Балкон напротив (СИ) - Карпенко Вероника

Перетаптываясь с ноги на ногу, я застыла между этажами. У стеночки стоял детский велосипед розового цвета, с забытой в корзинке панамкой. Я глубоко вздохнула. И снова задумалась: «Если письмо прочтет жена, у Олега будут проблемы». Но разве не это было моей целью? Как еще я могла с ним связаться? Подстеречь у подъезда и выплеснуть обиду в лицо? Порвать на кусочки все письма и швырнуть в его удивленную физиономию? Лучше уж сразу повесить свое фото на дверях его квартиры, подписав «обиженная и оскорбленная».

Я выглянула из-за поручней, будто боясь быть замеченной. Ничем не примечательная, обитая коричневым дерматином, дверь его квартиры была совсем близко. Оставалось сделать шаг и сунуть письмо в дверную щель.

Мне почему-то вспомнилось, как в детстве мы с Эдькой и другими ребятами из соседних дворов дурачились. Мама одного из нашей шайки-лейки работала на почте и приносила домой старые бланки. Знала бы она, какое применение нашел им сынуля! Мы печатными буквами выводили на бланке названии вымышленной иностранной компании. И призывали адресатов явиться в почтовое отделение за причитавшейся им денежной премией. Мне всегда было любопытно, приходили они за своим призом. Или, поняв, что это розыгрыш, выбрасывали уведомление в мусорку. Второе было бы логичнее!

Снизу донеслись голоса и хлопанье входной двери. В подъезд зашли люди. Я нервно дернулась: «Нечего было сопли жевать — или уходи, или делай!». По ступенькам поднималось две пары ног. Одни — уверенным взрослым шагом, вторые — вприпрыжку, игривым детским. Из-за поручней показалась чья-то макушка. Девочка лет пяти, с белокурыми хвостиками на затылке держала в руках плюшевого слоника. Она застыла, удивленно и опасливо глядя на меня большими глазами.

— Люся! Не беги! — послышалось снизу. Девочка, которую звали Люся, метнулась в сторону поднимавшейся по ступенькам матери. Женщина, нагруженная пакетами, тяжело дыша, преодолела ряд ступенек. — Люсечка, позвала бы лучше папу. Сейчас будет три часа двери открывать, — сказала женщина, устало опустив пакеты на бетонный пол.

Девочка замотала головой, прижав к груди слоника. Отчего ее хвостики, словно пальмочки, запрыгали и зазвенели бубенцами резинок.

— Люсечка, ты чего? — женщина протянула дочери руку, проследив за ее испуганным взглядом.

— Ты что, тетеньку испугалась? — мягко сказала она, кивнув в мою сторону. — Тетя хорошая, ее не нужно бояться.

Девочка, ища защиты, спряталась за мамины ноги. Женщина засмеялась и произнесла в мой адрес:

— Извините, она у нас пугливая.

Я, очнулась и перевела взгляд с девочки на ее маму. Те же белокурые волосы, те же большие глаза, по-детски распахнутые, на уже взрослом, очерченном первыми морщинками, лице.

— Пойдем, Люся, — женщина взяла в руки пакеты и подтолкнула девочку вперед. Та, все еще опасливо прижимаясь к перилам, пробежала мимо. И, махнув хвостиками на прощание, заспешила к двери. Поравнявшись со мной, женщина вновь поставила пакеты на пол. Сложно было понять ее возраст. С одинаковым успехом ей могло быть 20 с хвостиком, или уже за 30. Без макияжа ее белесые ресницы и брови были почти не заметны на светлом лице. Волосы, выбившись из пучка, тонкими завитками прилипли к шее. Чуть свободная футболка слегка обтягивала немаленькую грудь и выпиравший животик.

— Вам помочь? — спросила она, пытаясь поймать мой взгляд. Только сейчас я представила, как растерянно выгляжу со стороны, стоя посреди лестничной клетки с открытым ртом.

Я облизала губы и замотала головой, подобно ее белокурой дочери.

— Нет, спасибо, — выдавила я. — Я… ошиблась подъездом.

Я виновато улыбнулась, и женщина, пожав плечами, вновь наклонилась за пакетами. Девочка уже барабанила в дверь, зовя папу скорее впустить их. В ту самую дверь, где я минуту назад собиралась оставить свой конверт.

… Ночью мне снилась девочка Люся. Она никак не могла найти своего слоника. В то время как плюшевый зверь сидел буквально в двух шагах от нее. Но девочка, беспокойно крутя головой, и позвякивая бубенцами на резинках, в упор не видела свою игрушку. Мне очень хотелось ей помочь, но я не знала как.

Глава 25

Следующее утро встретило головной болью. Чириканье шумных ласточек только раздражало, а солнечная погода за окном, вопреки обыкновению, нагоняла тоску. «Я бы с радостью прогуляла работу и взяла отгул. Но кто мне его даст накануне закрытия месяца?». Потому, припудрив круги под глазами, я неохотно потащилась на автобусную остановку. Если занять места на «галерке», можно наверстать упущенные минуты сна. И вздремнуть пока автобус, пыхтя, ползет в сторону загородной промзоны.

Я не могла выкинуть из головы девочку Люсю, в жизнь которой я так беспардонно хотела вмешаться. И ее мать с усталыми прозрачными глазами. «Ну что за глупость!» — корила я себя, — «Как можно было решиться на такой необдуманный поступок?». Я без конца представляла эту женщину. Как она берет в руки письмо, открывает и читает его. Как меняется ее лицо по мере осознания прочитанного. Что она стала бы делать? Устроила мужу «разбор полетов», или молча проглотила бы обиду?

«Кто я такая, чтобы судить других? Избалованная девчонка, в свои 25 до сих пор живущая с мамой. Которая капризно воротит нос от достойных кандидатов на ее худосочную руку и не очень здоровое сердце». Я настолько увлеклась самобичеванием, что была готова поставить себя в угол. Как это делала бабушка, когда мы с Эдиком сильно шкодили. И лишить себя сладкого на неделю! Нет, недели мало. Как минимум, на месяц!

Как ни странно, встреча в подъезде вернула мне возможность мыслить здраво. И я с радостью осознала, что обида, накрывшая меня волной накануне, внезапно прошла. И уступила место ощущению грустной безысходности. И вправду, моя жизнь была похожа на анекдот. «Что это? Карма? Быть вечной любовницей без шанса стать женой?».

Хотя, в этот раз роль любовницы мне не предлагали. Можно ли считать изменой переписку? Если твой муж делится сокровенным с посторонней женщиной — это эмоциональная измена. Верка, которая пару раз практиковала связи с женатиками, говорила, что эмоциональная измена куда опаснее физической. Так что, я была эмоциональной любовницей Олега почти целый месяц! Прелюдия была прекрасна, сам процесс — выше всяких похвал. Но до оргазма мы так и не дотянули.

Дома, с порога, я учуяла аромат жареных сырников. Мама с деревянной лопаткой в руках дежурила у плиты, переворачивая скворчащие и румяные пышки с боку на бок. Я схватила один, еще горячий с тарелки на столе.

— Лен, хоть разденься! — погрозила она деревянной лопаткой.

Но вместо этого я, усевшись с ногами на диванчик, принялась жевать сырник.

— Мам, — вопрошающе начала я, облизывая жирные пальцы, — а папа тебе изменял?

Мама, не реагировала, ковыряя лопаткой в сковороде. Я прожевала, собираясь повторить свой вопрос. Но она вдруг обернулась.

— Ты имеешь в виду эту его, вторую семью? — ехидно спросила она. И я чуть струхнула, что затеяла разговор. Но пути назад не было.

— Нет, — покачала я головой, — я имею в виду вообще. Раньше, еще до нее.

Мама оскорблено хмыкнула. А потом задумчиво уставилась в пол, будто вспоминая что-то.

— Я, конечно, не могу знать всего, — начала она, — но, пока он работал в городе, думаю, нет. А уж когда начал колесить на своем тарантасе, то и знать не знаю!

Мама выложила новую порцию сырников поверх уже остывших и выключила газ.

— Со сметаной! — кивнула она на мисочку, стоявшую в центре стола. Потом села на край дивана и продолжила.

— А потом, мы уже и не жили, — она запнулась, — ну, как живут муж и жена. Ты выросла, — грустно вздохнула она, — и мы тоже.

Я сидела молча, медленно дожевывая сырник и сожалея, что вынудила маму вернуться к этим неприятным для нее воспоминаниям.

— Но тебя отец любил. Я всегда знала, что он вернется! — уверенно покачала головой мама и посмотрела на меня с укоризной. — Лена, ну со сметаной же! Горе ты мое.