Крутые парни - Евгений Сухов

Воровская среда – это как бы скол существующего общественного устройства, отражающий уродливую и порочную его сторону. Вместе с крахом суперсистемы под названием Советский Союз воровское братство, некогда однородное, в конце восьмидесятых – начале девяностых стало так же стремительно раскалываться, безжалостно разрушая единое криминальное пространство. Трагедия была не в том, что многие из смотрящих и законных теперь желали заполучить как можно большие территории, где хотели властвовать по подобию избранных губернаторов, а в том, что они не спешили отчислять деньги в общак, а общак для вора – это такая же святыня, как для верующего алтарь, для государственного служащего – налоговая инспекция. Всякий, кто проявлял корысть и запускал руку в общак, объявлялся еретиком и подлежал немедленному истреблению. «Крысятничество» каралось всегда очень сурово.

И в этот раз сходняк поручил Шраму наказать отступников, тех, кто не желал делиться и не сдавал деньги в общак. Между делом законники вспомнили о том, что в прошлый раз Саша Степанов наказал беспредельщиков, посмевших позариться на нефтяной регион. Одним из воров была даже высказана мысль создать при сходе мобильную убойную команду, которая расправлялась бы со всеми оппортунистами в воровском мире. Шрам поморщился от такого предложения и отвечал, что мясника нужно искать не в среде законных.

На этом же сходе были развенчаны четыре вора, не сумевшие организовать сопротивление администрации в «сучьих» зонах под Курганом. Еще двух положенцев сурово предупредили, чтобы не задерживали отчисления в общак. И в самом конце схода были выбраны смотрящие на города Тюмень и Новосибирск – крепкие воры с пятнадцатилетним стажем отсидки. Выбранные смотрящие сдержанно, но убежденно дали клятву в том, что останутся верны воровскому братству и будут отчислять в общак установленный процент от прибыли. А потом все законные отправились на нудистский пляж, подивив отдыхавших обилием синих татуировок.

Глава 20

На время сходняка Трубач снял номера в пятизвездочном отеле в центре Вены, недалеко от оперного театра. Это соседство с высокой культурой, по его мнению, должно было способствовать проведению схода на мировом уровне. На высочайший ранг сходняка указывал и состав приглашенных, среди которых были законные, смотрящие и даже положенцы. Многие из прибывших успешно совмещали коммерцию с воровским промыслом, а их личное состояние подчас не уступало бюджетам некоторых регионов России.

Полиция Вены к появлению огромного числа русских отнеслась с настороженностью. Поначалу власти усилили наблюдение за гостиницей, а потом, убедившись с удивлением, что русские не бьют стекол, не стреляют из окон и не выкручивают прохожим руки, требуя денег, оставили для порядка одного полицейского.

Этот воровской сход своей солидностью больше напоминал съезд директоров крупнейших банков и компаний. Шикарный отель, привыкший к визитам не только богатейших людей мира, но также королевских семей и президентов держав, такой крутизны еще никогда не видел. В элегантных костюмах, подкатывая к подъезду на «Мерседесах», «Линкольнах» и «БМВ», русские авторитеты, провожаемые услужливыми взглядами швейцаров, уверенно распахивали двери дорогих номеров. Они вели себя так, будто всю жизнь прожили в подобной роскоши. Казалось, что блеск красивых зеркал и предупредительность обслуги были для воров такими же привычными, как многолетняя ржавчина на тюремных решетках.

Законники появились во всем великолепии – в распахах белых рубашек виднелись массивные золотые цепи, кресты и распятия. Обитатели отеля, теряясь в догадках, принимали их за ревнителей неведомой религии, любезно раскланивались и восхищенно смотрели вслед.

Варяг с Модестом прибыли в столицу Австрии за шесть часов до начала сходняка. Владислав обожал Вену. За последние два года он дважды приезжал в полюбившийся город. В Вене Варяг отдыхал душой, гулял по старинным улицам, заходил в кафе и за чашечкой знаменитого кофе по-венски размышлял об убогой жизни россиян.

Пока они ехали от аэропорта, Артист не умолкал, рассказывая Варягу о своей жизни в Израиле и нахваливая еврейские общины. Если бы не знать, что он вор, то его вполне можно было бы принять за благочестивого раввина. Варяг, не обращая внимания на красноречие Модеста, уткнувшись в окно, любовался изяществом венской архитектуры и женских ног. А когда наконец «Форд» подкатил к отелю и Модест, вылезая из машины, умолк, Варяг, не скрывая облегчения, вздохнул.

Узнав от Модеста о предстоящем сходе, Владислав позвонил Трубачу, и старый приятель, с радостью услышав его голос, приоткрыл ему одну из тайн, поведав о том, что законники обязательно будут говорить о нем. Варяг был готов к этому. В недалеком прошлом он был весьма известным вором, держателем общака, и для большинства оставалось загадкой его неожиданное исчезновение, а те немногие, которые были посвящены в тайну, умели молчать. Для воровского общества Варяг вынужден был родиться заново, чтобы своим появлением многое прояснить и поставить на свои места, укрепить ряды законников и, главное, способствовать пополнению общака.

Перед отлетом Варяга не покидало чувство опасности. Дорога с излишне разговорчивым Артистом его утомила окончательно.

Сейчас Варяг желал уединения, чтобы максимально сконцентрироваться перед непростым разговором.

У подъезда отеля их встречал Трубач. Он пожал руку Артисту. Тепло обнял Варяга. В его светло-голубых глазах Варяг прочитал сигнал опасности – «держись!».

– Как долетели? Тут передавали, что, возможно, будет сильная гроза. Мы все боялись, что сегодня аэропорт не будет принимать самолеты.

Варяг улыбнулся.

– И вот мы здесь. Нам погода не помешала. Многие уже прибыли?

– Почти все, кого приглашали.

– Я слышал, «апельсинов» целую корзину набрали, – презрительно фыркнул Артист.

Он не любил скороспелых законных и говорил о них всегда с нескрываемым пренебрежением.

Трубач, не замечая ехидного тона Артиста, ответил:

– Ты ошибаешься, Модест. «Апельсинов» на этом сходе нет. Собрались только правильные.

– Давно пора. Эти лаврушники просто достали.

Это был второй сходняк, когда правильные воры собирались отдельно от так называемых скороспелых воров, называемых «апельсинами» или лаврушниками. Среди них встречались даже такие, кто ни разу не перешагивал порог следственного изолятора. А это, по старым воровским понятиям, считалось недопустимым. Прежде чем подняться на самый верх, полагалось сначала пострадать, потомиться в штрафных изоляторах, отстаивая правду, суметь даже в «красной» – «сучьей» – зоне организовать общак. «Апельсины» же, которым чаще всего было по двадцать – двадцать пять лет, не научились еще жить по правде, а потому частенько беспредельничали на воле. Бывало, веселились так, что потом население месяцами пребывало в панике, а менты прохода не давали всем свободным зэкам. Они любили кураж, молодецкие забавы с жуткими драками и поножовщиной. На них обижались многие. Так, например, представительницы самой древней профессии были в страшной обиде на «апельсинов» за то, что те приглашали их к себе в номера, но никогда не расплачивались, считая, что им и так оказана честь принадлежать таким молодцам. Сутенеры также были недовольны таким подходом к делу. Страдал бизнес.

Однако не считаться с «апельсинами» правильные воры тоже не могли. Те составляли достаточно серьезную прослойку в среде законных, были энергичны, современны, работоспособны, сильны и, как правило, контролировали крупнейшие гостиницы и рынки городов. Их вклад в общак составлял заметный процент. С каждым годом они становились все самостоятельнее и организованнее. Трижды, в обход правильных воров, они устраивали свои сборища. Если и присутствовали на таких сходняках законные воры, то только те, кто уже давно отошел от крупных дел или соблазнился на щедрые «апельсиновые» посулы. Но даже присутствие отдельных воров в законе на таких сходняках не добавляло должной солидности: вопросы решались мелкие, интересы и цели молодых воров были достаточно банальны. Но зато гонора, помпы и чванства – хоть отбавляй. «Апельсины» по молодости лет любили увешивать себя тяжеленными золотыми цепями, браслетами и всякой прочей воровской атрибутикой, которую Варяг, в отличие от многих воров, уже давно не носил. У него было лишь узенькое обручальное кольцо на безымянном пальце. Но во всем его облике все равно ощущалось нечто такое, что заставляло не только швейцаров встречать незнакомца почтительным поклоном.

Мимо беседующих мужчин в ресторан проследовали стройные ухоженные женщины в шикарных вечерних туалетах. Артист крякнул и довольно произнес:

– Вижу, Трубач, ты позаботился не только о предстоящей работе, но еще и об отдыхе. Варяг, посмотри на этих девушек, на них бриллиантов куда больше, чем материи. – Артист ухмылялся. – Так, значит, говоришь, в моем номере есть сауна и небольшой бассейн? Славненько, славненько! А кровать, Трубач, я надеюсь, двухспальная?