Угрюмые твари (СИ) - Гришанин Дмитрий Анатольевич

Бесполезные в рукопашной автоматы полетели на землю, им на смену из ячеек инвентаря были призваны верные ножи. Высокоуровневые Свин и Люсьен справились со своими обидчиками играючи, в бешеной ярости буквально разодрав слепунов на части. И вдвоем ринулись навстречу остальным бросающимся вниз тварям, демонстрируя чудеса силы и скорости.

Но твари атаковали широким фронтом, и двум даже очень крутым игрокам было всех не удержать. Потому, наплевав на наказ знахаря, я призвал Шпору и тоже ввязался в отчаянный бой на первой линии.

Стакан же, призвав нож, бросился на выручку к Гусю и Гривню, явно проигрывающим схватку с зубастыми противниками.

Мухомору, в бронированной шкуре лотерейщика, свалившийся на голову слепун серьезных хлопот не доставил. Кваз избавился от противника чуть позже высокоуровневых игроков, и бросился на помощь Овечке и Пастуху…

Что происходило дальше за моей спиной я уже не видел, потому что встретил шипами Шпоры первую прыгнувшую тварь, раскроил ей бочину, и тут же, скакнув в сторону, едва успел дотянуться до горла следующей твари. Третьего слепуна достать Шпорой уже не успевал, и врезал по оскаленной морде горящим факелом. Обожженная тварь со сломанной челюстью улетела умирать куда-то под ноги, а на выставленную Шпору, как на копье, насадился распахнутой пастью очередной слепун. Только Шпора, ведь, ни разу не копье, она – дьявольски острая дисковая пила, и налетевшую тварь мгновенно разворотило от пасти до пердака на две гребаные половинки, а я оказался по уши в вонючих потрохах слепуна, дерьмопадом рухнувших мне на голову.

Не знаю, скольких мне довелось прикончить в том отчаянном бою, после дерьмового душа я сбился со счета. Твари все прыгали и прыгали с края платформы, и удерживающие постоянно поднятыми над головой факел и Шпору руки стали отвратительно быстро уставать. Тупая и ноющая поначалу боль в затылке, с каждой секундой усиливалась, и очень скоро превратилась в прижатую к голове раскаленную кочергу. По лицу стекал пот вперемешку с дерьмом. В ушах били колокола. Глаза уже с трудом различали врагов через плотное облако кровавого тумана.

Еще одна тень сорвалась с края платформы. Поддерживающие друг дружку руки одновременно метнулись ей на перехват. Я почувствовал отдачу в правой руке, и на лицо брызнула струя горячей крови – значит, Шпора вновь достигла цели. Еще одна бьющаяся в агонии тварь рухнула на гору мертвых тел.

Пытаюсь развернуться в сторону очередной метнувшейся над краем тени, и в затылке разрывается маленькая бомба.

Я без сил падаю на землю. И с изумлением наблюдаю, как распахнутая пасть летящего на меня слепуна вдруг разлетается на куски, и сама тварь, подхваченная невидимой силой, отлетает в сторону, врезается в бетонную стену платформы и мертвым кулем падает на пол.

Еще успеваю сообразить, что тварь пристрелили в полете. И, судя по убойности выстрела, это работа одного из читерских револьверов Пастуха. А звука выстрела я не услышал из-за чертова набата в ушах.

Отлично! На старика можно положиться. Он заменит меня на посту, и твари не пройдут.

– Пост сдал! – прошипел я, растягивая губы в кошмарной лыбе.

И отключился.

Глава 16

Глава 16, в которой мы снова несем потери и сами себе выбираем западню

Широкий, как шкаф, двухметровый топтун, цокая костяными шпорами, неторопливой рысцой семенил по дороге, легко расталкивая длинными роговыми шипами на плечах изуродованные остовы сгоревших машин. Неожиданно впереди показалась целое авто – черный джип с тонировкой без номеров. Машина на малых оборотах двигалась по дороге навстречу, но, заметив на пути матерую тварь, благоразумно остановилась.

Утробно заурчав, тварь широко осклабилась, демонстрируя полный рот акульих зубов, и рванула к джипу, как к долгожданному подарку на день рождение.

Черное стекло на водительской двери плавно опустилось, из мрака салона высунулась белая, как мел, рука в черном пальто. Сложившиеся щепотью пальцы звонко щелкнули, и почти добежавший до джипа топтун, как подрубленный, грохнулся на асфальт. Из широкой пасти, глаз, носа и ушей твари ручьем хлынула кровь. Топтун забился в болезненных судорогах.

– Не мучай, – донесся изнутри салона лишенный эмоций тихий голос.

И висящая снаружи бледная рука сжалась в кулак, будто комкая невидимую салфетку.

Из щелей роговых пластин спорового мешка твари брызнул кровавый фонтанчик, и отмучившийся топтун затих.

Рука вернулась обратно в салон, джип тронулся с места и тонированное стекло водителя снова начало подниматься.

– Она отыщет след… – донеслось из салона через быстро закрывающуюся щель.

Джип аккуратно объехал мертвую тварь и, поддав газу, умчался по проторенному топтуном пути.

Распахнув глаза, я не сразу понял, где оказался, приняв реальность за продолжение кошмара с угрюмыми тварями. Но от стильных типов в безукоризненно чистых черных пальто не могло так смердеть – так я понял, что проснулся.

Я раскачивался в каком-то вонючем гамаке, плотная ткань которого полностью скрывала окружающий обзор. Боль в затылке снова стала тупой и вполне терпимой, и утих в ушах колокольный звон.

Меня тряхнуло.

– Осторожнее, – раздалось над головой ворчание Стакана.

– Извини, братан, пальцы немеют, – тут же откликнулся тоже в изголовье, но с другой стороны, Гривень.

– У всех немеют, не у тебя одного! – присоединился к беседе Мухомор, удаленный голос которого донесся от ног.

– Ну да, особенно у тебя, – фыркнул Гривень.

– Это, типа, потому что я кваз?

– Извини, братан, – поторопился вмешаться Стакан. – Этот придурок сперва говорит, потом думает.

– Сам ты придурок! – возмутился Гривень.

– Давай не отлынивай! Край повыше поднимай!

– Я, между прочим, только-только после воскрешения – часом, не забыл!

– Млять, братан, да ты задрал каждую минуту про это напоминать! Все в последней драке прилично огребли! Но никто, кроме тебя, не стонет!

– Я не стонал!

– Может, Овечку попросить встать вместо него, – снова встрял Мухомор.

– Да пошел ты!

– Че сказал?!

– Слышь, молодежь! Заткнитесь уже все, и несите молча! – шикнул на спорщиков Пастух, судя по отдаленности голоса шагавший рядом с Мухомором.

Старику перечить никто не посмел, и перепалку, как отрезало.

Воспользовавшись наступившей тишиной, решил обозначить свое пробуждение:

– Парни, а куда вы меня тащите?

– Очухался наконец! – тут же возликовал Гривень.

– Люсьен, Рихтовщик очнулся! – позвал знахаря Пастух.

– Кладите его, – распорядилась подскочившая сбоку подружка Свина.

Мой гамак опустили, и по впившимся в спину краям шпал я догадался, что мы снова внутри тоннеля.

Непроницаемые края разлетелись в стороны, и в свете факелов я увидел сгрудившийся надо мной отряд.

– Как самочувствие? Сам идти можешь? – засыпала вопросами Люсьен и, не позволив ответить, тут же распорядилась: – Ребята, помогите ему встать.

С двух сторон под локти меня подхватили Гривень со Стаканом и рывком поставили на ноги.

Я покачнулся, но устоял.

– Выпей! – Люсьен сунула фляжку с живцом.

Пока глотал горькое пойло, в оставшемся под ногами вонючем гамаке с отвращением опознал свой побуревший от засохшей крови плащ.

– Нормально! Идти смогу! – отрапортовал даме, возвращая фляжку.

И едва не рухнул на подкосившихся из-за вдруг задрожавших коленей ногах. Спасибо страховавшим парням, Гривень со Стаканом дружно меня подхватили и помогли устоять.

– Прекрасно, тогда не нужно его больше нести, пускай дальше ковыляет сам, – жестко объявила Люсьен и, шагнув ко мне, шепнула на ухо: – А с тобой я позже разберусь!

– Плащ только на него набросьте с капюшоном, – она снова заговорила в полный голос. – А то дыру в башке застудит – потом снова лечи!

Я попытался возражать, не желая возвращаться в вонючую обертку. Но меня никто не слушал. Приятели заставили продеть руки в рукава плаща, застегнули его на все пуговицы и нахлобучили до бровей капюшон.