Что делать? Как найти Мишу? Что с ним случилось? Почему он ее не ищет? О том, чтоб пытаться дальше переноситься во времени, не могло быть и речи, не кидать же его тут!

Сначала Маша ударилась в панику и даже расплакалась. Клаша тут же полезла выяснять, что случилось, а узнав, что Машин брат пропал, всплеснула руками.

— Да что ж ты плачешь! На все воля божья, найдется твой брат. А куда он пошел-то?

— Не знаю, ничего не знаю, — проревела Маша. — Мы поссорились. А там, в Кремле, такое творится! — И Маша в двух словах описала все, что видела на улицах.

— Плохо! — сурово сказала Клаша. — Пошли. Надо дядьке рассказать.

Смыться из дружины князя Мишке не удалось и назавтра. Остей заставлял своих людей сто раз на дню проверять подпругу и оружие, устраивал непрерывные тренировки — даже Мишку в покое не оставлял, велел махать мечом.

Правда, толку от этих упражнений было мало. Остей только ругался и даже пару раз отвесил нерадивому «небараке» увесистый подзатыльник.

Мишка даже не обиделся — сам понимал, что его руки под меч не заточены. Он не надувался, как сделал бы в любом другом случае, не уходил прочь с оскорбленным видом. Вместо этого снова и снова поднимал выбитый ловкой княжеской рукой клинок, сжимал зубы и становился в оборонительную позицию.

Почему так? Сам себе удивлялся. Может быть, увесистая надежность настоящего боевого меча так действовала. А может, вынужденная «немота» помогала. Молча, с реальным оружием в руке, Мишка вдруг почувствовал себя воином. И даже немного героем.

Правда, Остей этой его уверенности не разделял. В очередной раз пробив неумелый блок новобранца, князь разразился длинной и яростной речью на совсем непонятном Мишке наречии. Потом бросил пару слов Носу, торчавшему неподалеку, и сердито отправился к остальным дружинникам.

Больше всего Мишку удивил как раз непонятный спич. Нос правильно истолковал недоумение на лице новобранца и пояснил:

— Это он на своёй мове, на жмудинской. Сперва Аляксей Дмитриевич лаялся… про всякое. А потом сказал: «Добрый хлопец… упартый… будзе толк».

КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Князья Великого княжества Литовского принадлежали к балтийским племенам жемайтов и аукштайтов. С подданными-славянами они говорили на «литвинском» (старобелорусском), но не забывали и свои родные языки. Остей вполне мог говорить на жематийском («жмудском») наречии — одном из двух, из которых сложился современный литовский язык.

Мишка вдруг понял, что от княжеской похвалы защипало в глазах. Он торопливо насупился и принялся усердно вращать мечом. Однако Нос, кажется, углядел гордое выражение на лице Мишки и усмехнулся:

— Ну поглядим, какой там толк будзе… А это поклади пока. Рано тебе… — Он ловко отнял клинок и вручил вместо него предмет, который после тяжелого боевого меча казался несерьезным. — То нож подсадочный, — пояснил наставник.

Мишка недоверчиво взмахнул оружием, причем Носу пришлось отшатнуться, чтобы не лишиться уса, а может, и чего посущественнее.

— Не руби! — приказал он. — Он для другого…

Следующие несколько дней прошли в сплошном угаре. Все, что было возможно, заколачивалось, паковалось и пряталось. Было видно, что местные жители привычные к нашествиям и умеют их переживать.

— Ой, хоть бы дом не спалили. Хороший дом, жалко, — причитала Клаша.

А тетка учила, как прятать вещи.

— Если придут в дом, увидят, что ничего нет, будут искать, куда спрятали, все перероют, найдут подпол. А если сразу найдут что-то ценное, то возьмут, и может, даже дом не пожгут. Главное не злить их, не запирать ничего. Пришел, все что хочешь взял — и пошел себе. А если заставить дверь ломать, то они осерчать могут…

Вечером Маша с трудом отпросилась у новых хозяев и снова кинулась искать Мишку. Войско ушло. На Соборной площади народу стало еще в разы больше, теперь весь Кремль был забит людьми.

На мосту стражник орал на тетку, чтоб не тащила в крепость корову. Тетка голосила во всю мочь, что это кормилица, и детки малые, а сидеть в крепости долго, ибо врагов идет сила огромная…

— Аа-аа-аа! — взревело все вокруг. — Ой, на кого ж нас бросили-и-и…

— Что ж ты, дура, панику разводишь, а! — гаркнул стражник. — Чтоб ты сдохла со своей коровой!

Тетка немедленно закрестилась, закрестила корову и под шумок протолкнула ее через городские ворота. Стражник только плюнул ей вслед.

Маша вернулась к дому еле живая и совсем упавшая духом. Найти Мишку в такой панике и толчее было невозможно.

Сердобольная Клаша, увидев безжизненное лицо подруги, бросила все дела, засуетилась:

— Ох ты, господи… Что случилось-то?

У Маши сил не оставалось даже на то, чтобы отмахнуться. Она вывалила на Клашу почти правду: мол, они с братом прибыли издалека, расстались на Соборной, а потом не встретились, а вернуться им надо обязательно вместе, и вообще Мишка такой неприспособленный, он пропадет… К концу она так запуталась в своей «почти правде», что дошла до домика Прасковьи, в котором их с Мишкой всегда ждут:

— Он где-то тут рядом, но тут так все изменилось. А там женщины хорошие, они каждый век новые, но… одинаковые, в общем…

Маша поняла, что наболтала лишнего, и прикусила язык. Но простодушная Клаша ничего странного в речи подруги не заметила, выхватила из нее только полезную информацию.

— Да я знаю тот род! Точно! — Клаша понизила голос. — Они вроде как ведуньи, но бога хвалят… И в церкву ходят. Да тетка Прошка и сейчас, наверно, там!

У Маши заколотилось сердце. Вдруг и Мишка вспомнил про тот дом, где их обещали всегда ожидать? Вдруг он туда уже наведывался? Она с трудом дождалась, пока Клаша объяснит, где стоит та самая «церква», возле которой обычно околачивается наследница ведуньего рода, и, забыв об усталости, бросилась из дома.

Начало уже смеркаться, когда Маша отыскала нужную церквушку. Она располагалась за воротами Кремля, в посаде. Это был небольшой, но чистенький храм, очень ухоженный, но теперь пустой. Беженцы торопливо шли мимо ворот, лишь изредка крестясь на верхушку церкви. У входа сгорбленная старушка равнодушно, как будто ничего особенного вокруг не происходит, подметала крыльцо. Почему-то Маша сразу сообразила — это и есть ведунья.

— Бог в помощь, — сказала она робко. — Вы тетка Прошка, да?