Преступление по-китайски - Мэри Лондон

— Что касается Эттенборо, тут дело принимает весьма серьезный оборот! — воскликнул Форбс.

И подумал: «убогий» тем более «убог», если выдает себя за «красавца».

Между тем сэр Айвори с безрадостным видом разглядывал кабинет Финдли, понимая в душе, что никогда не смог бы привыкнуть к таким «аквариумам», куда нынче помещают офицеров полиции. Он любил старые помещения, где еще пахло табаком, древесным углем и дымком от печки, чинно возвышающейся посередине. Кроме того, ему казалось, что сегодня следственная работа лишилась души и свелась к холодной «мозговой атаке» и прочим раздражителям, с которыми вполне могут справиться вычислительные машины. Конечно, он безоговорочно признавал, что вычислительная машина в сто раз быстрее рассортирует полицейскую картотеку, чем целое бюро инспекторов, однако ничто, на его взгляд, не шло в сравнение с человеческой логикой, способной к всеобъемлющему анализу, а не только к последовательному созданию многоуровневых структур данных. Он пытался растолковать эту разницу старшему инспектору, но тот, строго следуя «Руководству по проведению полицейского дознания за тридцать три урока» незабвенного Джека Филипа Крюсгрейва, придерживался понятий куда более простых и вместе с тем, по мнению сэра Малькольма, совершенно непостижимых.

— О чем задумались, сэр? — поинтересовался Форбс.

— О пристрастии иных людей к старинным машинкам вроде «Ремингтона» тридцать шестого года. Это, знаете ли, по моей части…

Тут в кабинет вошел сержант и доложил, что королевский уполномоченный хочет немедленно видеть старшего инспектора.

— Боже мой, — прошептал Форбс. — Сэр Малькольм, пойдемте вместе.

— Право, не знаю, удобно ли…

— Прошу вас. На кону стоит моя голова.

— Скорее, не голова, дорогой Дуглас, а репутация прекрасного сыщика.

Форбс вытер платком лоб и вышел в коридор в сопровождении сэра Айвори.

Кабинет королевского уполномоченного помещался в левом крыле здания и совсем не походил на стеклянные клетушки офицеров полиции. Традицию здесь чтили. Обшитая деревом и украшенная внушительных размеров живописным портретом королевы Виктории, а также фотографией Ее Величества королевы Елизаветы, комната освещалась Двумя массивными светильниками наподобие церковных. Высокопоставленный чиновник, восседавший за рабочим столом красного дерева, явно гордился возложенными на него обязанностями. Лет шестидесяти, с изрядно поредевшими волосами и лицом, украшенным пышными завитыми усами, облаченный в сюртук, он принадлежал к редкой категории людей, которые, будучи посредниками между правосудием и полицией, выполняли при всем том и функции рупоров Букингемского дворца. Совет, исходивший от них, был равнозначен приказу.

— А, сэр Айвори, рад вас видеть. Полиция нашей страны слишком многим обязана вам и всегда испытывает огромное удовольствие при встрече с вами. Ну, а как у вас дела, старший инспектор?

— Сэр, — смутившись, начал Форбс, — дела движутся.

— Надеюсь, вы арестуете этого китайца… дворецкого?

— То есть, сэр…

— Оснований к тому больше чем достаточно. Да и кто еще мог убить Брайана Уоллеса? Люди, находившиеся в замке в ночь убийства, вне всяких подозрений. Как пишут газеты, все они близкие друзья семьи — невеста, брат и сестра Эттенборо, люди с блестящей репутацией (я знал их отца — замечательный был человек), господин Мелвилл, советник госпожи Джейн Уоллес.

— Но какой мотив мог быть у Вэнь Чжана? — спросил сэр Айвори.

— Злоба. Он был усыновлен лордом Робертом, а после его смерти с ним обращались как с простым слугой. Я знаю Джейн Уоллес. Она дама строгая.

— Тогда почему он не убил Джейн Уоллес?

— Убив Брайана, он лишил мать самого дорогого на свете. И Чжан это хорошо понимал. Как бы там ни было, в Букингемском дворце желают, чтобы виновный был найден. Немедленно. Уж слишком газетчики суют свой нос в дела одного из досточтимейших семейств Англии. Понимаете, старший инспектор?

— Конечно, сэр, но мы располагаем пока еще не всеми доказательствами, чтобы окончательно утверждать…

Сэр Уотерхаус его прервал:

— Повторяю, Форбс, в Букингемском дворце не желают, чтобы это дело очернило знатные фамилии. Убийство потомка Уоллесов уже само по себе дело из ряда вон выходящее, и выгораживать виновного мы просто не имеем права. Китайца следует арестовать. Он во всем сознается, уверен.

Тут сэр Айвори не сдержался:

— Ваше превосходительство, если позволите высказать мое мнение, замечу, что Вэнь Чжан — жертва чьих-то коварных происков. Кто-то буквально засыпал нас уликами против него. Настоящий виновник оказался очень расчетлив.

— Что вы хотите этим сказать?

— Во-первых, он выбрал именно китайский арбалет, затем разложил на постели убитого восемь предметов, образующих некий китайский символ, наконец, он злонамеренно подложил Вэнь Чжану под матрац книгу с тем же символом на обложке. Добавим сюда и намеки Джеймса Мелвилла, что он-де состоит в каком-то тайном китайском обществе… Нет, сэр, это уже чересчур!

Королевский уполномоченный откашлялся, пытаясь выиграть время, потом спросил:

— Вы что же, подозреваете господина Мелвилла, советника госпожи Уоллес?

— Странный он, между прочим, советник… — заметил старший инспектор.

— Что вы имеете в виду?

Сэр Айвори пришел на выручку Форбсу:

— Он большой склочник и Брайану совсем не нравился. Хотя непонятно, как ему удалось втереться в доверие к госпоже Уоллес.

— Он собирался украсть статуэтки из коллекции Уоллесов, — добавил старший инспектор.

— Но зачем ему было убивать Брайана? — спросил сэр Уотерхаус.

— Затем, что Брайан решил отлучить его от Чилтерн-Граунда, так сказать, от дойной коровы, — сказал Форбс, довольный тем, что и сам может постоять за себя перед лицом королевского советника.

— Ладно, — согласился тот. — Даю вам два дня сроку, старший инспектор, чтобы распутать это дело. В сущности, у вас только двое подозреваемых — китаец и этот Мелвилл. Так что решайте скорее. Не тяните резину.

С этими словами, высказанными в категоричной форме, он встал, давая собеседникам понять, что они свободны.

Когда наши сыщики вышли в коридор, Форбс сказал сэру Айвори:

— Может, он прав…

— О, такова воля сильных мира сего, — заметил сэр Малькольм. — Надо бы пока оградить госпожу Уоллес от происков всяких газетчиков, пока они еще не нагородили бог весть чего, убийство-то громкое. Но не будем сворачивать с намеченного пути. Не люблю, когда мне диктуют, что нужно делать, особенно если это не сулит ничего путного.

— Под угрозой моя карьера, — напомнил Форбс. — Моя супруга…

— Я все помню, дорогой Дуглас, и посему собираюсь оставить вас, чтобы прояснить кое-какие обстоятельства. После визита к сэру Уотерхаусу у меня возникла новая мыслишка.

— Новая мыслишка? Но он, по-моему, не выдал ничего особенного…

— Да нет, дружище! Нужно просто уметь читать между строк, только и всего.

Засим он откланялся, оставив Форбса в раздумье, и спустился в лабораторию — в подвал нового здания Скотланд-Ярда. Сэра Айвори там хорошо знали. Доктор Гарднер встретил его со свойственной ему словоохотливостью.

— Сэр Айвори! Надеюсь, вам уже сообщили результаты вскрытия? Впрочем, ничего особенного за исключением снотворного: такая доза свалила бы и быка, правда, не насмерть. Любопытно, верно? Стоило всего лишь удвоить дозу, и он отправился бы к праотцам. Ведь это куда практичнее, чем арбалет, верно? Стрела прошла точно между двумя ребрами и буквально разорвала сердце, потом пронзила насквозь левую долю легкого и вышла наружу на волосок от позвоночника.

— Дружище, мне хотелось бы спросить о другом. В котором часу вы приехали в замок после убийства?

— В девять тридцать пять. Думал успеть к без четверти девять, но из-за снега опоздал…

— Благодарю за точность. А теперь скажите, что вы делали сразу же по прибытии?

Судебный врач, похоже, удивился вопросу. Но, подумав мгновение-другое, сказал:

— Ах, нуда… Когда я только приехал, меня предупредили, что у госпожи Джейн Уоллес сдали нервы, когда она узнала о смерти сына. Ее личный врач еще не прибыл, и меня провели прямо к ней.

— Перед тем как проводить в комнату жертвы?

— Да. Меня отвели на третий этаж.

— Кто именно?

— Какой-то человек. Слуга, китаец, хотел было меня проводить, но тот человек сам вызвался.

— Часом не Мелвилл?

— Он самый. Значит, он провел меня к госпоже Уоллес. Она лежала в кресле, глубоко подавленная. И когда меня увидела, вся так и задрожала, и я понял, насколько серьезно ее психика потрясена смертью сына. У нее был блуждающий взгляд. И я решил сделать ей укол, чтобы облегчить страдания хотя бы на несколько часов.