Король-олень (Туманы Авалона - 3) - Мэрион Брэдли

- Презренный негодяй! - хрипло произнес он. - Что ты натворил?! Ты совершил убийство, хладнокровное убийство перед троном твоего короля...

- Убийство, говоришь? - низким хриплым голосом произнес Балин. - Да, она была отвратительнейшей убийцей во всем твоем королевстве, она дважды заслужила смерть! Я избавил твое королевство от нечестивой ведьмы, король!

Артур был охвачен скорее гневом, чем горем.

- Владычица Озера была мне другом и благодетельницей! Как ты смеешь так говорить о моей родственнице, которая помогла мне взойти на трон?!

- Я призываю в свидетели самого лорда Ланселета - он подтвердит, что она замышляла убийство моей матери, - заявил Балин, - доброй и благочестивой христианки Присциллы - приемной матери его собственного брата, Балана! И она убила мою мать, говорю тебе, она ее убила при помощи злого чародейства...

Балан скривился. Казалось, что этот рослый мужчина вот-вот расплачется, как ребенок.

- Говорю вам, она убила мою мать, и я отомстил за нее, как и надлежит рыцарю!

Ланселет в ужасе зажмурился; лицо его исказилось, но он не плакал.

- Лорд мой Артур, жизнь этого человека принадлежит мне! Позволь мне отомстить за смерть моей матери...

- И сестры моей матери, - сказал Гавейн.

- И моей, - добавил Гарет.

Оцепенение, сковывавшее Моргейну, рассеялось.

- Нет, Артур! - выкрикнула она. - Отдай его мне! Он убил Владычицу перед твоим троном - так позволь же женщине Авалона отомстить за кровь Авалона! Взгляни: вон лежит лорд Талиесин, наш дед, - недвижим, словно и его поразил убийца...

- Сестра, сестра! - Артур вскинул руку, пытаясь остановить Моргейну. Нет, сестра, нет... нет, отдай мне свой кинжал...

Моргейна лишь отчаянно встряхнула головой, продолжая крепко сжимать кинжал. Внезапно Талиесин, поднявшись, отобрал его у Моргейны; руки старика дрожали.

- Нет, Моргейна. Хватит кровопролития - видит Богиня, и без того довольно крови - ее кровь пролилась здесь как жертва Авалону...

- Жертва! Да, жертва Господу - так Господь наш поразит всех злых колдуний и их богов! - с неистовством выкрикнул Балин. - Позволь же мне, лорд мой Артур, очистить твой двор от всего этого злого чародейского рода...

И он принялся вырываться с такой силой, что Ланселет и Гавейн с трудом удержали его. Подскочивший Кэй помог им бросить Балина - тот все еще продолжал сопротивляться - к подножию трона.

- Тихо! - крикнул Ланселет и быстро оглядел зал. - Предупреждаю: я убью всякого, кто поднимет руку на мерлина или на Моргейну - что бы ни сказал потом Артур! - да, мой лорд, и умру потом от твоей руки, если ты так решишь!

Лицо его было искажено гневом и отчаяньем.

- Мой лорд король, - прохрипел Балин, - прошу тебя, позволь мне повергнуть всех этих волшебников и колдунов, во имя Христа, ненавидевшего всех их...

Ланселет с силой ударил Балина по лицу; рыцарь задохнулся и умолк. Из разбитой губы потекла струйка крови.

- Прошу прощения, мой лорд.

Ланселет снял роскошный плащ и осторожно накрыл изуродованное безжизненное тело матери.

Когда труп оказался укрыт, Артуру словно бы стало легче дышать. И лишь Моргейна продолжала широко распахнутыми глазами смотреть на бесформенную груду, скрытую ныне темно-красным праздничным плащом Ланселета.

"Кровь. Кровь у подножия королевского трона. Кровь, кровь струится из сердца..." Моргейне показалось, будто откуда-то издалека до нее долетели пронзительные вопли Враны.

- Позаботьтесь о леди Моргейне, - негромко произнес Артур, - она теряет сознание.

Моргейна почувствовала, как чьи-то руки осторожно подхватили ее и помогли опуститься в кресло; кто-то поднес к ее губам кубок с вином. Она попыталась было оттолкнуть вино, но ей почудился голос Вивианы. "Пей. Жрица не должна терять силы и волю". Моргейна послушно выпила, слушая голос Артура, мрачный и суровый.

- Балин, что бы тебя ни вело - довольно, я уже слышал, что ты можешь сказать! Ни слова больше! Ты либо безумец, либо хладнокровный убийца. Что бы ты ни говорил, но ты убил мою родственницу и в день Пятидесятницы обнажил оружие в присутствии Верховного короля. И все же я не стану убивать тебя на месте - Ланселет, положи меч.

Ланселет вогнал меч обратно в ножны.

- Я выполню твою волю, мой лорд. Но если ты не покараешь этого убийцу, я буду просить позволения покинуть твой двор.

- Покараю. - Лицо Артура было мрачным. - Балин, достаточно ли ты разумен, чтобы выслушать меня? Вот твой приговор: я навеки изгоняю тебя от этого двора. Пусть тело госпожи омоют и положат на конные носилки. Я велю тебе отвезти его в Гластонбери, рассказать обо всем архиепископу и исполнить ту епитимью, которую он на тебя наложит. Ты говорил сейчас о Боге и Христе; так вот, христианскому королю не подобает вершить личную месть за убийство, совершенное перед его троном. Ты слышишь меня, Балин, мой бывший рыцарь и соратник?

Балин понурился. Удар Ланселета разбил ему нос, изо рта текла струйка крови, и говорил рыцарь неразборчиво - мешал выбитый зуб.

- Я слышу тебя, мой лорд король. Я иду, - произнес он, опустив голову.

Артур махнул рукой слугам.

- Пожалуйста, приведите кого-нибудь перенести несчастные останки...

Моргейна вырвалась из удерживавших ее рук и рухнула на колени рядом с Вивианой.

- Мой лорд, прошу тебя, позволь мне приготовить ее к погребению... взмолилась она и задохнулась, пытаясь сдержать слезы, не смея заплакать в такой момент. Это изломанное мертвое тело не было Вивианой. Рука, напоминающая морщинистую лапу, по-прежнему сжимала серповидный кинжал Авалона. Моргейна взяла кинжал, поцеловала его и сунула за пояс. Вот и все, что предстоит ей сохранить.

"Матерь милосердная, я ведь знала, что нам никогда не вернуться вместе на Авалон..."

Нет, она не будет плакать. Она почувствовала рядом с собой присутствие Ланселета. Ланселет пробормотал:

- Слава богу, что здесь нет Балана - из-за одного мгновения безумия потерять мать и приемного брата... Но если бы Балан был здесь, этого могло и не случиться! Есть ли на свете хоть какой-нибудь бог и хоть какое-нибудь милосердие?

В голосе Ланселета звучала такая мука, что у Моргейны заныло сердце. Ланселет боялся и ненавидел свою мать, но все же он глубоко почитал ее, как воплощение самой Богини. Моргейна почувствовала, что разрывается надвое: ей хотелось обнять Ланселета, прижать к груди, позволить ему выплакаться, - но одновременно она ощутила вспышку гнева. Он пренебрег своей матерью, - так как он теперь смеет горевать о ней?

Талиесин опустился на колени рядом с ними и произнес надтреснутым старческим голосом:

- Давайте я вам помогу, дети. Это мое право...

Моргейна и Ланселет отодвинулись, и старый бард, опустив голову принялся читать древнюю молитву об уходящих в последний путь.