Эпиграммы - Марк Марциал

5 Но и всех беспристрастней и радушней.

Если он наизусть тебя запомнит,

Ни завистников фырканья не бойся,

Ни злосчастной оберткой стать макрели.

Коль осудит, сейчас же на прилавки

10 Ты ступай к продавцам соленой рыбы,

Раз годна лишь мальчишкам для каракуль.

Рядом с собою всегда ребенка, Фабулл, твоя Басса

Держит, игрушкой его и утешеньем зовя.

Но удивительней то, что детей она вовсе не любит.

Так для чего это ей? Ветры пускает она.

Не отдарил ты меня ничем за мой скромный подарок,

А уж сегодня все пять дней Сатурналий прошли.

Ну, хоть бы скрупулов шесть серебра мне Септиция дал ты,

Хоть бы платок, что тебе плакса клиент преподнес,

5 Хоть бы сосуд, что от крови тунцов из Антиполя красен,

Или же дал бы мне смокв мелких сирийских горшок,

Хоть бы пиценских маслин прислал ты мне в плоской плетенке,

Чтобы потом говорить, будто меня не забыл.

Можешь других обмануть ты словами и милой улыбкой,

10 А для меня навсегда будешь притворщиком ты.

138

Ну довольно тебе, довольно, книжка:

Докатились уж мы до самой скалки,

Ты ж все дальше вперед идти стремишься,

И последний листок тебя не сдержит,

5 Так, как будто не кончено с тобою,

Хоть покончено прямо с первых строчек.

И читатель уже ворчит усталый,

И писец даже мой и тот уж просит:

«Ну, довольно тебе, довольно, книжка!»

КНИГА V

Это — тебе, на холмах ли теперь ты Палладиной Альбы,

Цезарь, где Тривию ты, где и Фетиду ты зришь,

Или ответам твоим внимают правдивые сестры,

Где в подгородной тиши сонная плещет волна,

5 Иль полюбилась тебе дочь Солнца, иль мамка Энея,

Или целебный родник Анксура светлого вод,

Шлю я, о верный оплот государства и счастие наше:

В благополучье твоем милость Юпитера к нам.

Только прими, и подумаю я, что ты все прочитаешь,

10 И, легковерен как галл, буду гордиться тогда.

139

Вам, матронам, и юношам, и девам,

Мы страницы вот эти посвящаем.

Ты же, тянет кого к бесстыдным шуткам

И кому по душе их непристойность,

5 Ты игривых прочти четыре книжки.

В этой пятой, — забавы для владыки;

И Германик ее, не покрасневши,

Пред Кекроповой девой прочитает.

140

Дегис, который живет близ берега, ставшего нашим,

От покоренных глубин Истра пришедший к тебе,

Цезарь, был поражен лицезреньем хранителя мира

И, говорят, обратясь к свите, воскликнул он так:

5 «Мне благосклонней судьба, чем брату, коль вижу воочью

Бога, которого он может лишь издали чтить».

141

Несет вовсю от Мирталы вином вечно,

Но листья, нам в обман, жует она лавра,

К вину не воду подбавляя, а зелень.

И всякий раз, как покрасневшей и вспухшей

5 Ее ты повстречаешь где-нибудь, Павел,

Сказать ты можешь: «Напилась она лавра!»

142

Красноречивейший Секст, Палатинской блюститель Минервы,

Где наслаждаешься ты гением бога вблизи, —

Ибо дано тебе знать зарождение мыслей владыки

И сопричастником быть дум сокровенных вождя, —

5 Книжкам и нашим ты дай, пожалуйста, где-нибудь место:

Там, где находится Марс, или Педон, иль Катулл.

С «Капитолийской войной», поэмой небесною, — рядом

Будут Марона стихи — Музы трагической дар.

143

Коль не тяжко вам, Музы, и не трудно,

Так Парфению вашему скажите:

«Да продлится твой век и будет счастлив,

И при Цезаре жизнь свою ты кончишь,

5 Всем на зависть всегда живя в довольстве!

Пусть твой Бурр возрастет отца достойным!

Свитку робкому, краткому позволь ты

За порог перейти дворца святого.

Светлый час ведь Юпитера ты знаешь,

10 Час, когда его лик сияет кротко

И когда он ко всем нисходит просьбам.

Да и просьб-то чрезмерных ты не бойся:

О большом или трудном не попросит

Свиток в пурпуре, с черными рожками

15 И обмазанный весь кедровым маслом.

Не давить ведь его, держать лишь надо,

Точно ты ничего не предлагаешь».

Коль сестер девяти владыку знаю,

Сам он книжку пурпурную попросит.

Как обновляет пожар огнем ассирийские гнезда,

Если минуло уже Фениксу десять веков,

Так же и Рим молодой сложил свою ветхую старость,

И на защитника он стал походить своего.

5 Я умоляю: забудь, Вулкан, о давнишней обиде!

Сжалься: хоть Марс нам отец, но и Венера нам мать.

Сжалься, отец: и тебе лемносские цепи супруга

Резвая пусть извинит, кротко тебя полюбив!

144

Господина эдикт и бога Рима,

Что опять закрепил ряды скамеек,

Где бы всадники лишь одни сидели,

Начал было хвалить в театре Фасис,

5 Фасис в красном пурпурном одеянье

И с лицом от надменности надутым:

«Наконец-то сидишь теперь с удобством

И достоинство всадников вернулось;

Нас толпа не теснит и не марает!»

10 Но когда, развалившись, так болтал он,

Этим пурпурным наглым одеяньям

Вдруг Леит приказал убраться с места.

145

Недомогал я, но тут ко мне, нимало не медля,

Ты появился, Симмах, с сотней своих школяров.

Начали щупать меня сто рук, ледяных от мороза:

Без лихорадки, Симмах, был я, а вот и она.

«Как объяснить, почему живым отказано в славе

И современников чтит редкий читатель своих?»

В зависти кроется тут, без сомнения, Регул, причина:

Предпочитает она новому старое все.

5 Неблагодарных, влечет нас к древней сени Помпея,

Хвалят всегда старики плохонький Катула храм.

Энния, Рим, ты любил читать при жизни Марона,

Над Меонидом самим век издевался его;

С рукоплесканьем венок доставался редко Менандру,

10 Да и Назон был одной только Коринне знаком.

Вам же, о книжки мои, совсем торопиться не надо:

Если по смерти придет слава, то я не спешу.

146

И сардоникс, и смарагд, и алмаз, и топаз украшают

Кольца на пальце одном нашего Стеллы, Север.

Много камней на перстах у него, а в стихах еще больше

Блеска. Вот почему руку украсил он так.

То, что Масклион гордо шаткий камень

Балансирует, шест на лоб поставив,

Иль что Нин-великан, напрягши мышцы,

Семь или восемь мальчишек поднимает,

5 Представляется мне не трудным делом,

Раз всего на одном каком-то пальце

Целых десять девиц мой Стелла носит.

Беден я, Каллистрат, и всегда, признаюсь, был я беден,

Но безупречным во всем всадником я остаюсь.

Все и повсюду меня читают, и слышится: «Вот он!»

То, что немногим дала смерть, подарила мне жизнь.

5 А у тебя-то на сотню колонн опирается кровля,

Доверху полон сундук нажитым в рабстве добром;

С нильской Сиены полей ты обширных имеешь доходы,

Множество стад для тебя галльская Парма стрижет.

Вот каковы мы с тобой, но быть, чем я, ты не можешь,

10 Стать же подобным тебе может любой из толпы.

Всегда Нанней привык сидеть в ряду первом,

Когда любое место мог занять всякий,

Но, два-три раза согнан, перенес лагерь

И, примостившись посреди самих кресел,

5 За Гаем и за Луцием сидит третьим.

Оттуда голова под колпаком смотрит

И гнусно на спектакль глядит одним глазом.

Но снова, жалкий, выгнан, он в проход вышел,

И, кое-как присевши на скамью с края,

10 Он поместился так, что не поймешь сразу:

Коль всадник глянет, — сидя, коль Леит, — стоя.

Пятая книга уже моих шуток, Август, выходит,

И не пеняет никто, что он стихами задет.

Многие, наоборот, читатели рады, что имя

Их я прославил и тем увековечил его.

5 «Но, хоть и славишь других, тебе-то какая в том польза?»

Пользы, пожалуй, и нет, но… мне приятно писать!

Что не серьезное я, — хоть к нему и способен, — а шутки

Предпочитаю писать, ты, друг-читатель, виной.

Ты ведь читаешь мои и по Риму стихи распеваешь,

Но ты не знаешь, чего стоит мне эта любовь.