Глаз Кали - Дуглас Брайан

Конан, наконец заставил себя повернуться в сторону «певца». Некоторое время он наблюдал за ним, затем медленно вынул из ушей пучки травы. Впрочем, к тому моменту Сканда уже замолчал. Он сидел на земле и смотрел на обоих своих спутников вытаращенными глазами.

— Ну? — осведомился Фридугис. — И что все это обозначало?

У бритунца был такой вид, словно ему только что показали нечто занимательное, и теперь требовались небольшие пояснения.

Сканда набрал в тощую грудь побольше воздуха и завопил: — Я пел для моей матери!

Затем он вскочил и побежал вперед. Пожав плечами, Фридугис двинулся за ним. Конан замыкал шествие.

В середине дня они сделали остановку для того, чтобы поохотиться. Сканда, правда, пытался остановить их. Он настойчиво совал им какие-то грязные коренья, которые вытаскивал из земли, рвал на голове волосы, беспокойно подпрыгивал и бил себя кулаком в грудь. Но ничто не помогало. Ни киммериец, ни бритунец не соглашались есть коренья. Конан ушел в джунгли, ступая мягко и вкрадчиво, как камышовый кот, и скоро вернулся с птицей, которую убил самодельным дротиком.

При виде добычи Конана Сканда взвыл и убежал в джунгли. Его не было очень долго. Оба приятеля давно уже поджарили и проглотили вкусное птичье мясо, а сумасшедший «пастушок» (если он только действительно был пастушком!) все еще бегал где-то в лесах.

— Интересно он отреагировал на твое намерение поохотиться, — заметил Фридугис, ковыряя в зубах.

Конан блаженно растянулся возле костра.

— Что ж, у каждого свои обычаи и традиции, — ленивым голосом отозвался он. — Одни традиции я согласен перенимать, другие — нет. Мне доводилось жить среди темнокожих в Черных Королевствах. Я даже добился там некоторого успеха. Что ж! Я принимал участие в их войнах, я даже входил в хороводы их танцующих воинов и не оставался в стороне, когда «мое» племя отправлялось на охоту. Но пусть разразит меня гром, и киммерийский Кром не узнает меня после моей смерти, когда я приду к его стальным чертогам с окровавленным мечом в руке, если я хоть раз делал в угоду дикарям нечто противное моей воле!

— О, — согласился Фридугис, — это чрезвычайно интересно. Можно, я использую твои рассуждения для моего трактата? Клянусь Викканой, я упомяну тебя. Личный опыт — это бесценно.

Конан беспечно махнул рукой.

— Валяй. Когда я завоюю свое собственное королевство, я отправлю к тебе людей. Пусть перепишут твой трактат и доставят копию ко мне. Я заставлю всех при моем дворе прочитать ее! Но она должна быть правдивой.

— Клянусь Подателем Жизни, она будет правдивой… кроме одного-единственного момента, — заверил Конана Фридугис и лукаво подмигнул.

Конан отчетливо скрипнул зубами. Бритунец проявил благоразумие и вернулся к прежней теме.

— Итак, что ты говорил о чуждых тебе обычаях?

— А, это… — Конан снова сделался мирным. Ни дать ни взять сытый тигр. Но даже сытого тигра лучше не злить, напомнил себе Фридугис. — Например, некоторые из моих чернокожих друзей были людоедами. Этим делом я никогда не промышлял. И более того, не позволял другим есть человечину в моем присутствии.

— Мудро, — вставил Фридугис.

— Так и здесь, в Вендии, — продолжал Конан. — Кое-что из местных обычаев я согласен уважать. Я не разбиваю статуи их богов, к примеру. Я даже подносил кое-каким статуям цветы, коль скоро этого требовали традиции. Да, да, не удивляйся, — добавил киммериец, видя, как у Фридугиса брови поползли вверх. — Я знаю, о чем говорю. Вы, так называемые цивилизованные люди, полагаете, будто традиции существуют только у вас, в ваших городах, в ваших сытых, хорошо обустроенных королевствах. Ну, так вот, очередное заблуждение! Самые церемонные люди — дикари. Знавал я вождей, которые не носили на своем теле ни единой нитки и были черны, как ночь, а в носу у них торчали костяные палочки, выточенные из берцовой кости их родителей, — так вот, эти-то дикари были опутаны ритуалами с головы до ног. Их обычаи настолько сложны, что в нем не разобрался бы и самый искушенный сенешаль какого-нибудь аквилонского или бритунского королевского двора. Да что там — бритунского! В Султанапуре — и то ничего бы не поняли. Уж поверь мне.

— Ты-то как сумел в этом разобраться? — засмеялся Фридугис.

Конан насупился.

— Думаешь, я лгу?

— И в мыслях не было, — заверил Фридугис.

— Я не давал себе большого труда в чем-то там разбираться, — сообщил Конан. — Дело в том, что я на две головы выше ростом, чем этот вождь, и в три раза шире его голого величества. Поэтому я вел себя так, как считал нужным, а если какие-нибудь его подданные были этим недовольны, я просто поднимал их в воздух, держа поперек живота, — вот так, — киммериец тряхнул в воздухе кулачищем, — и они быстро успокаивались. Это было настоящее племя лилипутов. Забавные люди…

Он вздохнул, как будто сожалел о том, что расстался с ними.

Фридугис покачал головой.

— Удивительные вещи я слышу, мой друг.

Конан покосился на него. Обращение «друг», с точки зрения киммерийца, было несколько преждевременным. Однако Конан вполне мирно произнес:

— Словом, если вендийцы предпочитают есть не мясо, а коренья, я не обязан разделять их убеждения…

— Совершенно с тобой согласен, — подхватил Фридугис.

Сканда явился вскоре после этого разговора. Он шел крадучись и оглядываясь по сторонам с явным подозрением. Было очевидно, что он ожидает какого-то подвоха — но какого и с чьей стороны, оставалось неясным.

Увидев, что трапеза его спутников окончена и от птицы не осталось и следа, Сканда просиял.

Очевидно, он боялся заметить очевидные доказательства того, что здесь было убито и съедено живое существо. Но коль скоро нет никаких признаков совершенного преступления — то и преступление можно считать не бывшим.

Логика безумца немало позабавила Фридугиса, когда до бритунца дошел смысл череды гримас, последовательно сменивших одна другую на подвижной мордочке Сканды (называть его физиономию «лицом» было бы затруднительно, так сильно она напоминала мордочку мартышки).

Сканда махнул рукой в одном направлении несколько раз и подпрыгнул на месте. Видимо, он призывал своих спутников скорее следовать за ним. И они вняли призыву.

На то, чтобы свернуть лагерь, много времени не потребовалось. Костер уже погас. Приятели поднялись с земли и были готовы тронуться в путь.

И снова джунгли обступали их со всех сторон, звери кишели над головами, где-то среди переплетенных ветвей, где, скрытые густой листвой и цветами, они вели какую-то собственную, скрытую от посторонних глаз жизнь, весьма активную.