Яма (СИ) - Тодорова Елена

Серега на нее смотрел так же ошарашено. Только не потому что, как она, не ожидал увидеть. А потому что охр*нел от эмоций, которые разбились в его груди.

Он себя убеждал, что все прошло и схлынуло. Химические и гормональные реакции не должны тянуться так долго. Он же столько времени провел в завязке! Сейчас должен был случиться тот самый эпизод, когда ему забавно, а она — такая, как все.

Ни хр*на.

От одного ее вида его накрыло. Внутри все перевернулось и болезненно сжалось. Горло подпер ком, который не позволял Граду ни говорить, ни дышать. А сердце забилось с такой силой, что казалось, тело по инерции тоже туда-сюда заходило.

"Супер".

"Ох*ительно просто".

— Ты что… — Доминика села. — Ты зачем пришел? Как вошел? — она, вроде, рассердилась, но в то же время все еще не могла справиться с шоком. — Уходи сейчас же.

Граду пришлось проглотить обратно все свое дерьмо, чтобы просто иметь возможность ответить ей. И это было труднее всего, что он делал ранее.

— Не уйду.

Странно, но он до такой степени жаждал смотреть на Нику, что готов был сказать ей, что угодно.

— Алина тебя прислала, да? Так передай, что у меня все нормально.

— Я сам захотел прийти.

— Ну и зачем? Я лично тебя видеть не хочу! И чтобы ты ко мне приходил — никогда не хотела.

— Ты меня ненавидишь, я помню.

— Хорошо, что помнишь. А теперь проваливай!

Яростно дернула со стороны допотопного шкафа какую-то штору. Протянула ее до самого окна. Сергей замер, ошарашено глядя на бордовое полотно. Это не являлось балдахином, это было… фиг пойми чем!

Растерянно оглядевшись, мимоходом подумал, что вся обстановка комнатки для него дичайше странная. Он такого дизайна нигде раньше не встречал. Количество кроватей и прочей разносортной мебели на квадратный метр зашкаливало. Тут тебе и спальные места, и рабочие зоны, и гардероб, и кухонный уголок. Даже на стенах не наблюдалось свободного пространства. Плакаты, пробковые доски с фотографиями и яркими лоскутками заметок, книжные полки, гирлянда и скопище разноцветных бумажных бабочек.

"До самой далекой планеты не так уж, друзья, далеко!"

Да, нашлось место и для совкового мотиватора с Гагариным. Он им, что, по наследству достался?

Вопреки хамской встрече, которую устроила ему плюшка, и банальному эстетическому недоумению, Градский не смог просто развернуться и уйти. Первое, что сообразил, тупо глядя на цветочный узор тонкого длинного коврика: нужно разуться.

Скинул кроссовки. Куртку снимать почему-то не посмел. Нерешительно пересек комнату. Сел на скрипучий стул у письменного стола и уперся взглядом в бордовую штору.

— Я все улажу, Кузя. Будет собрание факультета. Все узнают, что это неправда. Закревич сам признается, что оболгал тебя.

"Если сможет…"

— А тебе откуда знать: оболгал или кет? Может, я…

Сжал кулаки. Поступательно вдохнул и выдохнул.

— Молчи, Кузя. Молчи. Когда ты уже научишься?

— Я в своей комнате. Хочу — говорю, хочу — нет. А ты можешь не слушать. И вообще…

После он сам себе покается, и сам себя осудит.

После…

Резко задрав штору, стремительно нырнул в бордовый полумрак. Двинулся на сжавшуюся в уголке девушку. Она что-то пропищала в знак протеста, но как только Градский остановился — ответно замерла. Широко распахнув глаза, смотрела на него с запредельной озадаченностью.

Маленькая наивная Ника.

Пока она увязала в смятении, в его испорченном подсознании родилась потребность: максимально ограничить ее подвижность. Разместил одно колено между бедер девушки, второе — с внешней стороны. Выставил по бокам ладони. Кузя, будто под гипнозом, следила за этими действиями с неожиданным смирением. Придвинувшись ближе, словно то самое животное, которое полтора часа назад бесновалось и жаждало убивать, вдохнул в себя ее запах. И он ему невероятно сильно пришелся по вкусу.

Внутри все задрожало. Распознал свирепое сексуальное возбуждение и еще какой- то долбанный трепет. Остальное легло на душу неразделимой массой.

В очередной раз подвергся шекспировским страстям: уйти или остаться?

Стиснув зубы, посмотрел Доминике прямо в глаза, напоминая себе, что пришел не за тем, чтобы ее обнюхивать.

"Сука…"

Вот только и она в ответ так смотрела, что дух захватывало, и все мысли сбивались в кашу.

Не к месту и совсем не вовремя вспомнилось, как Леська несколько лет назад, треща по телефону, сообщила одной из подруг: "Он только обнял меня, а у меня в животе бабочки закружили, представляешь?"

У Кузнецовой ничего еще не было, теперь он это знал. И поразился своему скотскому желанию стать тем, кто разбудит этих бабочек.

Не стоило об этом даже думать. Вот только мысли эти, мучительно волнующие, никак не хотели отступать.

Град сам себе не верил, настолько все ощущения казались невероятными. Ничего подобного и вообразить бы никогда не смог. А сейчас… Старался не дышать, а все равно в груди все гремело.

Утвердил новую оправдательную теорию: просто давно ее не видел. Давно не чувствовал, забыл, какую странную это имеет силу. Вот эмоции и кипели, как в те первые встречи. Видел бы Кузю регулярно — уже бы привык, реакции бы стерлись.

Доминика мало что понимала в отношении полов. Но то, что дыхание Градского участилось, не могла не заметить. И то, как он смотрел на нее, словно ему от нее что-то смертельно необходимо — тоже.

Реагируя на близость Сергея и жар его взгляда, Нике вдруг захотелось сместиться ровно настолько, чтобы ему пришлось ее поймать.

"Господи, Боже мой!"

"Какая неуместная глупость!"

Преследуя это постыдное желание, щеки моментально запылали смущением.

— Что тебе от меня надо, Градский? — выпалила сердито.

И он поразил ее своим невозмутимым откровением.

— Хочу смотреть на тебя.

— Еще не насмотрелся?

— Нет.

Толкнула в грудь, но он не сдвинулся.

— Ты всегда такой неотесанный? Отодвинься хотя бы немного!

Он отступил, буквально на десять сантиметров. И ни с того ни с сего пристыдил ее сурово, как семиклашку:

— Кузя, почему ты такая вредная?

— Можно подумать, ты полезный?

Он лишь качнул головой и снова спокойно заговорил.

— Хватит меня мариновать.

— Я, что ли… Я ничего… Ты сам.

— Я сам. И ты тоже.

Обмен этими странными предложениями ни к чему конкретному не привел. Ника ни черта не поняла, только распсиховалась еще сильнее.

Ресницы Града дрогнули, словно ему стало трудно держать веки открытыми. Взгляд сместился ниже — на ее губы. И сердце Доминики застучало с отчаянной и болезненной частотой. Чтобы как-то удержать его от вероломного бегства, закрыла глаза и протяжно вздохнула.

"Почему он теперь молчит?"

"Мог бы сказать хоть что-то!"

"И, в конце концов, отодвинуться на нормальное расстояние…"

— Оставь меня в покое, Градский, — потребовала, метнув к его лицу еще один сердитый взгляд.

Вместо этого… Он к ней прикоснулся. Большой палец его левой руки приподнялся и, сместившись чуть в сторону, медленно-медленно прошелся по ее бедру. Кожа Ники покрылась мелкой дрожью. Горячее и нетерпеливое волнение толкнуло сердце к горлу. Дыхание перехватило: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ноги инстинктивно сжались, невольно зажимая мужское колено. Град скрипнул зубами и зашипел, будто она причинила ему физическую боль, что было, конечно же, невозможно. Но Кузнецова отреагировала моментально, выпуская его из захвата и упираясь руками в грудь.

— Прекрати уже…

— Я пытаюсь тебя поддержать, — заявил он очень серьезно. — Я пришел к тебе, несмотря на то, что ты меня тогда послала.

— Непохоже, чтобы ты, Сережа, сильно горевал, — упрекнула слишком взволнованно.

А у него, после ее неподражаемого произношения его имени, горячая волна по позвонкам сбежала.

— Горевал, вообще-то. Все? — лишил дара речи, никак иначе. Взглядом дал еще больше пояснений, чем этим скупым признанием. — На этом закончим. Я мусолить одно и то же не люблю.