Завтрашняя запись - Шарон Ли

Удовлетворившись результатом, он бесшумно и быстро пересек комнату, вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

И уже сделал четыре шага в том направлении, откуда пришел, когда заверещал проснувшийся сигнал тревоги.

В нем не было никакой тонкости — только желание запугать незваного гостя, сбить его с толку звуком и мельканием света, чтобы он потерял голову и бросился бежать, став легкой добычей полиции.

Лал повернулся, увидел прямо над головой восьмигранную сетку обонятельного датчика и прижался всем телом к стене. Ужас был живым существом, рвущим его разум в клочья. Лал почувствовал за спиной дрожь половиц — это люди выбежали в коридор наверху. На фоне вопля тревожного сигнала он расслышал звук другой сирены и понял, что прибыла полиция.

Полицейские рассчитывают, что он побежит к ближайшему выходу. План дома Эль Теман развернулся перед его мысленным взором, показывая ближайший выход: в конце коридора налево, через кухню — и на улицу. Прямо в объятия полиции.

Лал прыгнул вперед, бесшумно побежал на носках и нырнул в боковой коридор, как раз успев услышать, как двое из разбуженных обитателей добрались до главного вестибюля. Он нырнул в чулан при буфетной и, задыхаясь, ворвался в лифт для прислуги. Сотрясаясь от дрожи, он нажал кнопки — и лифт поехал… вверх.

Вверх. Мимо спален второго этажа, мимо тренажерных и кабинетов третьего этажа, вверх.

В бальную залу.

Он почти выпал из лифта, отправил кабину вниз, проинструктировав остановиться на втором этаже, и побежал по импортному деревянному паркету. Камень Страха обжигал бедро, сквозь стеклянный купол мерцали горячечным блеском предутренние звезды.

Не обращая внимания на сигнализацию, он вылетел через арку в сад на крыше, по синим и золотым цветам, высаженным в виде герба Эль Теман, подбежал к парапету.

В считанные секунды он отыскал дверь, умело скрытую за кустом ламончи, склонился к замку и вытащил электронную отмычку.

О скрытности уже и говорить не приходилось: он лишь кое-как попытался спрятать свои действия от главного домашнего компьютера. Спустя мгновение дверь открылась, и Лал прошел в нее, даже не потрудившись закрыть за собой.

Снаружи его встретил ветер, гулявший по карнизу, словно хищный кот — влажный и пропахший Рекой, текущей восемью этажами ниже. Лал жался к стене, предоставив телу самостоятельно решать тонкие вопросы равновесия. Сейчас для страха места не было.

Сорок два. Он закончил отсчет и с величайшей осторожностью опустился на колени, протягивая руки за парапет. Пальцы царапнули по каменной стене — и нашли сеть.

Он медлил, переплетя пальцы с этим ненадежным спасением, глядя через край крыши вниз. Прямо под ним, между шестым и пятым этажами с сетью соединялся толстый городской кабель. Он уходил к изолированному стеклянному столбу, расположенному в двух кварталах отсюда и едва различимому в тумане. При удачном стечении обстоятельств можно будет спуститься по столбу на тротуар и без помех добраться до дома. До Первой Зари и его визита к Саксони Белаконто остается целых четыре часа. Удача…

«Она намерена тебя убить, Анджелалти, — поразительно ясно произнес у него в голове голос Корбиньи. — Мой корабль стоит на площадке постоянной готовности номер шестнадцать — если твое безумие минует»…

Он закрыл глаза. Открыл снова и перелез через парапет. Страх уменьшился до свинцовой боли в животе. Будет с ним удача или нет, но поражение немыслимо.

Вот наконец последние футы столба, и он соскользнул на землю. Мышцы дрожали от усталости, во рту пересохло, и даже страх наконец весь ушел. Три часа до Первой Зари.

Он шагнул от столба, думая только о необходимости спешить: ни в коем случае нельзя опоздать к назначенному Ворнетом времени. Женщину-полицейского он увидел лишь тогда, когда она выскочила из-за куста справа от столба, наставив на него пистолет и выкрикивая в комм свои координаты.

Лал повернулся и побежал.

Глава тридцать первая

Искатель отсутствовал довольно долго.

Свидетель Телио поднялся по ступенькам из Центра, повернул в коридоре налево и зашел в кухню за очередной кружкой холодного чая. Крошечное окно над мойкой светилось сероватой предрассветной ясностью. Искателя не было всю ночь.

Отпивая на ходу чай, Свидетель вернулся в Центр, к ослепительному беспорядку приспособлений Искателя.

«Анджелалти» — так обращалась к нему та женщина. Свидетель попробовал слово на вкус, и ему понравилось, как оно катается у него на языке. Она называла его Анджелалти и умоляла, ради спасения его жизни, остаться в стороне.

Свидетель сел на край стола, переводя взгляд с мерцающего Места, которое занял Каратель, на начало лестницы, по которой должен прийти Искатель — если он придет вообще.

На мольбу женщины Искатель Анджелалти отреагировал как с холодной решительностью, так и с пылающей страстью. Свидетель почувствовал, что ему это нравится, ибо величайшие вожди и величайшие Избранники Карателя всегда имели в себе огонь и лед, рядом друг с другом и в равной степени.

Сверху донесся скрип… шаг. Свидетель сосредоточился на том, чтобы Видеть и Помнить, исключив свое сердце и душу, а также все желания, из участия в событии.

В следующее мгновение Искатель уже был с ним: он небрежно сбежал по лестнице. Волосы у него разлетались, мрачные морщины пролегли по лицу, которое за одну ночь из юного стало старым. Он подбежал к письменному столу у боковой стены, рывком выдвинул ящик и вытащил оттуда эмалевую коробочку. Лихорадочно опрокинув ее, он вывалил оттуда несколько колец, сверкающих камней и других предметов силы. Бесцеремонно покопавшись в ящике, он извлек наконец полоску вышитого полотна и подушечку из белого бархата.

Уже не так поспешно Искатель положил подушечку в тотемную шкатулку, а потом сунул руку в карман и вынул оттуда нечто.

Свидетель подошел ближе, чтобы лучше Видеть и Помнить, и отметил теперь сияние, охватившее Искателя — холод, заползающий в душу и кости, похожий на ощущение обреченности в Испытании, когда душу отделяют от сердца, чтобы прочесть и судить.

Пальцы Искателя выскользнули из тотемной шкатулки, и Свидетель заглянул в нее через его плечо. Плоские зеленые кристаллы злобно горели в своей каменной тюрьме, грязно-коричневой на безупречно-белой, как соль, подушечке, испуская холод, выжимающий слезы из глаз и вызывающий лица умерших близких. Свидетель Телио почувствовал, как сердце его исполнилось благоговейного ужаса, и понял, что стоит на пороге Действий, о подобных которым не было Свидетельств уже дюжину дюжин жизней.

Он почтительно отступил, предоставив Искателю укрыть камень вышитой тканью и бережно закрыть коробочку.

В новом приступе лихорадочной спешки Искатель Анджелалти начал сновать среди своих приспособлений, поворачивая какие-то рукоятки и нажимая кнопки, пробуждая то одно устройство, то другое. Наконец он подошел к стене компьютера, с невероятной бережностью отсоединил паутинку от стержня машины и снова прикрепил ее к своему браслету. С выражением печали в огромных пророческих глазах он осмотрел комнату, а потом снова поднял руку к главной машине, отодвинул какую-то панель и резко перебросил пять тумблеров.

Шагнув назад, он посмотрел на Свидетеля.

— Вы молитесь?

Неуместный вопрос, поскольку должен быть обращен к тайникам сердца. Однако магия, окружавшая Вождя Искателей, была неумолима. Свидетель встретился с его взглядом.

— Я молюсь, Анджелалти. Мужчинам можно.

— Так. — Это был тихий выдох. А потом взгляд пророческих глаз стал острее. — А вы сражаетесь?

Свидетель не стал отводить взгляд.

— Мужчина может сражаться. Свидетель прежде всего стремится Видеть и Помнить.

Отпустив его взгляд, Искатель указал пальцем:

— В том ящике есть нож. Он твой, если пожелаешь.

С этими словами он пошел по комнате плавно и быстро, словно Каратель Шлорбы ничего не весил. Только на секунду задержался Искатель у стола, чтобы взять тотемную шкатулку и опустить ее в карман. А потом он призраком скользнул вверх по лестнице.

Свидетель Телио колебался одно биение сердца, а потом подошел к указанному ему ящику и открыл его. Нож легко скользнул за голенище его сапога, а молитва, которую он пробормотал на пути вверх по лестнице, была молитвой охотников, которую они читают перед самым выходом на добычу.

Глава тридцать вторая

Она ждала их, прямая и высокомерная. Алая рубашка племенем горела в холодной белой комнате, Номер Пятнадцатый скрытно скорчился в кармане.

Она решительно встала между охранниками, и паук пошевелился: его коготки царапнули ей кожу сквозь тонкую подкладку. Они двинулись, и Корбиньи зашагала с ними, надеясь, что незнакомое лицо, которое она теперь носит, остается бесстрастным, как она приказывает. Не из-за Анджелалти ли шевельнулся паук? Не пытается ли Капитан отправить ей еще одно, последнее послание надежды? Или он хочет, чтобы она выполнила какое-то особое, жизненно важное действие, которое теперь уже поздно описывать?