Весь Эдгар Берроуз в одном томе - Эдгар Райс Берроуз

посыпались удар за ударом. Каждый из самцов, приблизившись к жертве обряда, старался поразить её дубиной, а затем уносился в бешеном вихре Пляски Смерти.

Тарзан тоже участвовал в диком, скачущем танце. Его смуглое тело, испещренное полосами пота, мускулистое тело блестело в свете луны и выделялось гибкостью и изяществом среди неуклюжих, грубых, волосатых зверей.

По мере того, как грохот и быстрота барабанного боя увеличивались, плясуны пьянели от его дикого ритма и от своего свирепого воя. Их прыжки становились все быстрее, с оскаленных клыков потекла слюна, и пена выступила на губах и груди.

Дикая пляска продолжалась около получаса. Но, вот, по знаку Керчака прекратился бой барабана. Самки-барабанщицы торопливо пробрались сквозь цепь плясунов и присоединились к толпе зрителей. Тогда самцы, все, как один, ринулись на тело врага, превратившееся под их ужасающими ударами в мягкую волосатую массу.

Им не часто удавалось есть в достаточном количестве свежее мясо. Поэтому дикий разгул их ночного празднества всегда кончался пожиранием окровавленного трупа. И теперь они все яростно кинулись на мясо.

Огромные клыки вонзались в тушу, разрывая кровавое битое тело. Более сильные хватали отборные куски, а слабые вертелись около дерущейся и рычащей толпы, выжидая удобный момент, чтобы втереться туда хитростью и подцепить лакомый кусочек, или стащить какую-нибудь оставшуюся кость прежде, чем все исчезнет.

Тарзан ещё больше, чем обезьяны, любил мясо и испытывал в нём потребность. Плотоядный по природе, он ещё ни разу в жизни, как ему казалось, не поел мяса досыта. И вот теперь, ловкий и гибкий, он пробрался глубоко в массу борющихся и раздирающих мясо обезьян. Он стремился хитростью добыть себе хороший кусок, который ему трудно было бы добыть силой.

С боку у него висел охотничий нож его неведомого отца, в самодельных ножнах. Он видел образчик их на рисунке в одной из своих драгоценных книг.

Проталкиваясь в толпе, он, наконец, добрался до быстро исчезающего угощения и своим острым ножом отрезал изрядный кусок; он и не надеялся, что ему достанется такая богатая добыча — целое предплечье, просовывавшееся из-под ног могучего Керчака. Последний был так занят своим царственным обжорством, что даже не заметил содеянного Тарзаном оскорбления величества…

И Тарзан благополучно ускользнул из борющейся массы со своей добычей.

Среди обезьян, которые тщетно вертелись за пределами круга пирующих, был и старый Тублат. Он очутился одним из первых на пиру и захватил уже раз отличный кусок, который спокойно съел в сторонке. Но этого ему показалось мало, и теперь он снова пробивал себе дорогу, желая ещё раз раздобыть хорошую порцию мяса.

Вдруг он заметил Тарзана: мальчик выскочил из царапающейся и кусающейся кучи переплетённых тел с полосатым предплечьем, которое он крепко прижимал к груди.

Маленькие тесно посаженные, налитые кровью свиные глазки Тублата засверкали злобным блеском, когда они увидели ненавистного приёмыша. В них загорелась также и жадность к лакомому куску в руках мальчика.

Но и Тарзан заметил своего злейшего врага. Угадав его намерение, он быстро прыгнул к самкам и детёнышам, надеясь скрыться среди них. Тублат быстро погнался за ним по пятам. Убедившись, что ему не удастся найти место, где он мог бы спрятаться, Тарзан понял, что остаётся одно — бежать.

Со всех ног помчался он к ближайшим деревьям, ловко прыгнул, ухватившись рукой за ветку, и с добычей в зубах стремительно полез вверх, преследуемый Тублатом.

Тарзан поднимался все выше и выше на раскачивающуюся верхушку величавого гиганта лесов. Тяжеловесный преследователь не решился гнаться за ним туда, и, усевшись на вершине, мальчик кидал оскорбления и насмешки разъярённому, покрытому пеной животному, которое остановилось на пятьдесят футов ниже его.

И Тублат впал в бешенство.

С ужасающими воплями и рычанием низвергнулся он наземь в толпу самок и детёнышей и накинулся на них. Он перегрызал огромными клыками маленькие слабые детские шеи и вырывал целые куски мяса из спин и животов самок, попадавших в его когти.

Луна ярко озаряла эту кровавую оргию бешенства. И Тарзан все это видел.

Он видел, как самки и детеныши бежали, что было сил, в безопасные места на деревьях. А затем и большие самцы, что сидели посреди арены, почувствовали могучие клыки своего обезумевшего товарища. И тогда все обезьяны поспешно скрылись среди черных теней окрестного леса.

В амфитеатре, кроме Тублата, оставалось только одно живое существо — запоздавшая самка, быстро бежавшая к дереву, на верхушке которого сидел Тарзан. За ней близко по пятам гнался страшный Тублат.

Это была Кала. Как только Тарзан увидел, что Тублат её настигает, он, с быстротою падающего камня, бросился с ветки на ветку на помощь своей приёмной матери.

Она подбежала к дереву. Как раз над нею сидел Тарзан, затаив дыхание, выжидая исхода этого бега взапуски.

Кала подпрыгнула вверх и зацепилась за ниже висевшую ветку. Она оказалась почти над самой головой Тублата и была здесь уже в безопасности. Но раздался сухой, громкий треск, ветка обломилась, — и Кала свалилась прямо на голову Тублата, сбив его с ног.

Оба вскочили на мгновение, но Тарзан ещё быстрее спустился с дерева, и громадный разъярённый обезьяний самец внезапно очутился лицом к лицу с человеком-ребёнком.

Ничто не могло быть более наруку злобному зверю. С рёвом торжества обрушился он на маленького лорда Грейстока. Но клыкам его все же не было суждено вонзиться в это крошечное коричневое тело цвета ореха.

Мускулистая рука с молниеносной быстротой схватила Тублата за волосатое горло. Другая рука вонзила несколько раз острый охотничий нож в широкую, мохнатую грудь. Удары падали, словно молнии, и прекратились только тогда, когда Тарзан почувствовал, что ослабевшее вялое тело рушится на землю.

Когда труп упал, Тарзан, обезьяний приёмыш, поставил ногу на шею своего злейшего врага, поднял глаза к полной луне и, откинув назад буйную, молодую голову, испустил дикий и страшный победный крик