Легенда о московском Гавроше - Николай Богданов

— Вы думаете, с Россией можно управляться казацкой нагайкой?

— Подкрепив ее пулеметами! — крутанул усики Рында-Бельский.

— И у вас рука не дрогнет стрелять в своих, русских солдат?

— Какие же это русские солдаты? Они дезертиры, изменники, предатели, большевики, германские агенты и шпионы! — пожал плечами Рында-Бельский.

— Вы в этом уверены? Но вы же знаете, что это не так. Введение смертной казни на фронте по требованию генерала Корнилова направлено не против трусов и дезертиров, а против прозревших рабочих и крестьян в солдатских шинелях.

— Да вы уж не идейная ли большевичка, барышня? — покосился единственным глазом капитан Морозов.

— А вы хотите донести?

— Ну, знаете, — одноглазый вскочил. — Я дворянин!

— Предпочитаете расправиться сами?

— Кто она такая, ваша кузина? — обратился фон Таксис к Тофику. — Она рассуждает как большевичка!

— Сестрица всегда отличалась колючим характером. В детстве мы дали ей кличку «роза с шипами»! — деланно рассмеялся Тофик.

— Да, у этой розы одни шипы, — проворчал фон Таксис, пытаясь зубами вынуть занозу из пальца и удивляясь, почему туалетный столик этой колючей красавицы сделан из неструганых досок?

— Ну, с меня хватит, господа! — поднялся со своего места Морозов. Когда так оскорбляют, следует одно из двух — либо вынуть саблю, либо расхохотаться… и пойти водку пить!

— Расхохотаться! — радостно воскликнул белоусый Рында-Бельский.

— Водку пить! — сквозь зубы процедил фон Таксис.

— Тогда пошли. Где у вас злачные места, ты знаешь, барон. Ты москвич, Веди нас!

Офицерская ватага поднялась и двинулась к выходу. Морозов обернулся и сказал, прищурив свой единственный глаз.

— Ну-с, барышня, прощайте. Дом друга — священный дом. Я к вам с расправой не явлюсь… Но если мы встретимся по разные стороны баррикад, это будет наше последнее свидание на этом свете.

Произнеся эту угрозу, Морозов выждал, когда все офицеры вывалились на лестницу, и крепко захлопнул дверь.

— Ну что, хороши? — спросил после некоторого молчания Тофик.

— Зачем ты их сюда привел?

— А затем, чтобы показать, чем начинены офицеры-корниловцы. Генерал едет на Москву не один. С дивизией донцов, усиленной пулеметными батальонами, артиллерией… С задачей пустить Москве кровь… Рабочей Москве, разумеется…

Люся молчала.

— Поезжай-ка, сестренка, домой, на Кавказ. Пережди страшное время под родной крышей. Я тебя и на поезд провожу и в вагон посажу. Зачем и приехал!

— А эти страшные башибузуки зачем пожаловали?

— Для устрашения. По замыслу командования они должны организовать казни солдат, отказавшихся воевать. Их привезли из двинской тюрьмы с намерением расстрелять перед строем запасных полков, чтобы навести страх на солдат Московского гарнизона. Уезжай, Люсик, из Москвы. Я прошу тебя как брат. Ужасные дела здесь будут твориться.

— Нет, Тофик! Что бы там ни было, я останусь. Страдания, пытки, смерть не страшат меня. Я солдат своей партии и останусь на посту.

Сколько ни упрашивал Тофик, Люся уехать отказалась.

— Пойми, я здесь нужнее, чем где-либо, — сказала она, прочитав наконец записку. — Мне поручено принять участие в освобождении этих самых солдат, которых привезли на казнь офицеры-корниловцы.

— О святая наивность! — воскликнул Тофик. — Что сможет сделать безоружная девушка против вооруженных до зубов опытных вояк? Какая за тобой может быть сила?

— Мы сильны, друг мой, поддержкой народа.

— Ах, все это романтические слова! Знаю, ты увлечена созданием Союза молодежи, воспитанием и пробуждением сознания рабочих юнцов, — он кивнул на Андрейку. — Но чем помогут вам эти мальчики против железного военного кулака? Железом и кровью сокрушит вас военная машина контрреволюции. И ты и все твои юные товарищи лишь напрасно принесете себя в жертву. Чем гуще трава, тем легче им будет косить… пулеметами.

— Ну, ты совсем запугал и себя и нас! — усмехнулась Люся. — А нам, извини, некогда. Нас дело ждет!

Тофик ушел огорченный и растерянный. После его ухода Люся быстро накинула пальто и сказала Андрейке:

— Пора, мой друг, пора! Поспешим на выручку солдат, пленников контрреволюции. Ты видел этих головорезов-корниловцев. Представляешь, что они натворят, если возьмут верх над нами? Море крови прольют, чтобы сохранить свои имения, богатства, свою власть.

— А мы не поддадимся! — воскликнул Андрейка.

— Ни за что! — сказала Люся, сунув в карман небольшой револьвер.

Андрейка встрепенулся. И у него кое-что найдется для управы с буржуями.

— Скажи Уралову, что я задание выполню. Встретим Корнилова во всеоружии!

На улице они расстались.

Вообразив, что дело идет о том, чтобы сразиться с корниловцами с оружием в руках, Андрейка предстал перед Ураловым, весь горя от нетерпения. Он решил, что и ему дадут одну из тех винтовочек, которые он помогал чистить, смазывать и укладывать в тайник.

— Ну повидал я корниловцев, Уралыч, — начал он издалека. — Они к Люсе нагрянули. Думали, своя, да ошиблись адресом. Здорово она их спровадила. Злющие они, что голодные волки. Живьем нас готовы съесть!

— Пусть попробуют! — Уралов сложил пятерню в увесистый кукиш. — После шестого июля кое-чему научились. На провокации не поддадимся. Под казацкие нагайки и офицерские пулеметы не подставимся. Ошибаются.

— С винтовками выйдем на улицы! — вставил Андрей.

— Никуда не выйдем! Мы на заводах и фабриках затворимся, а солдаты в казармах. Станки остановим. Ни одна заводская труба не задымит, ни один трамвай не зазвенит. Всеобщая забастовка будет.

Пекари постановили — хлеба для них не печь. Водопроводчики решили водой не снабжать. Электрики — света не давать. Повара — еды не готовить. Официанты — не подавать. Дворники — улицы не мести. Извозчики — коней не запрягать… Пусть буржуйчики одни своего кумира встречают. Некормленые, неумытые.

— А мы их освистывать будем! Мы, мальчишки…

— Этого еще не хватало! Чем тише будет город, тем страшней. Кладбищем повеет на генерала. А его приспешники, как псы, сорвавшиеся с цепи, пусть своих хозяев кусают, пусть на своих набрасываются.

— Здорово будет! — согласился Андрейка. — Только скучно нам, ребятам, без дела сидеть.

— Почему сидеть? Вам бегать со всех ног придется.

— Куда? Зачем?

— Листовки раздавать. Мобилизуй всех твоих приятелей, каких только сможешь, и бегите в типографию на Трехпрудную. Там найдете Люсю. Получите у нее листовки, газеты — и по всем улицам ходу.

— А кто же солдат выручать будет, которые в тюрьме?

— Чтобы их выручить, надо про них всю правду народу рассказать. Вот листовки и расскажут.

Андрейка не поверил, что листовки-бумажки, как сказочная разрыв-трава, смогут растворить двери тюрьмы. Но партийное поручение дело святое. Тут, если сказано, должно быть сделано.

Не теряя времени, помчался он на поиски своих приятелей, продавцов газет. Ему повезло. У Малого Каменного моста наткнулся он на Стешу — и глазам не поверил: сидит Стенька Разин на тумбочке и ревет. Слезы по щекам текут, а она какие-то листки рвет и в Москву-реку бросает. Пригляделся, а по воде плывет-тонет генерал Корнилов. И на коне, и в автомобиле, и в полный рост, и по пояс, и носом вверх, и усами вниз.

— Так ему и надо! — Андрейка в восторге присвистнул.

— Чего радуешься, Арбуз? — поднялась навстречу Стеша, не отирая слез. — Генерал на коне, а отец мой в тюрьме. Генералу завтра от буржуев почет, а моему папке смерть лютая. Самого бы его прострельнуть насквозь, как он велит солдат расстреливать! Неужто не найдется кого, кто бы его, аспида, к богу в рай отправил?!

— Найдется! Вот он я! — представился Андрейка. — У меня для него есть «ключ от рая»!

Зажмурившись, он представил себе волшебную картину — генерал вместе с белым конем возносится на небо в черном облаке дыма от его выстрела. Прицелиться в него можно будет, схоронясь в толпе встречающих генерала буржуев, купцов, купчих, чиновниц и чиновников, гимназистов и семинаристов. Вот только одеться надо получше.

У Стеши слезы на глазах высохли, когда Андрейка поделился с ней своей задумкой. Приободренная, Стеша согласилась сговорить ребят вместо буржуйских листовок раздавать на улицах те, что принесет Арбуз, большевистские. Обрадованный Андрейка помчался домой за заветным «ключом от рая».

АРБУЗ-СУДОМОЙКА

Крадучись, стараясь не скрипнуть половицей, пробирался со двора в чулан Андрейка. И вдруг в окне картина: Филониха за самоваром в окружении всего семейства пила чай. И как это она его заметила? Метнула взгляд и словно приворожила:

— А ну постой-погоди! Чего прячешься, красавчик?

Глаза Филонихи замаслились, лицо стало умильным, голос вкрадчивым.