Мальчик Джим - Тони Эрли

когда учуяли запах готовившегося сусла и поняли, куда мы попали, прокрались через лавровые заросли и посмотрев вниз, увидели старика Эймоса за работой. Его аппарат был внизу, в небольшом заливчике, и он как раз загружал очередную порцию. С минуту мы за ним наблюдали, и следующее, что я запомнил, это как твой папа сказал: «Смотри, что сейчас будет». Он принес винтовку (у нас обоих были винтовки 22-го калибра) и прицелился вниз, в заливчик. Я даже подумал, не хочет ли он застрелить Эймоса, и не могу сказать, что очень-то стал его в этом винить. Но он прицелился не в него, а в перегонный куб. Твой отец никогда спиртного в рот не брал и считал это грехом. Он старательно прицелился, нажал на курок и, ясное дело, прострелил дырку в перегонном кубе, и сусло стало вытекать на землю. Следующее, что я помню, это как старик Эймос схватился за свою винтовку – у него она была 30-го калибра – и открыл стрельбу по лавровым кустам, где мы прятались. И должен сказать тебе, сынок, мы мгновенно оттуда вылетели. Мы не боялись, что старик нас поймает – ему было тогда лет семьдесят пять или восемьдесят, но он, ясное дело, мог нас убить.

После того как мы выбрались оттуда и оказались в таком месте, где твой дед не мог нас поймать или убить, твой отец сказал: «Рэд, дай мне один патрон. Он будет мои пересчитывать». Я ответил: «Ты с ума сошел, Джим. Не будет он пересчитывать твои патроны!» Но Джим настаивал: «Я не сошел с ума. Старик будет пересчитывать все патроны, и, если окажется, что одного не хватает, он меня убьет». Так что я дал ему патрон, и он пошел домой. Именно так и получилось. В ту ночь Эймос взял свечу и поднялся наверх, на чердак, где спал Джим. Приставил пистолет ему под подбородок и сказал: «Парень, ну-ка дай мне твои патроны!» Все точно так, как Джим и предполагал. Эймос знал, что у Джима была новая коробка патронов и их там пятьдесят. Также он помнил о четырех белках, которых Джим принес домой, и был уверен, что сын, как хороший стрелок, не тратит попусту патроны. Эймос вытряхнул на кровать все патроны и пересчитал их. Все это время он держал пистолет у Джима под подбородком. И вот, когда он их все сосчитал, и их оказалось сорок шесть, как и должно было быть, только тогда старик Эймос взял свечу и пистолет и спустился вниз по лестнице. Больше никогда он об этом ничего не говорил.

Цвета победы

Со своего места в ряду с другими четвероклассниками Джиму было плохо видно хрустящую долларовую купюру, прикрепленную к вершине скользкого столба. Она достанется тому мальчику, который сможет залезть на такую высоту и ее забрать. Задача казалась практически невыполнимой по той причине, что столб был из тополя, у которого гладкая древесина и выделяется скользкий сок. Разраставшаяся толпа вплотную окружила место действия и радостно приветствовала каждого мальчика, который боролся за право получить деньги. Однако, несмотря на поддержку зевак, ни один из предпринимавших попытку младших мальчиков – учеников первого и второго классов, не смог подняться выше чем на фут или два от земли.

Джим хотел получить доллар. Но теперь его желание выиграть было совсем не таким, как прежде. Из головы у него не шел яркий рассказ мистера Карсона. Он видел Линз-Маунтин, возвышающуюся в синеве над толпой, знал, что Эймос Гласс все еще живет на этой горе. Этот простой факт придавал рассказу мистера Карсона непосредственность мечты, которая на какой-то момент сошла при всей ее странности в просыпающийся мир. Джим подумал: «Мой отец не боялся» и еще: «Мой отец перехитрил Эймоса Гласса». И по той причине, что Эймос Гласс все еще жил в том месте, которое Джим мог видеть, ему легко было представить отца где-то там, поблизости, который бродит по лесам, охотясь на белок, или ловит рыбу в прозрачной речушке. Такие мысли вызывали в нем острое чувство, вплоть до дрожи в коленях. Он думал о том, смог бы его отец, посмотрев вниз с горных склонов, увидеть Элисвилл, и красную школу на вершине холма, толпу людей, собравшихся в школьном дворе, и мальчишек, ожидающих своей очереди залезть на скользский столб, а также одного мальчика, который, не отрываясь, смотрит в сторону гор и больше всего на свете хочет увидеть своего отца.

Пенн, стоявший в очереди перед Джимом, обернулся назад.

– Думаю, доллар должен достать один из нас, – сказал он. – Мы – первые из старших ребят.

– Похоже, что так, – ответил Джим. – А ты когда-нибудь видел моего дедушку?

Пенн кивнул.

– Он обычно сидел на крыльце. Раньше, до того как заболел.

– Как он выглядит?

Пенн пожал плечами.

– Старый совсем.

– А ты его много раз видел?

– Несколько раз. Его дом совсем недалеко от нашего.

– Так ты видел его дом?

– Да.

Для Джима дом Эймоса Гласса был историческим местом, совсем как в прошлом веке Форт-Самтер в Южной Каролине или Геттисберг в Пенсильвании.

– Там вырос мой отец, – сказал Джим. – Он там жил, пока не переехал сюда.

– Я знаю.

Пенн снова повернулся к скользкому столбу, его очередь почти подошла, но потом снова обернулся к Джиму.

– Удачи тебе, как говорится.

– И тебе тоже, – отозвался Джим.

Когда подошла очередь Пенна, он сначала разбежался и потом запрыгнул на столб – такая тактика позволила ему сразу оказаться на определенной высоте. Никто из мальчиков до него так не делал. Однако он сразу начал соскальзывать вниз. Пенн изо всех сил обхватил столб руками и вжимался в него твердыми краями подошв. Продолжая соскальзывать вниз, он скрежетал зубами и разъяренно набрасывался на столб. Быстрыми движениями мальчик поочередно отталкивался ногами и подтягивался руками, затем снова отталкивался и подтягивался до тех пор, пока – и все это заметили – он остановил спуск и через несколько драгоценных секунд начал дюйм за дюймом подниматься вверх. Толпа одобряюще закричала.

Поверх рева толпы Джим расслышал крик мистера Карсона:

– Давай, Пенн! Давай!

Пенн покорил высоту, до которой он добирался в прыжке на столб, а потом, пиная и толкая его, поднялся немного выше. Но затем его руки, обретя сцепление со столбом на долю секунды, вновь заскользили вниз. Лицо Пенна постепенно багровело, и на нем появилось яростное, почти пугающее выражение. Джиму показалось, что Пенн просто-напросто решил не спускаться на землю, пока не завладеет долларом.

Однако