Низкий голос любви - Жоан-Фредерик Эль Гедж

– Вам дела до меня, по сути дела, нет. Да, полюбила я, он полюбил в ответ… Артур… Вы довольны голосом, который вы мне сделали?

Он отключает микрофон и камеру.

– Мадемуазель, сейчас я кое-что вам расскажу. Однажды после концерта в уборную скрипача Яши Хейфеца зашел поклонник и стал восторгаться: «Маэстро, у вас замечательный инструмент! Какая звучность!» Хейфец склонился над своей гарднеровской скрипкой 1742 года в футляре, прислушался и ответил: «Странное дело, я ничего не слышу». Инструмент нем. Звуки издает тот, кто на нем играет. Ваш голос станет таким, каким вы его сделаете сами.

Приоткрыв губы, Клер словно впивает его слова. Это слушающее лицо пробуждает в нем желание, он запускает руку в карман брюк, потом пиджака, нащупывает записку, которую она передала ему в клинике «Ренессанс». Он не прочел ее, не хочет сейчас ее читать, оставляет на потом, опять на потом, с беспокойством и предвкушением.

– Продолжайте.

– Любовь в моей крови, и не прервется нить: живу я для любви, себя не изменить.

– Хорошо, хорошо!

– Ох, нет! Не начинайте снова! Серьезно, как вы находите мой новый голос?

– Голос многообещающий. Интересный. Определенно удачный.

– Интересный? – Клер недоверчиво, очарованно улыбается. – А еще?

– Волнующий.

– К этому слову прибегают, когда хотят сказать полуправду. Ты боишься сказать больше?

– Здесь, Клер, не говорите мне «ты». Я этого не хочу.

Артур отступает в безопасную область медицинских указаний. Клер обязательно надо выполнять ежедневные упражнения, которые он ей покажет – в любое время, но только не на ночь. Эти упражнения усиливают доступ кислорода к клеткам мозга. Ей будет трудно засыпать. Для выполнения упражнений она должна лечь на пол, а не на кровать. Необходимо помнить об этом. Рот – не только фабрика слов: это также место страстей и напряженной деятельности. Но Клер разбавляет нежностью эти динамичные метафоры.

– Рот – это также шкатулка с поцелуями, – она хмурится и продолжает: – Слова, в которых нет любви, недостойны того, чтобы их произносили.

Эта анафема, попытка уничтожить одной фразой вызывает улыбку Артура.

– Вы улыбаетесь? – Ее тон сделался более нежным. – Если бы я тебя поцеловала, ты бы больше не улыбался.

Тут взгляды их встречаются, притягиваясь, словно магниты. Зрачки Артура заблестели. Слеза скатилась по щеке, до угла рта.

– Тебе стало грустно?

Он покачал головой.

– Это еще серьезнее, чем я думала. – Пауза. – Мне правда хотелось бы уехать с тобой далеко-далеко.

– Клер, прошу тебя, не говори мне «ты», только не здесь.

Кабинет пуст. Она почти обнажена. Он берет вещи пациентки, лежащие на кресле, на секунду прижимает их к себе.

– Оденьтесь, пожалуйста.

Она ушла. Летуаль и не заметил, что она забыла в пепельнице свое золотое кольцо с желтым камнем. Он гасит свет. Запирает кабинет на ключ. Уходит.

На следующее утро он пришел в кабинет первым и сел за письменный стол. Глухой удар в дверь со стороны коридора. Это ручная тележка, которую везет высокий негр в белом комбинезоне, уроженец Кот-д'Ивуар, занимающийся уборкой помещений; он просовывает бородатую голову в приотворенную дверь.

– День добрый, доктор. – Резко повернувшись, он показывает ему печатные буквы «УП» на куртке между лопаток – Помните меня? – продолжает он нараспев, – это же я, Ясон-уборщик, куда ни пойду, порядок наведу. Вот какая игрушка мне попалась на вашем столе.

Плавным движением, словно гимнаст, он вытягивает руку, раскрывает пальцы. На ладони лежит кольцо. Золото и тигровый глаз выделяются на фоне линий ладони – веток цвета свернувшейся крови.

– Не помню… Не знаю, какая из посетительниц могла забыть это кольцо, – лжет Артур. – Мне и без того много чего надо помнить.

– Вашей памяти чистки-уборки не хватает! Эх доктор, не доверяете вы мне. Что за недоверие? Совсем это невежливо, доктор Летуаль. Летуаль – ну и фамилия у вас, доктор! – Чернокожий силач рассмеялся, в бороде блеснула розовая улыбка. – И пусть мое мнение здесь не ко двору, все равно я не совру, все равно скажу, что это кольцо оставила женщина, да еще какая. Только примерьте его на руку своим пациенткам. – Подкрепляя слово делом, он втискивает в перстень указательный палец.

Ему трудновато стянуть кольцо, кожа фаланги вспухает вокруг металлического ободка, он сует палец в рот, чтобы кольцо соскользнуло. И наконец кладет перстень на письменный стол – камень ярко блестит в пепельнице из хрусталя и голубой стали на фоне пачки визитных карточек.

Уборщик выходит из кабинета. Золото и топаз сверкают ярким отблеском, эхо желтого света отдается в глубинах хрусталя. Артур смотрит, словно загипнотизированный, глубоко задумавшись. Она забыла кольцо – почему? Нет, она не просто забыла. Это залог? Жертвоприношение, чтобы усмирить страхи? Надо ли сообщить ей, что он получил ее послание? Но какое послание? Он рассматривает кольцо внимательнее. Склоняется к нему вплотную, но не касаясь. На внешней стороне золотого ободка выгравированы изломанные линии. Камень простой обработки, без уголков и фасеток, выпуклый, как глазное яблоко.

Он пригласил в кабинет первого пациента – старик поднялся и сделал шаг с неуверенным видом, продвигаясь на ощупь, как будто долго пробыл в темноте. С ним хрупкая внимательная молодая женщина, вероятно служащая поводырем. Взгляд старика направлен в никуда. За стеклами очков, толстыми, как бутылочные донца, зрачки кажутся расширенными, как будто покрытыми маслянистой жидкостью. Артур говорит со стариком и видит в его глазах еле заметное движение при каждой смене интонации. Этот пациент утратил дар речи после инсульта, и Артур уже три месяца старается заново выучить его внятно произносить элементарные слова. Старик начинает говорить, и во рту его обложенный язык мертвым грузом давит на слоги и заглушает их. Артур настаивает на том, чтобы он придавал звукам их истинную ценность. Вдруг старик пробормотал очень четко выстроенную фразу, но на непонятном языке. Хрупкая молодая женщина перевела: «То, о чем вы просите господина Фридмана, напоминает ему, как перед казнью немецкие врачи требовали, чтобы он избавился от своего акцента и возвратил немецким словам их истинное звучание».

– Я врач, но не немец, господин Фридман. – Его взгляд останавливается на кольце, покоящемся в хрустальной пепельнице. – Посмотрите на этот перстень, господин Фридман. Слова – как золото этого кольца, от огня эмоций они деформируются. На огне они могут даже растаять. Но камень остается цел. Этот камень – ваш голос. Когда мы ограним его, ничто не сможет обратить его в пепел. Это следовало бы сказать немецким врачам. – Фридман молча кивнул. – Тогда продолжим, вы согласны?