Тайны русских знахарей. Целебные составы, обряды и ритуалы - Владимир Ларин

Он переложил смесь из миски в глиняный горшочек, отнес в дом и поставил в печь томиться, а сам продолжал рассказывать.

Как-то очень быстро и незаметно дед Федор стал мне другом. Может быть, благодаря его простоте и своеобразной мягкости, может, еще почему, но не прошло и полдня, а я уже относился к нему, как к бабушке.

– Сейчас, внучек. Состав немножко в теплой печке потомится, потом мы в него медку добавим и в холодок деньков на десять поставим. А как настоится – сок чистотела в него пойдет, кора ивы и корешок рябинки. Это снадобье надо под дубом до полнолуния зарыть, потом процедить, и готово будет.

– Деда, а что им лечить можно?

– Много что, внучек. Такой состав кости быстро сращивает, спину правит, старому человеку сил добавляет, а молодому разум проясняет, с горячкой справляется и камни растворяет. Бывает, и раковая болезнь перед ним отступает.

Дед достал горшочек из печи, понюхал содержимое, подержал над ним руку, удовлетворенно кивнул, добавил в него немного меда и унес в погреб. Вернувшись, он налил еще меда на блюдечко, отрезал ломоть хлеба и протянул мне.

– На, внучек, покушай! Недавно борти[2] проверял, хороший мед в этом году. А я пойду скотину посмотрю.

Скотины у деда Федора было немного: лошадь Клава, коза Люська, две безымянные овцы и четыре курицы с петухом. У Люськи был маленький козленок Васька, который все время то вертелся под ногами, то забегал в дом, вскакивал на лавку, пытаясь что-нибудь стащить со стола.

– Вот я тебя, пострел! – Дед грозил озорнику пальцем. Васька тоненько блеял, будто смеялся, и удирал на улицу.

Мед действительно был замечательный – душистый, с легкой горчинкой, очень нежный. В нем, казалось, собрались все ароматы леса и луга. Я быстро вылизал блюдце, доел хлеб, вышел на улицу и стал ждать деда. Васька тут же подбежал и начал бодаться. Я погладил его по спинке, он обрадовался моему вниманию и весело заскакал по двору. Тем временем вернулся дед Федор. Он посмотрел на резвого козленка, улыбнулся и поманил меня пальцем.

– Пойдем, внучек, с сосной пообщаемся.

«…и дерево отпустило меня»

В десятке шагов от дома стояли несколько сосен. Дед подошел к самой большой, погладил ствол и, приложив к нему ладони, замер. Я подошел к другому дереву и повторил его действия. Сначала ничего не происходило. Сосна тихонечко шумела и поскрипывала. Потом я почувствовал какое-то движение под корой. Оно постепенно усиливалось и передавалось моему телу. Земля покачнулась, задрожала, я потерял чувство реальности. Мне казалось, что я плыву по воздуху, земля под ногами исчезла, словно я стоял на мягкой облачной массе и легкий ветерок нес меня куда-то.

Перед глазами сменяли одна другую картины. Я летел в солнечном свете над деревьями, слегка покачивающимися на ветру, и тело покачивалось в такт с ними. Их верхушки сменились широкой водной гладью изумрудного цвета, затем возникли пики гор, пески, не помню что еще. Я пребывал в чувстве невообразимого блаженства и легкости. Не знаю, сколько это продолжалось, мне показалось, что очень долго.

Вдруг все кончилось. Я все так же стоял, прижав ладони к дереву. Дед Федор был за моей спиной. Он смотрел на меня и улыбался. Тень от сосны все еще упиралась в большой пень. Значит, времени прошло совсем немного.

– Ну что, внучек, познакомился с сосной?

– А что это было, деда Федя?

Федор Иванович уселся на пенек, достал табак, газету и скрутил козью ножку. Не торопясь закурил, посмотрел на солнце и начал рассказывать:

– Мир, внучек, так устроен, что все друг другу помогают. Каждое деревце, каждая травинка, каждый зверек друг от друга помощь имеют. Что один не доделает, то другой за него закончит. Потому и мир держится. Вот пообщался ты с сосенкой – и как теперь себя чувствуешь?

Я прислушался к ощущениям. Тело переполняло чувство спокойной силы и радости. Оно было легким и послушным. Каждая клеточка, казалось, пела, чувствуя связь со всем окружающим миром.

– Хорошо, – неуверенно сказал я, понимая, что этим словом не могу передать всю полноту переполнявших меня эмоций.

– Вот и я говорю, хорошо, – дед глубоко затянулся. – А почему? А потому, что силы от одолень-травы слишком много взял по жадности своей.

– Я не жадный, – обиделся я.

– Всяк человек жадный, – отмахнулся дед. – Так вот, сосенка из тебя лишнюю силу забрала, оттого и полегчало тебе, и глаза прояснились. Сосенка, она всегда от человека лишнее заберет, а что ему нужно – не тронет.

– А бабушка под кленом сидит, – сказал я.

– Клен – дерево женское. С ним хорошо женщинам и детям общаться. Сила у него мягкая, воздушная, – ответил старик. – Да и дубков у вас, наверное, там нет?

– Нет, – согласился я.

– Потому с кленом и общается. Бабушка твоя большим могуществом владеет. Коль дубки были бы, к клену бы не ходила. Ну, пойдем, грибков поедим, солнце к обеду клонится.

После обеда дед Федор куда-то ушел, пообещав рассказать о деревьях вечером, а я поиграл с Васькой и отправился гулять по лесу. Минут через десять я каким-то непонятным образом снова оказался возле дома. Это повторилось второй и третий раз. В какую бы сторону я ни пошел – все время возвращался во двор. Поняв, что что-то здесь не так, я направился к орешнику, откуда сразу высунулась хитрая мордочка Серого.

– Так это ты, Серый, мне в лес ходить не даешь? – Я погрозил ему кулаком.

Серый ехидно похрюкал, посмотрел своими глазками и убрался. Оставив попытки уйти от дома, я подмел двор, побросал кусочки хлеба курам и пошел к сосне. Несмотря на все мои старания, сосна не отвечала.

Маясь от безделья, я опустился на лавочку и стал ждать деда. Он вернулся часа через два, притащил связку каких-то корешков, развесил их в тени и подсел ко мне.

– Молодец, внучек, двор прибрал, – похвалил Федор Иванович и погладил меня по голове. Голова буквально утонула в огромной ладони.

До вечера дед занимался домашними делами – убирался в избе, пропалывал и поливал небольшой огород, колол и складывал дрова. Я по мере сил помогал. Вечером я рассказал ему, как Серый не давал мне уйти в лес и как сосна не захотела отвечать. Он кивнул:

– Правильно, куда ж Серый тебя одного отпустит – заблудиться можешь. А сосна все лишнее уже взяла. Сейчас, внучек, к рябинке пойдем.

Долго идти не пришлось, благо рябины росли сразу за огородом. Дед Федор подошел к одной, погладил ствол и сказал:

– Опять я пришел к тебе, сестричка. Не откажи в ласке, прими как гостя.

Рябинка зашелестела листьями и опустила ветки. Дед встал па колени и прижался лбом к стволу. Дерево нагнуло ветки еще ниже, я старательно повторял действия деда. Едва я прижался головой к рябинке, как раздался звук, похожий на звон. Я прислушался. Звон становился все более отчетливым, в нем явственно проступал смех, высокий и напоминающий то ли журчанье ручья, то ли звон хрустального колокольчика, но это был именно смех – чистый и радостный. Внутри все зашевелилось. Создавалось впечатление, что кто-то все во мне перемешивает. Это чувство быстро прошло, но смех продолжал звучать, завораживая и заполняя все тело жгучей радостью и любовью. Возникло желание обнять весь мир, бегать наперегонки с ветром, кувыркаться в траве. Наконец, звук стал стихать. Восторг прошел, освободив место приятной эйфории и покою, и дерево отпустило меня. Я почувствовал скользнувшие по плечам ветки, до которых раньше не мог дотянуться рукой.

– Деда Федя, рябинка смеялась, – сказал я, когда, вернувшись, мы сидели на лавочке и смотрели на заходящее солнце.

Слова прозвучали совсем тихо. Громко говорить не хотелось, чтобы не нарушать покой леса. Закат окрашивал верхушки деревьев в оранжевые тона. Дед смотрел на них и улыбался.

– Рябинка всегда смеется, внучек, и от ее смеха зло бежит.

Дед замолчал, продолжая смотреть вдаль. Солнце скрылось за лесом, в стороне раздалось знакомое хихиканье. Серый стоял в сторонке и смешно переминался на своих широких лапках, но близко не подходил.

Как проявляется серый

– Солнце – за лес, Серый – к дому, – изрек дед. – Ладно, иди уж сюда!

Серый тут же оказался рядом. Перемещался он очень странно, словно размазываясь в пространстве. И вот он уже рядом! При этом он все время часто-часто переступал лапами. Это выглядело так забавно, что я рассмеялся.

– И не ходит, а проявляется, – сказал Федор Иванович, поглаживая Серого по густой шерстке.

Тот терся у ног и тихонько похрюкивал.

– А ногами сучит, чтобы нам приятно было, людям подражает.

– Деда, а он кусается?

– Нет, внучек, не кусается, ведь у него и зубов-то нет, – улыбнулся старик.

Серый тут же открыл рот и показал огромные клыки. Дед аж сложился от смеха.

– Ты погляди на него, паразита, что вытворяет! Что же ты, нежить, делаешь! Стар я уже так смеяться.