Воющие псы одиночества - Александра Маринина

- А здесь, ты думаешь, что? Другое что-то? - он презрительно сморщил нос. - Те же игрища. Народ пачками увольняется, никто работать не хочет за такую зарплату, если не дают возможности подработать. У нормального начальника кафедры все преподаватели подрабатывают в коммерческих вузах, и он смотрит на это сквозь пальцы, не требует, чтобы они каждый день тут высиживали с девяти до шести. Так нормальных-то раз-два и обчелся. А остальные? Есть приказ начальника нашей академии: если носишь погоны, будь любезен нести службу ежедневно с девяти до восемнадцати независимо от того, есть у тебя занятия по расписанию или нет. И никакой возможности для подработок. Кому такое понравится? Вот и уходят. А когда на кафедре только половина - живые люди, а другая половина - вакансии, что прикажешь делать? Слушателей-то набрали, потоки и группы сформировали, а занятия вести некому. Получается повышенная нагрузка, идет грызня, кому за кого сколько часов отрабатывать, а зарплату-то не прибавляют, хоть ты в пяти группах занятия ведешь, хоть в десяти. Ну и дальше одно на другое накладывается, научную работу вести некому и некогда, потому что занятий выше головы, а с кафедры требуют научные выходы, и все стараются друг на друга перепихнуть… Короче, не мед у нас тут, дочка, далеко не мед. Так что ты подумай как следует. Особенно если это правда насчет того, что погоны могут снять.

- Но ученая степень ведь не помешает, правда? - разочарованно спросила Настя.

- Это нет, - твердо ответил Бычков. - Степень никогда не помешает. Только ты на нее особо не надейся в смысле продолжения службы. А в смысле продолжения карьеры - вещь очень даже полезная. Чего ты на погонах-то зациклилась? Да сними ты их, плюнь, разотри и живи дальше!

- Но вы же не снимаете, - заметила она.

- Я! Я - мужик, то есть бывший мальчик, понимать должна. Для меня погоны - элемент офицерства, а все, что связано с военной службой и войной, у мальчиков в крови. Это генетическое, ничем не вытравишь. А ты-то девочка!

- Я, Назар Захарович, конечно, бывшая девочка, - усмехнулась Настя, - но я за двадцать один год прошла весь путь от лейтенанта до подполковника, и каждое свое звание получала честно. Генералом я стать никогда не хотела, таких амбиций у меня не было, но дослужиться до полковника хочется. По-моему, это естественно: когда так долго служишь, хочется пройти весь путь до конца, до последнего возможного звания и до максимально возможного возраста. Разве нет?

- Наверное, - пожал плечами Бычков. - Я уж не знаю, как там у вас, у девочек, в голове устроено… Кстати, есть еще один слушок, насчет нового положения о прохождении службы. Может статься, сроки службы увеличат, и подполковники будут служить подольше, чем сейчас. Ты не думай, я не отговариваю тебя диссертацию писать, просто я тебя по старой памяти люблю, потому что помню еще сопливой девчонкой, которую Гордеев из райотдела на Петровку перетащил, поэтому хочу, чтобы у тебя было меньше разочарований. Министра у нас официально пока еще нет, и точно никто не может сказать, назначат ли того, кто сейчас исполняет обязанности, или другого кого поставят. И вообще состав правительства пока не утвержден, поэтому какая будет политика в отношении органов внутренних дел и наших учебных заведений, неизвестно. Завтра все может коренным образом перемениться. И ты должна быть к этому готова. Да не вешай ты нос, - засмеялся он, видя, как у Насти вытянулось лицо, - кандидат наук - он и в Африке кандидат, диплом лишним не будет. И вообще, не относись так серьезно к тому, что я говорю, ты же знаешь, я постращать люблю. Расскажи-ка мне лучше, что за тему ты себе придумала.

Насте пришлось пропеть вторую часть своей баллады. Назар Захарович слушал очень внимательно, ни разу не перебил ее, только кивал, но ей показалось, что кивал он одобрительно.

- Преступление - это зеркало ума и души преступника, - повторил он вслед за Настей, когда та замолчала. - Это ты верно подметила. Точнее будет сказать, что в каждом преступлении как в зеркале отражается личность преступника, и если отражения получаются разными, то у нас есть основания утверждать, что и объекты в этих зеркалах отражаются разные. Тут я с тобой полностью согласен. Ну, а материал как будешь собирать?

- Дела изучать, - Настя пожала плечами. - Анкету разработаю, буду заполнять на каждое изученное дело. Потом сравню параметры раскрытых и нераскрытых убийств. По преступлениям, где убийца установлен, проведу анализ характеристик его личности и попытаюсь связать их с особенностями преступления. А по преступлениям, где убийца не установлен, проделаю обратную работу, по особенностям преступления попытаюсь восстановить характеристики личности. И посмотрю, что получится.

- И уверена, что пойманные и непойманные убийцы окажутся совершенно разными?

- Абсолютно уверена.

- М-да, - протянул Бычков, - это хорошо.

Непонятно было, что именно хорошо, то, что Настя уверена, или то, что убийцы окажутся разными.

- А монографические исследования не планируешь? - спросил он.

- Хотелось бы, - вздохнула она, - но не знаю, получится ли. Допустим, психолога, который будет со мной ходить и разговаривать с людьми, я найду. Володю Ларцева помните, из нашего отдела?

- Это которого комиссовали по ранению? Помню, конечно.

- Он мне поможет, я с ним уже говорила. Но будут ли люди со мной разговаривать? Вот вопрос. Для родственников убийцы я - враг номер один, потому что я милиционер, то есть из рядов тех, кто отправил его срок мотать. Для родственников жертвы я враг хотя бы потому, что заставляю их вспоминать о горе. А уж если убийство осталось нераскрытым, то я тем более враг, потому что из рядов тех, кто не сумел поймать убийцу, и их горе осталось неотомщенным. И те и другие вряд ли с радостью пойдут на контакт со мной.

- Это верно, тут надо искать связи, знакомства, чтобы за тебя походатайствовали, попросили с тобой встретиться, иначе даже если они и будут разговаривать, то правды все равно не скажут. Особенно про потерпевших. Про покойников плохо говорить не принято, так что все жертвы у тебя окажутся одной краской выкрашены. Ты, наверное, не знаешь, но я ведь и сам… Короче, мою жену убили. Не знала?

- Нет, - растерялась Настя. - Я не знала. Давно?

- Кому как. Шесть лет назад. Да ты не бойся, я уже пережил это, могу спокойно говорить. Но если бы ты ко мне с расспросами пришла, я бы тебе тоже правды не сказал, хоть и знаю тебя много лет, и интерес твой понимаю. А все равно я бы тебе про нее только хорошее рассказывал. А кстати, - оживился внезапно Назар Захарович, - я, пожалуй, смогу тебе в одном случае помочь. У меня сын - врач, хирург, так вот пару лет назад в больнице, где он работал, убили медсестру из его отделения. Сейчас-то он в частной клинике людей режет, а тогда еще в горбольнице врачевал. Юрка, сын мой, хорошо убитую девушку, знал, он сам может тебе многое про нее рассказать и с другими врачами и сестрами поговорит, чтобы они согласились с тобой побеседовать. Я думаю, он и с родителями ее сможет договориться, он с ними был знаком. Это ведь дело такое, дочка, главное - начать. Если все пройдет успешно и ты этих людей к себе расположишь, то дальше цепочка потянется. Знаешь ведь, как бывает? Ты, допустим, с врачом про эту медсестру разговариваешь, объясняешь, зачем тебе это нужно, а он говорит, что у него есть знакомый, у которого брата убили, или друга, или соседа. Главное, чтобы ты приходила не с улицы и не из милиции, а по рекомендации, тогда и отношение совсем другое.

- Спасибо, Назар Захарович, - от души поблагодарила Настя. - Я бы начала как можно быстрее, у меня отпуск всего два с половиной месяца, хотелось бы успеть побольше.

- Так я прямо сейчас Юрке позвоню. - Бычков потянулся к телефону.

Пока он звонил сыну, объяснял ему суть дела и излагал свою просьбу, Настя открыла лежащий на «ничейном» столе журнал «Милиция» и уткнулась в статью о передовых методах организации работы экспертно-криминалистических отделов. Статья была написана скучно, но фактура оказалась интересной.

- Слышь, дочка, - оторвал ее от статьи голос полковника, - если хочешь, Юрка с тобой готов прямо сегодня поговорить, он через час будет дома. Поедешь?

- Поеду.

- Она приедет, - сообщил Назар Захарович в трубку, - адрес я ей дам. А ты подумай пока, к кому из твоих бывших коллег ее можно направить. Ага, лады.

Он написал на бумажке адрес сына и подробно объяснил, где это находится и как проехать.

- Держи, - он протянул Насте сложенный пополам листок, - не потеряй. И вот еще что, дочка… Ты забыла, как раньше, когда я тебя уму-разуму учил, ты называла меня дядей Назаром?

- Помню, - улыбнулась Настя.

- А сейчас что же? Назар Захарович да Назар Захарович. А я ведь еще тогда предупреждал тебя, что терпеть этого не могу и что ты для меня на всю оставшуюся жизнь будешь дочкой, а я для тебя дядей Назаром. Забыла?