Дамы из Грейс-Адье и другие истории - Сюзанна Кларк

Так вот чем был вызван живой интерес джентльмена к моей внешности и моему роду-племени – он просто хотел на мне сэкономить! Как легко ему удалось обвести меня вокруг пальца! Я сухо сообщил джентльмену, что назначен новым приходским священником и надеюсь увидеть его на воскресной проповеди.

Однако джентльмен лишь улыбнулся и промолвил:

– Здесь не ваш приход. Согласно древнему договору, я владею этим домом – усадьбой Всех Надежд, но вот уже много лет дом и деревня разделены и, как видите, находятся друг от друга на приличном расстоянии.

Я не мог взять в толк, о чем он толкует. Поэтому развернулся и вместе с Дандо, который должен был проводить меня до деревни, направился к выходу. Однако у дверей библиотеки я оглянулся и заметил:

– А ведь вы, сэр, так и не назвали мне своего имени.

– Меня зовут Джон Каблук, – с улыбкой отвечал он.

Готов поклясться, что как только за мною захлопнулась дверь, я услышал, как лопату задвинули в печь и принялись ворошить угли.

Обратный путь оказался гораздо менее приятным. Луну закрывали облака, дождь лил немилосердно. Дандо летел вперед с тем же безрассудством, что и его хозяин, и каждую секунду я ждал. что мы свернем себе шеи. Вот показались огни деревни. Я спешился с вороного и обернулся к Дандо, но в то же мгновение, как слуга подхватил поводья моей лошади, его и след простыл. Я шагнул вперед и тут же споткнулся о свой дорожный сундук и связку книг. Полагаю, что до сего времени они оставались на попечении Дандо, ибо я о них и думать забыл.

В двух шагах от меня располагались несколько убогих фермерских домов. Чуть правее на некотором расстоянии в темноте сияли полдюжины окон. Их размер и симметричное расположение навели меня на мысли о теплой комнате, сытном ужине и удобных диванах. По крайней мере, здесь должны обитать не простые селяне, а люди образованные и с достатком.

На стук открыла опрятная служанка. Я осведомился, не дом ли это мистера Газеркоула? Служанка отвечала, что адмирал утонул шесть лет назад.

– А вы, наверное, новый священник? – спросила она.

Опрятная служанка оставила меня в прихожей, а сама отправилась доложить хозяевам. Я решил осмотреться. Древние плиты пола аккуратно подметались. Яркий блеск дубовых шкафов, ореховых комодов и маленьких столиков свидетельствовал, что воска в этом доме не жалели. Каждую поверхность украшали образцы дамского рукоделия. Чистота, утонченность и изящество вокруг никак не вязались с моим обликом. С ног до головы я был заляпан грязью, а платье мое находилось в совершеннейшем беспорядке. Впрочем, этого и следовало ожидать. Несколько часов я провёл в седле под дождем, пока скакал туманными перелесками, не разбирая дороги, не говоря уже о тяжких трудах у постели умирающей роженицы. В довершение всего я был покрыт каким-то чёрным жиром – естественное следствие краткого пребывания в доме Джона Каблука.

Опрятная служанка пригласила меня в гостиную, где две дамы томились любопытством, что за священник им достался. С грузной величавостью одна из них встала и представилась миссис Газеркоул, вдовой адмирала. Другая, миссис Эдмонд, оказалась его сестрой.

Старинный раскладной стол был застелен белоснежной льняной скатертью. Ужин выглядел весьма аппетитно. На столе стояли блюда с куриным фрикасе и запеченными устрицами. Был еще яблочный пирог, уэнслидейлский сыр, графин с вином и бокалы.

Кроме моего, миссис Газеркоул держала в руке еще одно письмо – я разглядел отвратительные каракули доктора Протеро.

– Симонелли – фамилия итальянская, не так ли? – спросила миссис Газеркоул.

– Да, мадам, но обладатель этой фамилии, коего вы видите перед собой, имеет честь быть англичанином.

Она не стала развивать эту тему, чем несказанно меня обрадовала, ибо я не был расположен повторять те выдумки, каковые мне уже пришлось излагать сегодня.

Хозяйка подняла письмо Протеро, несколько неуверенным тоном зачитала похвалы моей учености, и принялась расписывать дом, где мне предстояло поселиться. Она рассуждала, что если домом много лет владеет пожилой джентльмен (как в нашем случае), строение неизбежно ветшает. Миссис Газеркоул опасалась, что мне придется многое восстанавливать, а это неизбежно потребует немалых затрат. Впрочем, джентльмена со средствами подобными трудностями не испугать. Она продолжала в том же духе, а я молча уставился в огонь.

Я был измучен до полусмерти, но понимал, что произошло недоразумение, и мой долг – поскорее его исправить. Я встряхнулся и промолвил:

– Мадам, вас ввели в заблуждение. У меня нет состояния.

– Значит, у вас должны быть наличные, – предположила она, – или ценные бумаги.

– Нет, мадам. Ничего такого.

Наступило краткое молчание.

– Мистер Симонелли, – начала хозяйка, – у нас маленький приход, а прихожане в большинстве своем бедны. Годовой доход – не более пятидесяти фунтов. Джентльмену на это не прожить.

Слишком поздно проник я в вероломный замысел Протеро, задумавшего похоронить меня в бедности и безвестности! Но что мне оставалось? У меня не было денег, как не было иллюзий, что мои многочисленные недруги в Кембридже, раз избавившись от меня, позволят мне вернуться назад. Я вздохнул и что-то пробормотал о скромности моих запросов.

Миссис Газеркоул издала краткий неприятный смешок:

– Возможно, ваши запросы и отличаются известной скромностью, мистер Симонелли, но вряд ли ваша супруга согласится с вами, когда узнает, какой суммой ей придется располагать на ведение хозяйства.

– Супруга, мадам? – потрясенно промолвил я.

– Ведь вы женаты, мистер Симонелли, не так ли?

– Я, мадам? Нет, мадам!

Новое молчание, что последовало за моим ответом, оказалось гораздо продолжительнее. – Не знаю, что и сказать, – наконец промолвила хозяйка. Я полагала, что мои наставления были достаточно четкими. Почтенный женатый джентльмен с состоянием. И о чем только думал Протеро! Я уже отказала одному холостому молодому человеку, однако, по крайней мере, у него было шесть сотен в год!

В разговор впервые вступила другая дама, миссис Эдмонд:

– Меня гораздо больше беспокоит, что доктор Протеро прислал нам ученого джентльмена. Апперстон-хаус – единственный господский дом в приходе. За исключением нашей семьи все ваши прихожане – фермеры, пастухи и ремесленники самого низкого сословия. Здесь ваша ученость пропадет втуне, мистер Симонелли.

На это мне было нечего возразить, и, вероятно, на лице моем отразилось такое отчаяние, что дамы несколько смягчились. Они сообщили, что для меня в доме священника уже приготовлена комната, а миссис Эдмонд поинтересовалась, когда я последний раз ел. Я признался, что со вчерашнего вечера во рту у меня не было маковой росинки. Дамы тут же пригласили меня разделить с ними трапезу, и вынуждены были наблюдать, как на всем, к чему я прикасался – изящном фарфоре, белоснежной скатерти, – остаются жирные черные отметины.

Когда за мной закрылась дверь, я услыхал, как миссис Эдмонд заметила:

– Ну и ну, вот что значит итальянская красота! Поразительно! Никогда не видела ничего подобного!

10 утра, сентября 17, 1811 года

Вчерашний вечер вверг меня в бездну отчаяния, зато утро подарило надежду и радость! В голове теснятся новые планы, ибо ничто так не поднимает дух, как ясное осеннее утро! Яркие краски и пьянящая свежесть, на траве искрятся тяжелые капли росы.

Я совершенно очарован домом священника и надеюсь, что останусь в нем жить. Старинное каменное строение. Низкие потолки, поры во всех комнатах разной высоты, а фронтонов больше, чем дымовых труб! И целых четырнадцать комнат! Спрашивается, что я буду делать с таким количеством помещений?

В шкафу обнаружил одежду мистера Уитмора. Признаюсь, до сих пор я не слишком задумывался о своем предшественнике, но вещи старого священника живо воскресили передо мной его облик.

Каждая выпуклость и вмятина его стоптанных туфель еще помнила хозяина. Потрепанный парик едва ли заметил, что старый джентльмен покинул сей мир. Потускневшая ткань длинного сюртука в некоторых местах обвисла, в некоторых натянулась – здесь, чтобы обхватить острый локоть, там, чтобы обнять сутулые плечи. Открыв платяной шкаф мистера Уитмора, я словно обнаружил там самого мистера Уитмора.

Слышу, кто-то зовет меня из сада…

4 часа того же дня

Джемми – старый фермер, с которым я разговаривал не далее как вчера, – убит. Сегодня утром его нашли рядом с коттеджем. Несчастный разрублен пополам от макушки до паха. Можно ли вообразить большую жестокость? Как ни странно, несмотря на дождь, никто из соседей не заметил света.

Похороны состоятся завтра. Джемми был первым человеком, которого я встретил в приходе Всех Надежд, и моей первой службой будут его похороны.

Вторая, и, на мой взгляд, куда меньшая беда, свалившаяся на приход, – исчезновение некой молодой женщины. Дидону Паддифер не видели с раннего утра, когда ее мать миссис Глоссоп отправилась к соседям, чтобы занять терку для мускатного ореха. Миссис Глоссоп оставила Дидону в саду, где та прогуливалась и кормила грудью своего первенца, Однако когда старушка воротилась домой, ребенок лежал на мокрой траве, а Дидоны и след простыл.