Теперь ты ее видишь - Линда Ховард

— Сам не знаю. — Ричард нарочно заговорил тоненьким голоском.

Суини откинулась на диван, заливаясь хохотом.

Ричард наклонился над ней, взял лицо девушки в ладони и поцеловал смеющийся рот.

Суини замерла, как крохотный зверек, увидевший опасного хищника. Приподняв руки, она сомкнула на его запястьях свои искусные пальцы, под их мягкой чувствительной кожей прощупывались хрупкие косточки. Ричарду хотелось смять, раздавить ее рот своим, но он лишь смягчил прикосновение, словно губы Суини были сокровищем, которое следовало бережно хранить, а не похищать. Ее губы дрогнули, чуть-чуть, едва заметно. Ричард приоткрыл их, нащупывая ее язык своим. Его пронзило вожделение, слепящее и настойчивое. Все тело Ричарда охватило желание подмять под себя девушку и вонзиться в ее плоть, но он безжалостно подавил свой порыв, понимая, что вряд ли Суини готова разделить его страсть.

Потом она поцеловала его в ответ. Поначалу движения ее губ были нерешительными, почти застенчивыми, но потом из груди Суини вырвался тихий стон, а пальцы еще крепче сжались на запястьях Ричарда. Он чувствовал, как тело Суини с ног до головы наливается напряжением, хотя она по-прежнему сидела сбоку от него. Ричард еще неистовее впился в губы девушки, неторопливо и уверенно лаская и завлекая ее языком.

Суини вырвалась, вскочила на ноги и отпрянула на несколько шагов. Когда она вновь повернулась к Ричарду, ее лицо пылало гневом.

— Нет, — отрезала Суини. — Вы женаты.

Ричард поднялся с дивана, не спуская глаз с ее лица:

— Ненадолго.

Суини отмахнулась.

— В настоящее время вы женаты, и только это идет в счет. Вас ожидает скандальный развод…

— А разве бывают разводы без скандала? — перебил ее Ричард так невозмутимо, будто спрашивал, который час.

— Вы понимаете, о чем я говорю. Кандра — мой деловой партнер, а главное, она мне нравится.

— Кандра нравится многим.

— Я не стану путаться с вами. Это грязно и стыдно.

Темные глаза Ричарда сузились.

— Ладно, будь по-вашему.

Суини изумленно вскинула брови.

— Как это?

— Я оставлю вас в покое, но только до тех пор, когда с разводом будет покончено. А уж потом… — Ричард пожал плечами и умолк, но по тому, как он смотрел на нее, Суини отлично поняла, что значит это «потом». — Позвольте задать один вопрос: как ваше имя?

— Что? — У Суини отвалилась челюсть.

— Ваше имя. Как вас зовут? Я не желаю называть по фамилии женщину, с которой спал.

— Но ведь мы не… — заговорила Суини, но тут же сердито сверкнула глазам. Чем же еще она занималась только что, если не спала с Ричардом? — Вам придется обращаться ко мне по фамилии, — отрезала она. — Это единственное имя, на которое я отзываюсь.

— Понятно. И все же я хочу услышать ответ, — нудно настаивал Ричард. — Вселяясь в квартиру, вы подписали договор, так что мне ничего не стоит узнать ваше имя.

Глаза Суини засверкали еще ярче.

— Парис, — резко бросила она.

— Что — Парис? — не понял Ричард.

— Это мое имя, — буркнула Суини. — Пишется с одним «р». Как город Париж. Как древний грек Парис Сэмилл, если уж вам хочется знать всю подноготную. Но если вы когда-нибудь — хоть раз! — назовете меня этим именем, то пожалеете об этом.

Ричард поднялся, взял пиджак и, посмотрев на часы, сдержал улыбку.

— Хорошо, — согласился он. — Обещаю никогда не называть вас так, как вам не нравится. — И не успела Суини уклониться, как Ричард нагнулся и еще раз поцеловал ее. — Я оставлю вас в покое, — повторил он. — Но когда с разводом будет покончено, вернусь.

Суини, не вымолвив ни слова, смотрела, как Ричард покидает ее квартиру. Что это было? Угроза или обещание? Решение зависело от нее, но Суини понятия не имела, каким оно будет. Она знала только одно — поцелуй Ричарда навсегда лишил ее покоя.

Суини брала то один холст, то другой, раздумывая, какие из них отнести в салон. Ни одна картина ей не нравилась, а мысль о том, что их увидят посторонние, приводила ее в замешательство. Яркие цвета казались художнице ребяческими, безвкусными. Дважды она порывалась позвонить Кандре и сообщить, что в конце концов решила ничего не приносить, и оба раза останавливала себя. Если ее работы никуда не годятся, необходимо выяснить это наверняка и больше не тратить время впустую. Суини размышляла, что будет делать, если ее картины действительно хлам; может, отправиться к психоаналитику? Если у писателей бывает творческий тупик, то нечто подобное должно случаться и у художников.

Суини воочию представляла себе, как психоаналитик внушительным тоном объясняет ей, что она пытается разрешить свои детские неурядицы, вновь превращаясь в ребенка и глядя на мир его глазами. Ну-ну! Суини справилась с детскими комплексами много лет назад. Она переборола их, решив ни в чем не походить на своих родителей. Суини решила, что никогда не станет оправдывать свой эгоизм и инфантильность тем, что наделена художественными способностями, не станет заводить детей, а потом отталкивать их от себя, чтобы не мешали заниматься искусством. Ее мать исповедовала свободу любви, и даже когда-то пыталась освободить Суини от комплексов, откровенно занимаясь на глазах юной дочери любовью со своими многочисленными партнерами. Сейчас ее ждал бы арест; жаль, что в те времена не было таких строгостей.

«Поистине удивительно, — мрачно думала Суини, — что мне вообще хватило духу заняться живописью». И в самом деле, она не стала программистом или бухгалтером, не выбрала занятие, самое далекое от мира искусства, поскольку не представляла себя без живописи. Рисование было неотъемлемой частью ее жизни, сколько она себя помнила. Маленькой девочкой Суини отказывалась от кукол, ее любимыми игрушками были цветные карандаши и блокноты. Когда Суини исполнилось шесть лет, она уже рисовала маслом, при любой возможности воруя у матери тюбики. Цвета и их оттенки захватывали ее на долгие часы; она могла стоять, с восхищением взирая на радугу и даже более обычные явления и вещи — дождь, облако, небо, травинку, глянец спелого красного яблока.

Нет, Суини не сомневалась в своих способностях, равно как и в своей преданности искусству. Она всеми силами развивала свои таланты, стараясь вместе с тем оставаться нормальным человеком. Да, порой Суини спотыкалась на ровном месте или забывала причесаться; порой во время работы забывалась настолько, что приглаживала волосы измазанными пальцами, оставляя потеки краски. Но все это мелочи. Суини вела размеренную жизнь, вовремя оплачивала счета, не принимала наркотиков даже по выходным, не курила, не пила. В ее квартире царили чистота и порядок, а в личной жизни она была образцом добродетели.