Первый судья Лабиринта - Алексей Кирсанов

Гармонит оказался очень, очень интересным камушком. Он обладал свойством приводить окружающую среду к некому подобию гармонии. Отсюда, видимо, и название. Радиус действия или, точнее, величина объема этой самой окружающей среды, на которую мог влиять минерал, зависела от количества минерала.

Гармонит активно использовался в промышленности. Дэн поразился тому количеству дребедени, которая производилась на его основе. В основном — бытовая техника.

Но наибольший интерес представляло его оздоравливающее действие на человека.

— Вот порадуются эссенциалисты, — усмехнулся Дэн, переворачивая страницу.

И присвистнул…

— Я что-то ничего не понял, Сергей Васильевич. Для чего нужен прибор, фактически заменяющий эссенциалиста?

— В самом деле не понимаешь?

Лебедев стряхивал пепел прямо на ковер. В последнее время и молодой Щемелинский пристрастился к этой вредной привычке — курить табак, содержащий ароматизаторы. Мама заплакала, в первый раз увидев его с сигаретой, отец тоже не одобрял, но Дэн очень быстро втянулся.

— Честное слово, нет. Улучшить визуализацию? Так у них есть эссенциальные мониторы. А лечить они сами умеют, зачем перекладывать это на плечи электроники?

— Да ты садись.

Программист сел.

Лебедев продолжал курить; На его лице явственно отразились сомнения.

«Подозревает, что я тупее, чем кажусь», — подумал Дэн.

— Помнится, во времена моей молодости была такая реклама, — наконец произнес шеф. — «Машина для счета денег. Не устает и не ошибается».

— Это вы к чему?

— К тому, что эссенциалисты ваши устают и ошибаются. За это их и жгут. А машина могла бы им помочь. Что не успеет эссенциалист, сделает прибор.

— Ах… вот что! Хм.

Дэн почесал бровь. Он часто так делал в момент раздумий.

— С этой точки зрения, пожалуй, да. Но…

Он тяжело вздохнул, возвращая шефу папку.

— Ни Лига, ни Трибунал никогда на это не пойдут. Уж поверьте мне. Человек лучше машины, так скажет любой магистр. Нам даже порталы делать не дают. И, если честно, ошибок при использовании электроники будет гораздо больше, чем допускает корректор. Так что вряд ли людям нужен такой дивайс.

— Нужен, нужен.

Шеф наконец докурил, поднялся и поманил за собой Дэна, прихватив зачем-то стоящий в углу зонтик.

Через приемную они вышли к анфиладе помещений, стены которых заменяли аквариумы с огромными рыбами. Дэн еще ни разу здесь не был. За аквариумными стенами трудились инженеры. Галерея заканчивалась просторным вестибюлем с пышной зеленью в горшках, репродукциями классических пейзажей на стенах и бархатными шторами. Шеф подвел Щемелинского к дверям.

— Сходи погуляй. Поброди по городу, посмотри на людей, — сказал он непринужденно. — В поликлинику зайди…

— Куда?

— В поликлинику. Здесь недалеко, увидишь, на ней написано. Ничего не спрашивай там только, ходи и смотри. Зонтик вот возьми, здесь дождь.

— Дождь?!

Лебедев сунул в руки ошарашенному Дэну зонт и буквально вытолкал его на крыльцо.

— Да откуда в это время года… ой, черт!

Дэн быстро раскрыл зонтик, спасаясь от июльского ливня.

То, что вокруг вовсе не Лабиринт, Дэн понял сразу же, как только спустился с крыльца. На небольшом пятачке перед входом было припарковано множество мобилей, каких он раньше никогда не видел. Разных цветов, дизайнов, а порой и размеров, машины показались Дэну совершенством, чудом современной техники. Среди мобилей не было ни одного открытого. Впрочем, в верхней части кузова некоторых из них, вытянув шею из-под зонта, Щемелинский разглядел люки.

— Так… — сказал себе Дэн, прохаживаясь между мокрыми автомобилями. — А что у вас еще есть?

Он направился было на шум, к дороге. Но оттуда, несмотря на свежесть проливного дождя, несло таким тяжелым, не то масляным, не то каким-то «химическим», духом, что Дэн, минуту полюбовавшись на несущийся в непрерываемом забеге транспорт, предпочел свернуть к жилым кварталам.

Дома тоже были не такие. Ничем особенным они не выделялись, разве что тут были сплошные многоэтажки, какие Дэн видел только в мегаполисах, но не в таком количестве. Люди, видимо из-за дождя, на улице попадались не так часто, да и то в основном прятались под зонтиками. Но даже несколько человек, встретившихся по дороге, успели удивить Дэна. Мальчишка на роликах, спешащий укрыться в подъезде, женщина, вытаскивающая из машины сумки, еще одна женщина — молодая, с коляской, накрытой прозрачной пленкой, пожилой мужчина без особых примет, даже влюбленная парочка, парень с девчонкой, ютившиеся под одним зонтиком, — все они, как один, походили на его шефа Лебедева. Как родственники. Каким-то выражением не то обреченности, не то усталости, не то безразличия. Сразу и не поймешь. Но что-то такое было в их облике, чего Дэн не замечал у жителей Лабиринта. В массе своей, конечно. Потому что индивидуальная депрессия — дело святое. Куда ж без нее.

— Похоже, вам и правда нужен прибор, — пробормотал Дэн, прыгая через лужи. — Эссенциалисты тут не справляются. Если они у вас вообще есть.

Пройдя два квартала, а потом небольшой лесок, он вышел к большому белому зданию с огромными окнами, недавно покрашенному. Все открытое пространство перед ним также занимали машины. Слева виднелась детская площадка.

«Поликлиника № 201», — прочитал Дэн огромную вывеску над крыльцом.

— Ага! Кажется, меня сюда и посылали…

Он сложил зонт и толкнул прозрачную дверь.

Этот оплот здравоохранения выглядел гораздо более современным и отремонтированным, чем та раздолба, куда позже попал Андрей. Может быть, поэтому, а может быть, потому, что Дэн был ко всему готов или просто не был эссенциалистом, поликлиника не произвела на него столь же гнетущего впечатления. Но выводы он сделал: этому миру прибор действительно нужен. Еще как нужен. И если Дэн его сделает, его ждет не просто слава, но триумф.

Дэн вернулся к шефу с кучей вопросов, и тот без большого энтузиазма, впрочем, ответил.

Да, это действительно не Лабиринт. Неважно, как называется мир. Достаточно знать название маленького городка.

Нет, они уже не филиал ИПФиПЛ. Теперь они — самостоятельная организация, закрытое учреждение, имеющее выходы в оба мира. Назовем ее Конторой, так проще. Естественно, они не подчиняются Трибуналу и не зависят от Лиги. Контора фактически находится «в нейтральных водах» — на перекрестке миров. Сколько всего миров? Ну, Дэн и спросил…

Если Дэн хочет заниматься прибором, он должен поступить в полное подчинение Лебедеву. Это значит, что отмазки типа «Трибунал не разрешит» или «Лига не позволит» не прокатят, когда дело касается работы с сущностью. Эссенциалистов в новом мире действительно нет. Следовательно, отвечать за раскрытие их секретов Контора не обязана.

При всем этом существует соглашение миров — где существует, кто его заключал и кто видел, Лебедев и сам толком не знает. Но в чужой монастырь Контора не полезет.

Про монастырь Дэн не понял.

— Короче. Мы не пойдем в Лабиринт с предложениями не жечь эссенциалистов, разрешить порталы, делать гармонитовые приборы и тому подобное. То, что мы делаем — делаем у себя и для себя. Ну или для других миров. Лабиринт мы не трогаем. Если это нарушает его законы.

— А разве производство такого прибора Конторой не нарушает законы Лабиринта?

— Какие же? — усмехнулся Лебедев.

Дэн прикинул и решил, что действительно никакие.

И все-таки что-то мешало ему согласиться сразу. Может быть, слишком бесцеремонное обращение Лебедева…

— Я тебя не тороплю, обмозгуй все хорошенько. Если решишься — выдадим тебе пропуск на имя Дениса Щемелинского, ни к чему тебе светить пижонским именем «Дэн». Получится с прибором — можешь заниматься чем хочешь. Ты ведь с какой-то идеей носишься, или я ошибаюсь? Просто подумай: какие перспективы у тебя в Лабиринте? Кнопку на пульте жать? С вашим тоталитаризмом гармониевый рай не построишь…

Дэн обещал подумать. А через четыре дня…

Лебедев как в воду глядел. Пришлось-таки Дэну жать пресловутую кнопку.

В Трибунале рассматривалось «преступление» очередного эссенциалиста. Как в большинстве случаев — молодого, со всеми вытекающими недостатками. В чем там было дело, отец, естественно, не рассказал. Но что совсем не естественно — он страшно нервничал, переживал за этого парня, как, наверное, никогда в жизни. И даже — страшно сказать — спорил с начальством!

Приговаривать людей к сожжению нелегко. Да вообще нелегко судить. И те, кто работает в Трибунале, в той или иной мере разделяют его политику, иначе они давно бы свихнулись. Эдуард Щемелинский всегда был спокойным, уравновешенным, верящим в справедливость человеком. Даже если невольная симпатия к подсудимому — а часто приговоренному — закрадывалась в его душу, он знал: решение принято верно. Так правильно. Так лучше для мира. И для самого эссенциалиста. Не хочешь работать по правилам, предпочитаешь нарушать их — уйди, откажись от права корректировать сущность. Не можешь — выбирай другой мир, с другими законами.