Дети Левиафана (СИ) - Киров Никита

— Я тоже.

— Я боялся каждой битвы, в которой участвовал. Но приходит ярость и страх отступает. Это ненормально и неправильно. Но одно я знаю точно, мой друг. Мне есть кого защищать. Эти люди ждут помощи любой ценой, а я им её обещал. Не забывай и сам об этом.

— Хорошо.

Людвиг немного подремал. Ханна принесла чашку с бульоном, но идея поесть оказалась не самой лучшей, почти всё выходило назад.

— Поешь попозже, — она протёрла ему рот. — Полежишь?

— Нет, мне нужно прийти в себя. Давай прогуляемся.

Пришлось опираться на её плечо. Всё же надо было полежать. Но силы понемногу возвращались.

— Ты так и не закончил ту историю.

— На чём мы остановились?

— На осаде, — вспомнила Ханна. — Когда армии зла пришли в белый город.

— Уже недолго осталось.

Они прошли мимо священника, который что-то рассказывал испуганным детям. При мысли, что у некоторых теперь нет родителей, становилось грустно.

— И чтобы не произошло, — донёсся голос слепца. — Спаситель не даст вас в обиду. Может, он и не всегда реагирует, но по-настоящему большого зла он не допустит, я обещаю.

Людвиг остановился, чтобы отдышаться.

— Решил послушать проповедь? — Ханна улыбнулась.

— Нет, я уже выспался.

В животе заурчало.

— Поешь?

— Нет.

— Ты такой худой, тебе надо есть. Как тебя ветер не уносит?

— Из-за доспехов. Но ладно, давай.

— Я быстро. Сейчас, посажу тебя на лавочку.

— Я сам.

По пути Людвиг чуть не упал, но пара лесорубов его подхватили и довели. Прошёл несколько шагов, а вспотел так, будто бежал с самого утра. Но люди улыбались, глядя на него, вот и приходится скрывать боль. Тогда в глазах окружающих появлялась надежда. Но как же сложно играть в несгибаемого командира.

Священник, стучащий по земле палочкой, добрался до скамейки и сел. Поводыря рядом с ним нет.

— Тяжёлая ночка, да?

— Да, — ответил Людвиг. — Помолитесь за нас, святой отец.

— Нет смысла. Я давно не верю в Спасителя.

— Тогда зачем вы проповедуете?

— Однажды я был знаком с одним человеком. Он раньше не жил в этом мире, но очень хотел побольше о нём узнать. Ему нравилось помогать людям и он всё укорял меня за цинизм и злобу, — старик ухмыльнулся. — Что я заперт в своей клетке, из которой не вижу ничего и не хочу видеть. Мы все заперты в наших клетках из страха, ненависти, вины и лжи, и не хотим выбираться из них. Этого человека не стало, но перед смертью он попросил, чтобы я разрушил свою клетку и попытался сделать мир хоть чуточку лучше.

— Проповедями?

— Не только. Я не верю в Спасителя, но иногда его именем можно предотвратить большое зло. Я видел это, — священник нахмурил брови. — Если будешь смеяться, как твой придурочный друг, я тебя стукну.

— Не надо, — сказал Людвиг. — Мне уже досталось.

— Я вижу, — старик хмыкнул. — Но вместо молитвы пожелаю вам удачи. От этого тоже мало пользы.

Глава 7.14

Васур умел читать следы и ходить совершенно бесшумно. Но что толку, если он то и дело мчится вперёд, как невоспитанный охотничий пёс? Грязная соломенная шляпа мелькает слишком далеко, его уже не окрикнуть, не подняв на уши половину ущелья.

— Да что ты себе позволяешь? — отчитал его Эйнар, когда поводырь соизволил остановиться. — Возвращайся, бегом!

Васур и ухом не повёл, только показал на видимые лишь ему одному следы.

— Нет уж. Беги назад, дальше я сам.

Хоть бы никто не услышал перепалку. Поводырь капризничает, как ребёнок. Хотя он и так почти ребёнок, но если его поймают, то это не поможет. Да и вряд ли после случившегося разбойники пощадят хоть одного ребёнка в деревне.

— Я с тобой в догонялки играть не буду, — продолжил Эйнар. — Ноги в руки и бегом назад!

Васур опустил голову и побрёл с понурым видом. Но вскоре вернулся и начал дёргать за руку.

— Да я же тебе… мать твою…

Вооружённые люди выходят из-за деревьев. От них смердит потом и кровью. Многие в засохших повязках. Мужчины, женщины, старики и подростки, почти обессиленные. Но их глаза светятся ненавистью.

— Лазутчик, — пробормотал один из них, с закрытым опухшим веком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я его помню, — сказал какой-то юнец, хотя из-за уродливой раны на лице сложно определить возраст. — Это он меня ударил.

— Он убил моего сына.

Копья со ржавыми наконечниками приближаются, но у некоторых острия и вовсе нет, лишь обожжённый на огне кончик. У одного человека кирка шахтёра, парочка вооружены топорами лесорубов.

Эйнар раскрыл щит, но это никого не напугало. Что-то укололо в спину, пробивая жилет, но застревая в броне. Деревянный наконечник самодельного копья ткнул в бедро, но удар настолько слабый, что не пробил плотную штанину.

Васур сел на землю и зажал голову руками, а Эйнар отбивался щитом. Люди хоть и ослабли, но рано или поздно они закончат своё дело.

— Прекратите! — раздался уверенный хриплый голос.

— Не вмешивайся! Это убийца!

— Стоять!

Вожак разбойников не надел шлем. Лицо покрыто вонючими струпьями и ранами, из которых течёт сукровица. Кольчуга проржавела насквозь, через дыры в доспехе видна прелая одежда и нездоровая кожа. Он едва стоит на ногах, но его глаза блестят и с любопытством осматривают Эйнара.

— Ты обещал нам! — крикнул один из разбойников.

— Я обещал вам жизнь и нарушил слово, — сказал вожак. У него знакомый выговор. — Теперь я обещаю покой и многие из нас получат его завтра.

— Нам нужно его убить! Зачем он пришёл к нам? Вынюхивать? Он узнает об атаке!

— А есть разница, знает он или нет? Я решу его судьбу, но сначала мы поговорим. Нельзя питать недоверие, ведь оно и погубило нас.

Разбойники опустили оружие.

— Он не из деревенских. Его не было в первый раз, как и второго рыцаря.

— Он наёмник!

— Откуда у пепельников деньги на наёмников?

— Он в маске! Пока мы умираем, он даже боится вздохнуть!

— У них ещё два рыцаря!

— Теперь уже один, — кто-то засмеялся.

— Почему ты убиваешь нас и рискуешь жизнью сам? — спросил вожак. Если присмотреться, ему ещё хуже, чем казалось сначала. Он умирает. — Это не твоя земля, а ты не лесоруб, как остальные. Ты убиваешь нас из-за денег?

— В этих местах не так холодно, как дома, брат, — Эйнар произнёс старинное приветствие на родном языке.

Воин улыбнулся, обнажив остатки разрушенных гнилых зубов.

— Ты ют? — спросил он.

— Да. А ты?

— И я. Моё имя Скуле Бьёрнсон и я был навигатором в своём клане, — Скуле говорил медленно, будто отвык от родного языка. — Но я обязан предупредить — я изгой.

— Я тоже, — сказал Эйнар. — И тоже был навигатором. Только недолго.

Он показал мизинец на левой руке, а Скуле показал свой. Ноготь грубый и грязный, но ключ ещё видно.

— Навигатор? Ну надо же? Широта Лизарда?

Эйнар задумался.

— Сорок девять градусов пятьдесят… пятьдесят шесть минут северной широты.

— Пятьдесят семь минут, — воин рассмеялся. — Два изгоя умирают на чужой земле. Но я убил брата, поэтому заслуживаю презрения.

— Я… дрался в поединке против человека младшего брата и проиграл, — Эйнар попробовал сглотнуть твёрдый комок. — И убил старшего.

Впервые признался в этом. Но не тому, кто должен знать. Правая рука задрожала. Скуле кивнул и произнёс на южном наречии:

— Мы не тронем тебя.

Люди зароптали.

— Я хочу, чтобы он видел, с кем сражается.

— А второй?

— Второй безобидный и не причинял вам вреда, — ответил Эйнар. — В отличие от меня.

Васур так и сидел, озираясь по сторонам.

— Пусть он тоже посмотрит, — сказал Скуле. — Как твоё имя, брат?

— Эйнар Айварсон.

— Иди за мной, Эйнар Айварсон. Ты не ответил на вопрос. Почему ты убиваешь нас? Что плохого мы сделали тебе?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ничего. Но мой друг сказал, что хочет защитить эту деревню. А я хотел помочь ему, как он помогал мне.

Скуле остановился.

— Похвальный поступок, ведь для этого и нужны друзья. А я поклялся спасти этих людей, но нарушил слово. У нас разные цели, брат Эйнар, совсем разные.