Зверобои залива Мелвилла - Петер Фрейхен

* * *

Семундсен и Раса были в плохом состоянии, и мы очень медленно продвигались к их лагерю; по пути они рассказали мне о дальнейших приключениях. Там, на льдине, они как смогли починили свою разбитую лодку. В ней, к счастью, уцелел обычный ящик с инструментами, и они сообразили, что если отрезать верхнюю часть бортов, то можно сделать лодку меньших размеров. Лодка, правда, стала самой причудливой формы. Получилось нечто неуклюжее и перекошенное; кроме того, она протекала, как решето. Троим все время приходилось вычерпывать воду, а двое гребли. Таким способом удавалось держать лодку на плаву около получаса, после чего приходилось снова вытаскивать ее на лед. Другими словами, они целиком зависели от ветра и течения.

Когда туман, наконец, рассеялся, ни "Хортикулы", ни другого судна поблизости, естественно, не оказалось. Безветренная погода сменилась штормовым зюйд-вестом. Это господствующий ветер в тех местах, и их начало постепенно относить из пролива Джонса в море Баффина. Они ничего не могли сделать, чтобы не удаляться от своего судна. В тот день, когда они попали в туман, они гребли от "Хортикулы" двенадцать часов, но теперь на своей протекающей, уродливой лодке они могли очутиться и в двенадцати днях или в двенадцати неделях от судна. Само собой понятно, что китобои все время держали вахту, поскольку знали, что другие лодки выйдут на поиски; однако у них не было даже одного шанса из миллиона, что их обнаружат среди этих льдов. Шли дни, а их все гнало то на север, то на восток. Вскоре они потеряли всякую надежду найти свое судно.

Прошло немало времени, пока китобои обнаружили вдали землю. До сих пор они пользовались лодкой только изредка, когда надо было перебраться с небольшой льдины на более крупную; теперь же им приходилось чаще спускать ее на воду, чтобы подойти ближе к берегу. Правда, все пятеро полностью отдавали себе отчет в том, что им никогда не добраться до земли, если льды не подойдут близко к берегу. Пожалуй, самым ужасным было напряженное ожидание - до тех пор, пока льды внезапно не повернули к острову Саундерса.

Китобои так мне и не сказали точно, сколько дней они дрейфовали, не узнал я также, как долго прожили их два товарища. По своему собственному опыту я знал, что рассказывать о подобных ужасных вещах не особенно приятно.

Когда потерпевшие, наконец, добрались до берега, трое из них измотались до крайности, но Билл Раса и Семундсен сразу же пошли на поиски пищи. Услышав крики на птичьей горе, шотландец и норвежец догадались, что там можно кое-что добыть. Малые и даже большие камни всегда срываются вниз, когда какая-нибудь птица, сидящая наверху, поднимается в воздух. Иногда это может вызвать целый обвал, поток которого сметает многих птиц. Их-то и можно подобрать у подножия горы. Убитые птицы всегда свежие, их можно есть без всяких опасений, так как такая "дичь" никогда не залеживается там. В течение нескольких минут к месту слетаются вороны и огромные арктические чайки, да и песцы не мешкают в таком случае. Словно они круглые сутки сидят и караулят, а потом кидаются к месту катастрофы с такой быстротой, что из-за добычи зачастую начинаются драки между птицами и песцами; как правило, побеждают песцы.

Расе и Семундсену удалось найти двух чистиков, которых я взялся нести. Китобои настолько обессилели, что не стали возражать, и мы поплелись вдоль берега. Все мои друзья эскимосы, конечно, хотели помочь чужеземцам. Их очень взволновала эта неожиданная встреча, которая казалась им гораздо более интересной, чем встреча судна, которое уходило восвояси, постояв всего несколько дней. А этим людям нужна помощь, и каждый человек племени сделает для них все, что в его силах. Никто не хотел дать повод чужестранцам рассказывать, когда они вернутся домой, будто бы люди здесь так бедны, что не могут помогать другим. Эскимосы прекрасно понимали, что помочь белым людям, когда они столь беспомощны, - дело чести и не хотели ударить лицом в грязь.

После двух часов довольно медленного хода, мы подошли к небольшому лагерю, где находились трое оставшихся. Один из них, небольшого роста и очень подвижный, поднялся и приветствовал нас:

- О, меня радует, что имеются и другие люди на свете, кроме нас пятерых! - сказал он с надрывом и засмеялся истерическим смехом. Эти слова прозвучали наигранно и неуместно; говоривший сам это почувствовал и смутился. Понемногу он успокоился, однако вдруг смех сменился громкими рыданиями и слезы покатились по его щекам.

- Неужели правда? Неужели вы и в самом деле настоящие люди, прорвалось у него сквозь рыдания. - Я все время твердил себе, что ничего подобного не бывает, что это вообще несбыточно. Я был уверен, что происходящее с нами - лишь медленный способ умирания. Неужели мы и в самом деле на твердой земле? Мы больше не на льдине?

Все это было совсем не удивительно. Мы понимали, что он израсходовал все свое самообладание и его нервы не выдержали. Теперь, когда пришло спасение, перемена в судьбе оказалась для него слишком резкой. Спустя некоторое время он все же пришел в себя и спокойно прислушивался к разговору. Двое других вели себя совершенно иначе - они производили впечатление людей хладнокровных и уверенных в себе, как будто многие дни, проведенные ими на льду, вполне естественны в их обыденной жизни. Один из них был, как и я, датчанином, но с Фарерских островов, звали его Томас Ольсен, и, к моему удивлению, оказалось, что мы старые знакомые. Я встречался с ним несколько лет назад, когда он был капитаном на своем собственном китобойном судне и состоятельным человеком; его считали суровым моряком и весьма опытным китобоем.

Билл Раса - шотландец, первый штурман - явно был здесь начальником, и я опять подивился тому, что могло случиться с Томом Ольсеном и почему он вдруг оказался простым китобоем, рядовым матросом, как и другие нанявшиеся на "Хортикулу". Сейчас, естественно, не время для расспросов, да я и вообще не надеялся, что когда-либо удовлетворю свое любопытство, поскольку гордые моряки, вроде Тома Ольсена, всегда очень чувствительны. Я мог только догадываться, что произошло нечто весьма неприятное, о чем он, вполне понятно, не захочет говорить.

Ольсен был крупным, сильным человеком, и по его виду никто бы не сказал, что с ним приключилось что-то необыкновенное. Он спал, когда мы подходили, и теперь приветствовал меня как старого друга, с которым давно не виделся. Последним из пяти был португалец средних лет по имени Пабло. Португалец плохо говорил по-английски, да и вообще говорил мало, но из того, что он сказал, я понял, что Пабло - опытный моряк и в Гренландии бывал уже не раз. Так же, как Том, он говорил о случившемся с ними, как об обычном деле, и наша встреча на острове Саундерса казалась ему самой обыкновенной.

Но несмотря на их внешнее спокойствие и напускное безразличие, ясно было видно, что нервы их напряжены, и это вполне естественно после всего случившегося. Если бы они все еще находились на льду, им удалось бы еще некоторое время сохранить выдержку. Но теперь китобои были на суше, раскинули лагерь, хоть и весьма примитивный, и тут силы их иссякли. Дальше идти они не могли, ноги у них вспухли и ныли и единственное, чего им хотелось, это немного горячей пищи.

Лодку вытащили на берег; вид у нее был плачевный, но я не мог не подивиться, как здорово они ее починили.

Она сослужила свою службу, несмотря на то, что могла держаться на воде не более нескольких минут. Во время дрейфа в море Баффина люди находились в постоянной готовности; лед раскалывался, заставляя китобоев перебираться с одной льдины на другую, и лодка была их единственным спасением. Теперь Билл Раса согласился со мной, что их лодка больше не понадобится. Поэтому мы ее перерубили, использовав одну половину на дрова, и вскоре уже сидели у пылающего костра. Все пятеро подобрались поближе к огню, а эскимосы помогали мне готовить еду.

Прежде всего мы налили в котелок пресную воду, которую привезли с собой, и пришельцы буквально ожили, хлебнув горячей воды. Я выпотрошил птиц, но еще до того, как закипела вода, Митсек принес целое ведерко яиц с одного из наших продовольственных складов на этом острове. Сварились они скоро, и гости медленно чистили их, как будто не очень хотели есть или не слишком любили яйца. Но стоило им начать, как в них пробудился голод. Китобои уничтожали одно яйцо за другим, и я уже начал опасаться, как бы они не объелись. Известно ведь, что после долгого голодания нельзя наедаться, это может вызвать боли, а иногда даже опасно для жизни. Но старый Меквусак, который немало поголодал на своем веку, заверил нас, что ничего плохого не случится, если есть одни только яйца. Если им дать моржовое мясо или другую тяжелую пищу, тогда дело другое, это действительно опасно, но от яиц ничего не случится. И в самом деле, все моряки хорошо перенесли обильную трапезу. Кроме того, они фактически и не голодали: во время дрейфа им посчастливилось поймать двух тюленей и, расходуя мясо по-хозяйски, они избежали голодной смерти.