Ненависть к музыке. Короткие трактаты - Паскаль Киньяр

зверей, с помощью изображений зверей и светил на стенах самых древних пещер. Этим она ускоряет их круговорот. Ибо мир вращается, как солнце и звезды, времена года и линьки, цветение и плодоношение, сезоны течки и воспроизведения животных.

На втором месте после охоты музыка обеспечивает приручение. Тот, кто приманивает, уже приручатель. Тот, кого приманивают, уже приручен.

*

В Улиссе есть что-то от афинянина. Ритуал Антесте-рий[178] в Афинах основан на веревках и смоле. Раз в год души умерших возвращались в город, и афиняне обвязывали храмы веревками и мазали смолой двери домов. Если блуждающие духи предков пытались проникнуть в жилища, где некогда обитали, то застывали снаружи, на пороге, как мухи, пойманные на мед.

И весь этот день, до самого вечера, посреди улиц стояли глиняные горшки с едой, приготовленной для душ усопших.

Эти души (psyché) потом стали называться призраками, фантомами (daimôri) или, иначе, колдуньями-вампирами (kères).

Сэр Джеймс Джордж Фрэзер[179] сообщает, что болгары вплоть до начала XX века соблюдали следующий обычай: желая отогнать от своих домов злых духов, они рисовали смолой крест на внешней стороне двери, а на порог клали спутанный пучок веревок. Если призрак не успевал сосчитать все веревки до того, как пропоет петух, он должен был тотчас вернуться в свою могилу — до рассвета, чтобы не сгинуть бесследно.

*

Улисс, прикрученный веревками к мачте корабля, напоминает также об одном древнем египетском обычае. Побывав в аду, Улисс познаёт смерть и воскресение через магическую песнь, в окружении мумий с ушами, залепленными содой и смолой. Фараон в солнечной ладье пересекает небесный океан.

На стенках саркофагов в египетских пирамидах Озирис-итифаллический осеменяет птицу Изиду, восседающую у него на животе, дабы она зачала птицеголового человека — сокола Гора.

Усопший (черная тень) изображен перед воротами в ад, идущим за своим Ъа (красочное изображение сирены, распростершей или сложившей крылья).

Мумифицирование трупов сопровождалось песней бальзамировщиков. В счетах расходов на похороны первым пунктом указывались льняные повязки, вторым — маска, третьим — музыка. В «Песне арфиста», чей текст записан на каждом саркофаге, непрестанно повторяется один и тот же припев:

Напевы живых еще никого не спасли от могилы.

Так сделай счастливым свой день, но внемли похоронным напевам.

Запомни: тебе не дано свой скарб унести в могилу. Запомни: еще никто не вернулся из смертной юдоли.

*

Ба — это птица, обитающая в голове и руках человека, хранящая его дыхание. Она покидает тело, но возвращается в его мумию. Ба древних египтян подобна душе (psyché) древних греков. На самом деле, изображение Ба — птицы с человеческой головой — было тщательно скопировано греческими гончарами; они перенесли его на вазы, превратив в сирен, соблазняющих Улисса своим пением. То, что мы называем «Песнями Отчаявшегося», в древнем Египте носило другое, истинное имя — «Диалог человека и его ба». Ночная прохлада могилы, вода и пища должны были привлекать блуждающих в воздухе духов, измученных жарой, голодом и жаждой.

*

Улисс скручен веревками, как пшеничный сноп. Связан, как карнавальный медведь, которого заставляют плясать под звуки дудок и трещоток перед тем, как столкнуть в реку.

Это напоминает якутского шамана, который сочетается на верхушке дерева с орлом, а затем на берегу реки Смородины бродит по костям мертвецов, уходя в них по колено.

Это Саргон перед птицей Ипггар[180].

*

Любая сказка — прежде чем обзавестись особой интригой, перед тем как выйти на сцену, — сама по себе уже история-приманка (фикция, ловушка), способная умиротворить души обманутых животных. Любая охота на приманку таит в основе своей приношение, которое является всего лишь контрприманкой. Таким же образом нужно очищать, с помощью песен и постов, орудия убийства, оскверненные духами тел, которые они повергли наземь в крови и смерти.

Признаваясь в хитрости, которую выдает за правду охотник, вернувшийся с острова Цирцеи, он заговаривает тем самым мстительных поющих птиц, упомянутых в его повествовании. В нем выдумано всё, вплоть до веревки от силков, которой привязали Улисса к мачте. Вплоть до вязкого воска с медом, которым пропитаны затычки для ушей спутников героя.

Вплоть до грудной клетки (kithara), стянутой веревками, — в таком виде Улисс предстаёт перед птицей.

*

Греческое слово harmonia означает способ крепко привязывать веревки, чтобы натянуть их.

Первое «музыкальное» имя в древней Греции — Sophia — указывало на умение строить корабли[181].

*

Когда скульптор Мирон захотел изобразить бога музыки, он изваял привязанного к древесному стволу Марсия, с которого заживо сдирают кожу.

*

Сокол-сапсан пикирует на дикую утку.

Пронзительный свист сокола, отвесно падающего на утку, приводит его жертву в оцепенение.

*

Арфы, флейты и барабан соединяются во всех видах музыки. Струны и пальцы, духовые инструменты и губы, удары рук или топанье ног — все части тела пляшут, подвластные музыке.

Музыкальные произведения древней Японии традиционно делились на три части: jo, ha, куои. Начало называлось «вступлением», середина называлась «разрывом», конец назывался «престо».

Проникновение, разрыв, очень быстро.

Такова форма японской сонаты.

*

Ястреб-шаман перед духом-жаворонком.

Шаман — хищник, охотник за душами: он ставит западни, силки, ловушки, приманки на корм и на клей. Он знает, как удержать непокорные души и принудить их к повиновению отрубленными головами и связанными волосами. Он досконально изучил все пути (песни), ведущие к душам. То, что шаман называет путями (odos[182] — ода), есть на самом деле повествования — полурассказанные, полуспетые.

*

Это приманки. Вид рыбы, выброшенной за борт в море, приманивает целые косяки ее соплеменников. Музыка — такая же приманка, как образ — наживка.

До того, как наживкой стал образ, ею был цвет. Намазать кровью стену означало окрасить ее убитым зверем.

Первым цветом был черный (ночь, а затем еще более кромешная чернота, свойственная мраку пещер). Вторым стал красный.

*

Гром — это приманка грозового ливня.

Bull-roarer[183] — это приманка грома.

Шаман не вызывает дождь, колотя в бубен: тот, кто колотит в бубен, вызывает звук грома, который, в свой черед, вызывает грозовой ливень.

*

Музыка не является специфическим пением рода человеческого. Специфическое пение людских сообществ — это их язык. А музыка есть имитация языков, преподанных жертвами охотника в момент воспроизведения их песен в тот час, когда они спариваются.

Концерты природы. Музыка заставляет мычать, блеять, рычать.

Она ржёт.

Она вызывает из чрева шамана отсутствующего зверя, которого тело изображает, а кожа и маска — имитируют.

Танец — это и есть образ. Как живопись есть пение. Имитации имитируют. Ритуал повторяет то,