Ловчий в волчьей шкуре - Владимир Свержин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я протестую! – возмущенно завопил Пусик, так что собравшиеся было вернуться летучие мыши бросились от руины врассыпную. – Я научное светило, без пяти минут академик!
– Когда б я не прыгнул на дерево, ты бы сейчас и дальше стае в волчьем мире сказки рассказывал, а заодно и протестовал там же. До той поры, когда б, в конце концов, от усталости с дерева рухнул, – укоризненно покачал головой я.
– Погоди, – остановил меня Командор. – Западню для меня ты подготовил? Или нет?
– Так и есть, – с чистой совестью подтвердил я. – моя работа.
– Точно-точно, – не унимался кот, – отпираться бессмысленно! Вяжи его, напарник! Он сам во всем сознался.
– Помолчи, – оборвал его маркиз де Караба. – Видишь – парень готов сотрудничать со следствием. Давай-ка прежде разберемся, что к чему.
– Да что тут разбираться? Западня налицо!
– На ноги, – охладил его пыл Командор. – Он и впрямь мог кинуться мне на загривок в любой момент сегодняшней ночи. Зачем было заманивать в ловушку? – Алекс испытующе поглядел на меня, я – на Алекса. Похоже, в голове у маркиза все же было чему вариться. – И тебя, Пусик, он спас дважды, что б ты там ни говорил.
– Это чтоб запутать след и сбить с толку, – упрямо твердил кот, явно уже занесший на свой счет эффектное задержание.
– Если бы он оставил тебя там, откуда вы сейчас вернулись, тебя уж точно бы след простыл, что ж его путать? Как-то это не попадает в портрет беспощадного волка-оборотня. Так что, мой достопочтенный друг, давайте все здесь успокоимся, мирно усядемся на лавку переговоров и без лишних эмоций выясним, что к чему.
– Он же может исчезнуть в любой момент, – с тоской в голосе напомнил кот, обиженный пренебрежением к своим успехам.
– Однако же не исчезает. А потому не будем суетиться. Объявим перемирие.
Командор сделал приглашающий жест в сторону рассохшейся от времени лавки, скособочившейся у того самого стола с завлекательной бутылью валерьяны.
– Ладно, – с величайшей неохотой согласился кот-сапогоносец. – Дадим подследственному единственный и последний шанс. Только ж вы мне плесните чарку вот этого, – он ткнул когтем в драгоценную емкость. – Не пьянства ради, а только чтоб успокоиться.
– Давай лучше потом, – насмешливо хмыкнул Алекс, отодвигая от него сосуд. – Сначала расскажи толком, откуда ты узнал про западню.
Глава 10
Вот так, мои благородные читатели, я едва не очутился в положении, о котором наш славный капеллан, всякого повидавший на своем веку, говаривал: ни одно благодеяние не остается безнаказанным. Я говорю вам это не с тем, чтобы пробудить сочувствие к моей непростой судьбе, но лишь к тому, чтобы помнили: дважды подумайте, прежде чем спасать говорящего кота, ибо он всегда себе на уме и от себя без ума. Уж лучше спасайте псов, те помнят добро и отличаются верностью. Но вернусь к прерванному рассказу.
Полковник метнул на соратника недовольный взгляд, затем с вожделением посмотрел на заткнутую пробкой бутыль и, поняв, что изменения приговора не произойдет, затараторил скороговоркой:
– Там было такое! Это ужасно! Граф сказал, что мышь не проскочит, но куда ему со мной тягаться? В решающий момент они как затянули! Звук их радостных подстольных баллад и сейчас стоит у меня в ушах.
Алекс ошарашенно мотнул головой, пытаясь понять, он ли перестал соображать, или это кот несет полную околесицу.
– А подробнее, если можно? – с величайшим терпением попросил он.
– А подробнее не могу, – зашипел профессор. – В нашем лагере шпион врага.
– Скорее, мы в его лагере. К тому же то, что он, в смысле граф, – враг, между прочим, еще не доказано. Это лишь наши догадки и разрозненные факты. Обладание древней книгой, являющейся достоянием рода, и современной алхимической лабораторией – еще не причина для обвинения.
– Еще какая причина! Самая что ни на есть причинительная! – Дон Котофан на мгновение замер, что-то вспоминая, затем выпалил: – Между прочим, пока ты здесь по лесу таскался, граф де Монсени пытался вербовать Алину.
– Вербовать или охмурять? – уточнил маркиз, отчетливо меняясь в лице и становясь похожим на венецианского мавра.
– В том-то и дело, что вербовать. Инквизицией угрожал, «Молот ведьм» преподнес ей, почитать на сон грядущий. Вот такие нынче продвинутые чернокнижники пошли.
– Мой господин не чернокнижник! – возмутился я. – Он добрый христианин.
– Ага, – кот насмешливо кивнул. – А ты, стало быть, не оборотень, а комедиант в маске и с привязанным хвостом?
– Вовсе нет, самый настоящий оборотень, – оскорбясь на чем свет стоит, оскалился я. – Но это тоже ничего такого не значит. Я самый что ни на есть добрый христианин. Не верите? У фра Анжело спросите: и к исповеди хожу, и пощусь, и причащаюсь.
– Постой, – Алекс оборвал мою возмущенную речь. – Мы здесь не затем, чтобы выяснять, ходите ли вы с графом к исповеди и жертвуете ли на церковь.
– Да кто вы такие, чтоб выяснять? – не на шутку разошелся я. – И что вам вообще здесь нужно? Мой господин ваши уловки раскусил. Он знает, что вы – не те, за кого себя выдаете, и перенеслись сюда колдовством, а вовсе не приехали из Парижа, как насочиняли прежде.
Алекс поглядел вдумчиво и произнес нарочито вполголоса, чтобы унять мой гнев:
– Верно, не приехали.
– Конечно верно! – все не унимался я. – Вы – заклинатель демонов и желаете погубить нашего государя, как прежде истребили всю его родню!
– А вот тут ты промазал, – усмехнулся Алекс, убирая за пазуху тот странный агрегат, которым до того потрясал у меня перед носом. – Мы как раз прибыли, чтобы остановить эти убийства.
– Вот еще, что за бредни? Это важно для моего господина, как-никак, он близкий родич герцогу, для каждого из нас, савояров, ибо достойный Филиберт II – ниспосланный нам Господом правитель. А вам-то, чужакам, зачем рисковать жизнью и соваться в это дело?
– Близкий родич, – с чувством повторил за мной псевдомаркиз де Караба. – В том-то вся и загвоздка, приятель. Ответь-ка, Рене, если вдруг ваш повелитель неожиданно погибнет, скажем, как и все предыдущие его родичи, от клыков волка-демона, кто унаследует престол?
– Как это кто? Его сын.
– А сколько лет сыну?
– Шесть, – без запинки выпалил я.
– То есть, иными словами, его коронуют, однако править вплоть до совершеннолетия будет регент?
– Ну да, так положено по древнему закону.
– А регентом, если герцог не оставит специальных распоряжений, по традиции станет ближайший взрослый родственник мужского пола. Не так ли?
– Именно так. К чему это вы клоните?
– А скажи, пожалуйста, Рене, кто же будет, если не дай бог что, этим регентом?
Я начал лихорадочно вспоминать степени родства савойской знати с правящим домом. По всему получалось, что регентом станет мой господин. Куда уж ближе: супруга месье Констана приходится наследнику теткой, да и сам он, хоть и не признанный, как подобает, но все же прямой отпрыск Красного графа, потомок единокровного брата основателя династии.
– И что же?! – не унимался я. – Мой господин не покладая рук стремится изловить, а лучше вовсе истребить злокозненного волка-демона. Не забывайте, у него с этим чудищем личные счеты. Ведь не кто иной, как этот посланец адской бездны, сгубил любимого младшего брата моего господина, храброго и доблестного Ожье де Монсени.
– А кстати, – вдруг ни с того ни с сего воскликнул кот, хлопая себя лапой меж ушей, – вам известно, что молодой сеньор Ожье был любовником госпожи Сильвии?
Я нахмурился. Мне это было известно. Строго говоря, это месье Констан стал мужем волюбленной Ожье. Та на коленях умоляла государя, своего отца, выдать ее замуж за младшего из братьев Монсени, но герцог предпочел династически выгодный брак с богатейшим из вельмож Савойи. А что до любви и всех прочих воспетых поэтами чувств – они в кошельке не звенят. Только я полагал, что кроме меня и госпожи Сильвии эта история никому из ныне живущих не известна. Уж конечно, о ней не трубили герольды. И вдруг какой-то хвостатый говорит об этом во весь голос, будто во всех кабаках Европы о здешних хитросплетениях судачат выпивохи, точно о видах на урожай.
– Это лишь грязные домыслы, – мрачно буркнул я, вовсе не желая вступать в разговор на подобную тему.
– Ну уж нет, молодой человек, это точнейший факт, – в голосе кота чувствовалось превосходство. – Наиточнейший! Мне рассказала о том свидетельница, которая все видела своими глазами. Свидетельница, которой можно верить!
Я хотел возмутиться, сказать, что такой особы нет и быть не может, но тут же вспомнил нежную белую кошечку, ту самую, которую графиня порой часами не спускала с рук. Конечно, эта мелкая предательница без утайки выболтала чужаку личные секреты госпожи. Кто бы еще был способен на такое гнусное вероломство?
– Как бы то ни было, – упорствовал я, – граф не причастен к смерти брата. Его не было на той охоте.