Ореол смерти («Последняя жертва») - Нора Робертс

Ева поняла, что от Мирины едва ли удастся многого добиться.

— Я почти никогда не летаю.

— Ой, это так ужасно! А вот Рэнделл обожает дальние полеты. О чем я говорила? — Она вздрогнула, и Ева едва успела подхватить выпавший из ее руки стакан. — Ах да, о покупках. Я люблю покупать одежду. Все остальное в бизнесе мне неинтересно.

— Ваши родители и мистер Хэммет были держателями акций в компании «Меркурий»?

— Да. Мы всегда пользуемся «Меркурием» при пересылке товара. — Она прикрыла глаза. — Это быстро и надежно.

— Не знаете ли вы о каких-нибудь финансовых трудностях вашей семьи, связанных с этой или какой-то другой компанией?

— Нет, ни о чем подобном я не слышала.

Ева решила, что пришла пора задать самый трудный вопрос.

— Ваша мать знала о карточных долгах Рэнделла Слейда?

Впервые за весь разговор Мирина встрепенулась. В глазах ее блеснула ярость, сонливость как рукой сняло.

— Долги Рэнделла никоим образом не касались моей матери! Это дело только его и мое.

— Вы ей ничего не говорили?

— Зачем рассказывать о том, с чем мы в состоянии разобраться сами? Да, Рэнделл страстный игрок, но с этим можно справиться. Он больше не играет.

— А долги крупные?

— Они выплачиваются, — глухо сказала Мирина. — Все оговорено.

— Ваша мать была богатой женщиной. Вы унаследуете значительную часть ее состояния и сможете быстро разделаться с долгами.

То ли транквилизаторы, то ли горе притупили сообразительность Мирины. Намека в словах Евы она даже не заметила.

— Да, но матери ведь у меня не будет! Не будет мамы. И на нашей свадьбе ее не будет. Просто не будет… — повторила она и тихо заплакала.

Дэвид Анжелини совсем не походил на сестру. Еве сразу стало ясно, что это человек, которого оскорбляет даже мысль о том, что ему придется беседовать с полицейским.

В кабинете Уитни он уселся за письменный стол напротив Евы и отвечал на вопросы коротко, нарочито вежливо.

— Совершенно очевидно, что это совершил какой-то маньяк, против которого она выступала обвинителем, — заявил он.

— Вам не нравилась профессия матери?

— Никогда не понимал, почему она этим занималась. Зачем ей это было нужно? — Дэвид сделал глоток из стакана, который принес с собой. — Но она не бросала свою работу, и в конце концов это ее и погубило.

— Когда вы видели мать в последний раз?

— Восемнадцатого марта. В свой день рождения.

— Вы общались с ней позже?

— Я разговаривал с ней примерно за неделю до смерти. Просто позвонил. Мы перезванивались каждую неделю.

— И в каком она была настроении?

— В прекрасном! Много говорила о предстоящей свадьбе! Мама ничего не делала наполовину. Она планировала свадьбу так же тщательно, как готовилась к своим судебным разбирательствам. Кажется, даже надеялась, что это и на меня перекинется…

— Что именно?

— Матримониальная лихорадка. Под доспехами прокурора скрывалась очень романтичная натура. Она все ждала, когда же я встречу свою половину и обзаведусь семьей. А я ей сказал, что семью пусть заводят Мирина с Рэнделлом, а я пока что обручен с бизнесом.

— Вы много работали в «Анжелини экспорте» и, очевидно, хорошо осведомлены о финансовых трудностях компании.

Дэвид напрягся.

— Это только временные неурядицы, лейтенант. Ничего серьезного.

— У меня есть информация о том, что это больше, чем неурядицы.

— «Анжелини экспортс» твердо стоит на ногах. Просто настала пора реорганизовать компанию, немного изменить сферу деятельности. Чем в настоящее время мы и занимаемся. — Он небрежно взмахнул рукой. — Кое-какие руководители допустили ошибки, которые вполне можно исправить. И к делу моей матери это не имеет никакого отношения.

— Рассматривать все возможные варианты — это моя обязанность, мистер Анжелини. После вашей матери осталось значительное состояние. И часть его перейдет вам и вашему отцу.

Дэвид резко поднялся.

— Не забывайтесь, лейтенант! Если вы способны предположить, что кто-то из членов семьи мог причинить моей матери какой-то вред, то майор Уитни допустил чудовищную ошибку, поручив расследование вам!

— Вы вправе иметь собственное мнение. Вы играете в азартные игры, мистер Анжелини?

— А вам какое до этого дело?

Садиться он явно не собирался, поэтому Ева тоже встала.

— По-моему, я задала довольно простой вопрос.

— Да, время от времени играю, как и множество других людей. Это помогает мне расслабиться.

— У вас большие долги?

Он судорожно сжал стакан.

— Я думаю, на этой стадии допроса моя мать посоветовала бы мне воспользоваться услугами адвоката.

— Это ваше право. Я ни в чем вас не обвиняю, мистер Анжелини. Мне известно, что в ночь гибели вашей матери вы были в Париже. — Ей также было отлично известно, что самолеты через Атлантику летают каждый час. — В мои обязанности входит составить полную картину происходящего. Вы не обязаны отвечать на мой вопрос. Но мне не составит труда получить интересующую меня информацию другим способом.

— Восемьсот тысяч долларов, плюс-минус несколько сотен, — процедил он сквозь зубы.

— Вы не в состоянии расплатиться с долгами?

— Я не бродяга и не нищий, лейтенант Даллас! — сказал он жестко. — Эта проблема будет решена довольно скоро.

— Ваша мать знала об этом?

— Я не ребенок, лейтенант, который бежит к матери, разбив коленку!

— Вы с Рэнделлом Слейдом играли вместе?

— Раньше да. Но моя сестра не одобряет этого пристрастия, и Рэнделл играть бросил.

— Предварительно наделав долгов?

Дэвид бросил на нее холодный взгляд.

— Мне об этом ничего не известно, и дела Рэнделла я с вами обсуждать не собираюсь.

«Все тебе известно», — подумала Ева, но решила пока что оставить эту тему.

— А скандал в Лас-Вегасе несколько лет назад? Вы были там?

— В Лас-Вегасе? — Дэвид взглянул на нее непонимающе.

— Что-то связанное с рулеткой.

— Я бываю в Лас-Вегасе, но ни о каком скандале мне ничего не известно.

— А вообще вы играете в рулетку?

— Нет, это дурацкая игра. Хотя Рэнди нравится. Я лично предпочитаю блэк-джек.

Рэнделл Слейд не производил впечатления дурака. Он показался Еве одним из тех, кто сметет на своем пути все, что может ему помешать. И художников-модельеров она представляла себе совсем не такими. Одет он был просто — в черный костюм без всяких новомодных тесемок и заклепок. Руки у него были большие и сильные — руки скорее рабочего, нежели художника.

— Надеюсь, вы не задержите меня надолго, — сказал он тоном человека, привыкшего распоряжаться. — Мирина плохо себя чувствует, она лежит наверху, и мне не хотелось бы оставлять ее одну.