Орфей спускается в ад - Теннесси Уильямс

(Высвобождается яростным рывком.) Не тронь меня, а то от твоей гитары одни щепки останутся! Ну!.. Попробуй только!..

Быстрые шаги на лестнице.

А, мисс Портер.

Жестом велит Вэлу отойти.

Он заходит в нишу.

Лейди кладет гитару на пол, у проигрывателя.

СИДЕЛКА (спускаясь, настороженно). Что это вы так задержались?

ЛЕЙДИ. У меня тут масса… (Голос оборвался. С безмолвной яростью глядит она в непреклонное лицо сиделки.)

СИДЕЛКА. Масса чего?..

ЛЕЙДИ.…дел — их надо… надо уладить… (Глубокий, судорожный вдох; ее стиснутый кулак прижат к груди.)

СИДЕЛКА. Мне послышалось, будто вы здесь с кем-то препирались.

ЛЕЙДИ. Да-да… Какой-то пьяница, проезжий, поднял шум — я отказалась продать ему виски…

СИДЕЛКА (подходит к двери). А-а!.. Мистер Торренс спит: он принял снотворного.

ЛЕЙДИ. Вот и хорошо… (Садится в кресло для примерки обуви.)

СИДЕЛКА. Я ему дала гипосульфит в пять часов…

ЛЕЙДИ. Скажите, мисс Портер, эти лекарства — разве не ослабляют они сердца?

СИДЕЛКА. Да, понемногу.

ЛЕЙДИ. И сколько обычно это длится… ну, словом, долго ли выдерживает сердце действие этих лекарств?

СИДЕЛКА. Зависит от возраста пациента, от состояния сердца. А что?

ЛЕЙДИ. Никак нельзя сделать так, чтобы… чтобы… облегчить их действие?

СИДЕЛКА. Что вы имеете в виду, миссис Торренс?

ЛЕЙДИ. Я хочу сказать — сократить мучения больного?..

СИДЕЛКА. О, я понимаю вас, миссис Торренс! (Защелкивает сумочку.) Понимаю, что вы имеете в виду! Но убийство — всегда убийство, какие бы обстоятельства ему ни сопутствовали.

ЛЕЙДИ. Кто вам сказал об убийстве?

СИДЕЛКА. Вы сказали «Сократить мучения больного».

ЛЕЙДИ. Да, как милосердный хозяин сокращает мучения животного, когда оно в агонии…

СИДЕЛКА. Человек и животное — не одно и то же, миссис Торренс. И я вовсе не считаю, что…

ЛЕЙДИ (перебивая). Не читайте мне проповеди, мисс Портер. Я просто хотела узнать…

СИДЕЛКА (перебивая). Я не читаю вам проповеди. Я только ответила на ваш вопрос. А если вам нужен кто-нибудь, чтобы укоротить жизнь вашего мужа…

ЛЕЙДИ (вскакивает, перебивая ее). Как вы смели?..

СИДЕЛКА. Я вернусь в половине одиннадцатого.

ЛЕЙДИ. Не надо!

СИДЕЛКА. Что?

ЛЕЙДИ (заходит за прилавок). Не возвращайтесь в половине одиннадцатого! И вообще вы здесь больше не нужны!

СИДЕЛКА. Обычно меня освобождает от ухода за пациентом сам врач.

ЛЕЙДИ. На этот раз вас освобождает от ухода за пациентом жена пациента.

СИДЕЛКА. Об этом мы еще поговорим с доктором Бьюкененом.

ЛЕЙДИ. Я сама позвоню и договорюсь с ним. Вы мне не нравитесь. Ухаживать за больным, видимо, не ваше дело. У вас холодные глаза. Вам, наверно, доставляет удовольствие видеть страдания больного.

СИДЕЛКА. Я знаю, почему вам не нравятся мои глаза. (Щелкает замочком сумки.) Потому что они проницательны, от них ничего не укроется.

ЛЕЙДИ. Что вы так уставились на меня?

СИДЕЛКА. Не на вас, а на ту вон занавеску. Оттуда идет дымок: верно, что-то горит. (Двинулась к нише.)

ЛЕЙДИ. Нет!.. Не смейте. (Хватает ее за руку.)

Сиделка отталкивает Лейди и подходит к нише.

Вэл встает с раскладушки, раздвигает занавеску и холодно смотрит на нее.

СИДЕЛКА. Ах, извините, ради бога! (Поворачивается к Лейди.) Стоило мне только взглянуть на вас в прошлую пятницу утром, когда я впервые пришла сюда, и я сразу поняла: вы беременны.

Лейди вздрагивает.

А стоило мне только взглянуть на вашего мужа, и я сразу поняла: не от него. (Отворачивается и надменно шествует к двери.)

ЛЕЙДИ (внезапно вскрикивает). Спасибо!.. Спасибо, что сказали. Я не смела поверить, что это правда!

СИДЕЛКА. Похоже, вы не испытываете ни капли стыда?

ЛЕЙДИ (в упоении). Нет, я не испытываю стыда! Я испытываю радость! Огромную радость!

СИДЕЛКА (мстительно). Почему бы вам тогда не нанять глашатая раструбить это повсюду?

ЛЕЙДИ. Вы сделаете это бесплатно. Ступайте, раструбите повсюду, чтобы все знали, все, все!

Сиделка выходит.

Вэл быстро идет к двери, запирает.

Затем подходит к Лейди.

ВЭЛ. Это правда — что она сказала?

Потрясенная тем, что услышала, Лейди медленно движется к прилавку. Затем на лице ее появляется изумленно-счастливое выражение. На прилавке — груда серебряных и золотых бумажных колпаков для торжественного открытия кондитерской.

(Резким шепотом.) Она сказала правду, эта женщина?

ЛЕЙДИ. Ты похож на перепуганного мальчугана.

ВЭЛ. Она пошла трезвонить по всему городу.

Пауза.

ЛЕЙДИ. Тебе надо уйти — оставаться здесь опасно. Возьми из кассы все, что тебе следует, и уходи. Уходи, уходи. Возьми ключи от моей машины и поскорее уезжай за реку: тебе надо уехать в другое графство. Ты выполнил то, ради чего приехал сюда…

ВЭЛ. Значит… значит — правда?..

ЛЕЙДИ (садясь на стул у прилавка). Правда, истинная правда! В теле моем зародилась новая жизнь! Это иссохшее дерево, мое тело, снова зацвело, снова пустило побеги… Ты дал мне жизнь, теперь иди, иди!..

Медленно, словно в благоговении, он склоняется перед ней, мягким движением берет ее сплетенные пальцы и подносит к губам; дышит на них, пытаясь согреть. Она сидит, вытянувшись, закрыв глаза и словно окостенев, — как ясновидящая.

ВЭЛ. Почему ты мне раньше не сказала?

ЛЕЙДИ. Если женщина так долго была бездетной, ей трудно поверить, что она еще способна зачать. Росла у нас когда-то между домом и садом маленькая смоковница. Она никогда не плодоносила, говорили, она совсем бесплодна. Дни шли за днями, весны сменялись веснами — и все без толку: она уже совсем было начала сохнуть и умирать… И вот однажды на том самом деревце, о котором все думали, что оно уже не сможет плодоносить, я заметила крохотный зеленый росточек! (Хватает с прилавка позолоченную картонную дудку.) Я побежала в сад, промчалась через виноградник с криком: «Папа, папа, смоковница жива, на ней появился плод!» И таким это казалось чудом, что маленькая смоковница после десяти бесплодных весен снова зацвела, — что необходимо было отпраздновать. Я бросилась к шкафу, открыла ящик, где хранились елочные украшения, достала их все: стеклянные бусы, колокольчики, нити, звездочки, сосульки, мишуру!.. И повесила на деревце; я украсила смоковницу звездочками, нитями, блестками — в честь того, что она выиграла битву со смертью, снова зазеленела и обрела жизнь! (Встает в порыве восторга.) Раскрой коробку! Раскрой коробку с елочными украшениями, надень их на меня: стеклянные бусы и звездочки, колокольчики, сосульки и мишуру!.. (Словно в бреду, нахлобучивает себе на голову карнавальный колпак из позолоченной бумаги и бежит к лестнице. Трубя в игрушечную дудку, с подчеркнутой торжественностью поднимается по ступенькам;

Вэл пытается остановить ее, но она вырывается и взбегает на площадку, трубя в дудку и выкрикивая: «Я победила!! Я победила тебя, Смерть! Я снова жива!..»

Внезапно запинается, издает сдавленный крик и нетвердыми шагами отступает назад. С криком ужаса бросилась вниз. Сбежав с лестницы, умолкла; пошатываясь, как слепая, отступает в глубь лавки с рукой, протянутой к Вэлу.)

Наверху медленные тяжелые шаги и хриплое дыхание Джейба.

(Стонет.) О боже!.. О боже!..

На площадке, рядом с искусственной пальмой в тускло отсвечивающей зеленоватой кадке, появляется Джейб. Пурпурный, весь в грязных пятнах халат висит на нем как на скелете. Исчахнувший, желтый, он и впрямь — как сама смерть.

Склонившись вниз, злобно вглядывается в полумрак лавки: смерть, отыскивающая намеченную жертву.

ДЖЕЙБ. Уу-у, стервы!.. Уу-у, стервы!.. (Ухватившись одной рукой за ствол пальмы, поднимает другую руку, в которой зажат револьвер, и стреляет вниз.)