Русский супермен (СИ) - Рясной Илья

Бух-бух. Перед этим барабаном, на звук которого отзывалась каждая частичка моего существа, я был бессилен.

Воля, хай-тог, прекрасные рефлексы, реакция, отменные физические данные здесь ничего не могло помочь.

Бух-бух. Слабость овладевала мною все сильнее, Сейчас ноги подкосятся, и я рухну. Бух-бух.

"Убийцы" еще чуть приблизились. Морда вожака с болтающимся красным языком теперь маячила совсем близко. До развязки оставались считанные секунды. Я ничего не мог поделать. Я стал рабом дьявольского тамтама. Бух-бух...

Музыка, наложившаяся на бой барабана, звучала сперва очень слабо. Да и не музыка это была вовсе. Скорее какой-то аккорд, тонкий и изящный. А может, вовсе и не аккорд, а что-то, что можно пощупать руками, — тонкий хрусталь, гладкий клинок рапиры. Нечто упрямо поднималось из глубин моего Я. Аккорд усиливался, медленно с трудом пробиваясь наверх. Потом он начал слабеть, медленно истончаться. Он почти что ушел, а вместе с ним уходил во тьму и я. И тут — как удар кинжала. Сотня одновременных ударов. Боль. Она и вернула меня из тьмы.

Я вновь стоял на крыльце. Тамтам умолк. Вожак — "убийца" стоял уже в полутора метрах от меня. Он озабоченно повел ушами, захлопнул акулью пасть, отступил на шаг. Потом еще на шаг и уселся на бетон садовой дорожки. Псами овладевала нерешительность.

Во мне звучал со всей силой загадочный аккорд. Он будто объединял собой разрозненные части моей души, наполнял меня силой. Казалось, что отныне я могу все. Псам, похоже, казалось то же самое, и они начали отступать. Их единство неудержимо распадалось. Одни исчезли быстро, другие пятились, прижав уши, третьи стояли как вкопанные или ползли в сторону на брюхе, подобно побитым дворняжкам.

Вожак остановился, упрямо мотнув головой.

— Пшел прочь! — прикрикнул я на него.

Он задумчиво посмотрел на меня, зашипел по-змеиному и застыл как камень. В этот момент застыли и его соплеменники. В полном молчании и неподвижности прошло минуты две. Я побеждал в этой схватке. Я уже победил... Почти победил.

Вожак тряхнул головой и бросился на меня. Зря. Я был уже свободным человеком, не рабом, скованным злым тамтамом. Я вскинул автомат, и пес застыл метрах в двух от меня. Теперь неоновые глаза излучали не только ненависть. В них сквозило поражение и смирение.

— Брысь отсюда!

Пес медленно, стараясь сохранить достоинство, повернулся и кинулся прочь. Несколько мгновений — и все твари исчезли во тьме, будто и не было их вовсе.

Близился новый день, скоро взойдет солнце, и из темных углов и черных закоулков будут изгнаны все страхи... Эх, если бы! В ТЭФ-зоне тьма правит и днем.

— То-то, дворняги облезлые! — крикнул я вслед "убийцам" и вернулся в дом.

Смерть стучалась в двери этого дома. Смерть осталась с носом. В который раз мне удалось обвести ее вокруг пальца. Но сейчас произошло нечто большее. Я не просто победил. В этой схватке я приобрел нечто. Что именно — я пока понять не мог.

Поединок высосал всю мою энергию. Еле-еле я добрался до плетеного кресла в большой комнате и рухнул в него. Прикрыв глаза, я неподвижно просидел минут десять. Затекла нога. Я пошевелился, и кресло заскрипело. На секунду у меня мелькнула дикая мысль — это скрипит лестница под шагами хозяев дома. И еще: нужно согреть чай, позавтракать, посмотреть утренние газеты и успеть на работу.

Тьфу, напасть! Я снова готов был погрузиться в какую-то зыбкую полуявь. В мозгу зазвенел сигнал опасности. Хрустальное мертвецкое спокойствие этого места, похоже, ухолило в прошлое. Я запустил какой-то механизм, шестеренки которого способны перемолоть меня. Надо побыстрее уносить отсюда ноги.

С трудом я поднялся на второй этаж, хватанул ударную дозу бистимулятора. Еще несколько таблеток — и я угроблюсь. Неважно. Главное, что сейчас я в считанные минуты пришел в себя, и ранец больше не казался мне неподъемным...

Занимался рассвет. Рябовск остался позади. Я знал, что псы — "убийцы" больше не побеспокоят меня. Они отстали. Решили, что чужак им не по зубам. Ведь за чужаком СИЛА.

Этой ночью со мной что-то произошло. Сила, спавшая где-то в глубинах моего существа, напоминавшая о себе редкими озарениями и предчувствиями, пробивалась наружу. Она все больше овладевала мной, и я не знал, к добру ли это.

Дорога становилась все более разбитой. Время от времени попадались ржавые остовы машин. Останки огромного гусеничного трактора чем-то напоминали скелет динозавра. Вообще, чем дальше от границы, тем более дикими и гиблыми становились места. Иногда шоссе оказывалось полностью поглощено "мочалом" и оранжевой "колючей проволокой", местами в земле зияли воронки, смазанные какой-то слизью, будто когда-то здесь сильно бомбили. Приближаться к ним я опасался. Из чащи доносилось каркающее хихиканье — громкое и жутковатое. Невозможно представить, кто издавал такие звуки — красивая птичка, маленькая жаба или огромный диплодок.

Вдоль дороги пошли странные трехствольные деревья, судя по белой коре, предками их были березы. Здесь меня начал бить озноб, хотя светило солнце и было довольно тепло. Этот озноб — не от плохого самочувствия, причина его крылась где-то вовне, хотя приборы опять не показывали ничего необычного. Надо будет сказать Атаманенко, что вся его анализирующая техника оказалась никуда не годной.

Веденеев знал, кого посылать в зону. Может, у него тоже шестое чувство сработало, и из всех кандидатов он выбрал единственного, кому задание было под силу. Кто-либо другой тут давно бы загнулся, даже если бы не встретил псов "убийц". Дело в том, что мне постоянно попадались места, куда путь заказан, и тогда внутренний голос говорил: "Стоп". Места эти ничем не отличались от других, любой, не задумываясь, ступил бы туда и нашел бы свою смерть. Каким образом? Я не знаю. Желания узнать у меня не появлялось. Иногда места эти совпадали с сеткой Гурзуева, иногда нет.

Эх, "головастиков" бы сюда. Я не специалист, но, по-моему, Новосибирская зона — самая интересная из ей подобных. О том, что такие сюрпризы могут быть в зонах ТЭФ-поражения, я не знал, хотя об основных опасностях меня проинформировали перед заданием. Возможно, здесь на ТЭФ-удар наложился еще какой-то фактор, приведший к появлению всех чудес. Какой? Ответ на этот вопрос — удел ученых. Подброшу им пищу для размышлений, если выберусь.

Часа три я шел по шоссе. Шел легко, несмотря на то, что лямки ранца врезались все глубже, а синяк от бившего по бедру автомата, должно быть, был уже с ладонь. Труднее пришлось, когда свернул с дороги. Раза два попадался знакомый "стеклянный лес". Взять бы пробы, да неизвестно, опасна ли эта дрянь. Потом пошли буреломы, широкие полосы спутанных "колючек", прикрытых "мочалом". Пришлось поработать мачете, руки налились свинцом, болели, и казалось, что еще немного — и они отвалятся. Я вымотался, шел с трудом, но глотать бистимулятор не решался...

Поляна с сиреневыми блюдцами грибов... Узкая, заросшая гигантским камышом речка... Выжженная черная плешь... Заросли "колючки"... Дальше и дальше. Подкашивающиеся ноги, стократно увеличившаяся тяжесть ранца. Дальше.

К озеру я вышел примерно тогда, когда и рассчитывал. Это означало, что теперь до цели недалеко. Озеро блестело серебром с красным отливом за деревьями и несколько оживляло местность. Лес расступился, и я очутился на краю обрыва. Перед глазами раскинулась обширная водная гладь. На картах озеро выглядело правильной формы грушей длиной в три и шириной в полтора километра. В центре обломанным зубом торчал белый, будто отполированный остров.

Здесь определенно все было шиворот-навыворот. Не слышалось ни плеска воды, ни шуршания набегающих волн. Озеро выглядело мертвецки спокойным, прозрачным настолько, что виднелись камни на дне. И ни малейшего движения на водной глади, рябь на поверхности застыла раз и навсегда, будто на фотографии.