Пари для простаков - Десмонд Бэгли

— А какие именно?

— Специальная фармацевтическая известь, метилен-хлорид, бензол, амиловый спирт, соляная кислота. И еще химическая посуда. — Он сделал паузу. — Я не знаю, намерен ли он тут же извлекать из морфия героин. Если да, то ему будет еще нужна уксусная кислота.

Тоузьер нахмурился.

— Объясните мне, наконец, какая разница между морфием и героином?

Принесли виски, и Уоррен подождал, пока официант отойдет, затем объяснил:

— Морфий — это алкалоид, получаемый из опиума сравнительно простым химическим процессом. Героин — это морфий, у которого изменена молекулярная структура. Это тоже сделать несложно. — Он усмехнулся. — Для этого сгодится любая хорошо оборудованная кухня.

— Ну а разница-то в чем?

— Ну, героин растворяется в воде, а морфий нет. А так как человеческое тело состоит в основном из воды, то он легче усваивается. Он в целом более эффективен, и привыкают к нему значительно быстрее.

Тоузьер откинулся на спинку стула.

— Значит, Спиринг собирается добывать морфий. Но где? Здесь, в Иране? И как он будет доставляться на побережье? То ли через юг, к Персидскому заливу, то ли через Ирак и Сирию к Средиземному морю? Массу вещей предстоит выяснить, Ник.

— Да, — мрачно подтвердил Уоррен. — Есть еще одна загвоздка. Я ее даже не обсуждал с Хеллиером.

— Какая?

Уоррен изрек:

— В Иране нет опиума.

Тоузьер в недоумении уставился на него.

— Мне казалось, что весь Ближний Восток буквально завален этой дрянью.

— Так оно и есть, и так оно и было в Иране, пока здесь правил старый шах. Но этот молодой — он же реформатор. — Уоррен облокотился о стол. — При старом шахе все катилось в тартарары. Он управлял Ираном на манер римского императора. Чтобы ублажить народ, он удерживал цены на сильно заниженном уровне. Это была самоубийственная политика, потому что фермерам было невыгодно сеять хлеб, и вместо этого они стали разводить опийный мак — дело гораздо более прибыльное. Стало быть, хлеба становилось все меньше, а опиума — все больше. — Он состроил гримасу. — Шаху это было на руку, так как он ввел монополию на опиум. Существовал и правительственный налог на производства опиума, так что шах имел свою долю от каждого фунта.

— Ничего себе, — сказал Тоузьер.

— Это еще не все. В тысяча девятьсот тридцать шестом году Иран производил тысяча триста пятьдесят тонн опиума, а мировая потребность в медицинском опиуме составляла всего четыреста тонн.

Тоузьер передернул плечами.

— Вы хотите сказать, что остальное шло на контрабанду?

— В этом даже не было необходимости. Шах легально продавал опиум кому угодно, лишь бы платили. Но он перегнул палку и вынужден был отречься от престола. Потом в Иране к власти пришло временное правительство и, наконец, его сменил молодой шах. Он оказался очень толковым парнем. Ему хотелось хоть за шкирку втащить свою несчастную страну в двадцатый век, но он быстро понял, что, имея народ, семьдесят пять процентов которого наркоманы, об индустриализации и думать нечего. Поэтому он приструнил наркомафию, и сейчас вы и унции нелегального опиума в стране не найдете.

Тоузьер был в недоумении.

— А что же тогда здесь делает Спиринг?

— В этом-то и весь вопрос, — сказал Уоррен. — Но я думаю, что Спирингу мы его задавать не будем.

— Конечно, нет, — задумчиво протянул Тоузьер. — Но будем идти за ним по пятам.

Подошел официант и спросил неуверенно:

— Мистер Уоррен?

— Да.

— Вам записка.

— Спасибо.

Уоррен удивленно поднял брови и посмотрел на Тоузьера, который давал официанту чаевые. Пробежав записку глазами, он сказал:

— Это от Лэйна. Спиринг выписывается из отеля. Завтра он уезжает. Куда, Лэйн не знает, но сообщает, что его джип был отремонтирован и загружен двумя баками с водой. Что это значит, как вы думаете?

— То, что он покидает Тегеран, — уверенно сказал Тоузьер. — Пойду-ка и я проверю машины. Важно, чтобы радиосвязь работала надежно. Мы выйдем поодиночке, вы идите через пять минут.

Уоррен с нетерпением выждал пять минут, затем встал и направился к выходу. Он был растроган неожиданной сценой. Спиринг и Джонни Фоллет увлеченно кидали вверх монеты.

4

Спиринг двигался на северо-запад от Тегерана в сторону Казвина. Накануне вечером они обсудили план действий.

— Вы поезжайте впереди него, а я буду подпирать его сзади, — сказал Тоузьер Уоррену. — Мы из него бутерброд сделаем. А если он свернет с дороги, я в два счета вас догоню.

Всю ночь они следили за джипом Спиринга, и зря. Утром Спиринг, не торопясь, позавтракал и выехал около десяти. С ним был шофер — иранец с заостренными чертами лица. Они следовали за джипом по запруженным транспортом улицам, а когда, наконец, оказались за чертой города, Уоррен газанул, обошел Спиринга и затем, выбрав удобную дистанцию, сбавил скорость. Фоллет, в роли пассажира, внимательно наблюдал за джипом в зеркало заднего вида, дополнительно поставленное Тоузьером, когда он усовершенствовал «лендроверы».

Направо от них возвышались заснеженные пики Эльбрусских гор, кругом была пустая и унылая равнина. Дорога, с точки зрения Уоррена, была неважнецкая, но для иранского шофера, вполне вероятно, это был высший класс. Как бы то ни было, это была единственная автострада к Тебризу.

Когда Уоррен немного привык к дороге, он вдруг спросил Фоллета:

— Вчера вы разговаривали со Спирингом! О чем?

— Так, коротали время, — беззаботно откликнулся Фоллет.

— Смотрите, не оступитесь, Джонни, — сказал Уоррен доверительно. — А то можно больно ушибиться.

— Черт, что я такого сделал? — запротестовал Фоллет. — Я тут ни при чем. Он сам ко мне подошел, что я, должен был молчать, что ли?

— О чем вы говорили?

— О том, о сем. О работе. Я сказал ему, что приехал с киногруппой. Ну и стал заливать ему — какой мы фильм снимаем и все такое прочее. Он сказал, что работает в нефтяной компании. — Он засмеялся. — Кроме того, я выудил у него немного денег.

— Это я видел, — сказал Уоррен саркастически. — Вы что, играли монетой с двумя решками?

Фоллет возмутился.

— Боже избави, я и не думал его надуть. Вы же знаете, это не мой стиль. Да в этом и не было необходимости. Он был почти в стельку пьян. — Его глаза скользнули по зеркалу. — Притормозите немного, а то мы потеряем его из виду.

От Тегерана до Казвина насчитывалось примерно сто миль, и они добрались до окраины города почти в час дня. Динамик в машине Уоррена вдруг подал признаки жизни.

— Вызываю Риджент один. Вызываю Риджент один. Перехожу на прием.