Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие - Дан Родес

Она высыпала на асфальт остатки чипсов и помчалась наверх, в свою комнату. Аппарат лежал на тумбочке возле кровати. Схватив его, девушка подумала, что там полно снимков Энрико. Она сдаст пленку в фотоателье, а потом, когда получит готовые фотографии, ей придется попросить брата унести их из дома и выкинуть в мусорный ящик. Она сохранит лишь фотографии собаки. На пленке из тридцати шести кадров свободными оставались всего четыре.

Девушка сбежала по лестнице и выскочила из подъезда. Чипсы, которые она высыпала на асфальт перед входом в гостиницу, исчезли, а вместе с ними исчез и Утенок. Она кинулась в сторону виа Националь. Девушка бежала по улице, натыкалась на прохожих и звала пса по имени, но его нигде не было видно. Наконец она остановилась, в последний раз посмотрела направо, налево и пошла обратно. Она знала: собака ушла и больше не вернется. Девушка подумала, что надо попросить портье вызвать такси; потом она сядет в холле и будет ждать, когда придет машина и отвезет ее в аэропорт.

Она опустилась в кресло, достала аппарат из футляра и с легким щелчком открыла заднюю крышку. Она вытащила кассету и вытянула из нее пленку. Пленка стала такой же грязновато-желтой, как и электрический свет в холле гостиницы. Девушка положила ее в пепельницу. Пленка зашуршала и, словно змея, вылезла через край пепельницы. Девушка надеялась, что с Утенком все будет хорошо.

Пес в это время был уже в нескольких кварталах от гостиницы. Он трусил по улице, направляясь на юг, со скоростью около четырех миль в час.

Кокрофт проснулся с ощущением, что его распухшим от алкоголя мозгам тесно внутри черепа. Он лежал в одежде поперек кровати. Кокрофт поднялся и, пошатываясь, спустился на кухню. Он чувствовал кисловатый запах, исходящий от его тела. Кокрофт налил стакан воды, выпил, потом налил еще и снова выпил. Он посмотрел на кресло, в котором любил лежать Тимолеон Вьета, и вспомнил, что они сделали вчера вечером.

— С ним все будет хорошо, — вслух произнес Кокрофт, глядя воспаленными глазами на смятую подушку, к которой прилипли клочки шерсти. — Не надо, Тимолеон Вьета, не расстраивайся, с тобой все будет в порядке.

Кокрофт налил полный стакан воды и пошел наверх. Не снимая ботинок, он повалился на кровать и уснул.

Нечто китайское

Пес уныло бродил по улицам города, пугливо прижимаясь к земле и стараясь держаться поближе к стенам домов. Он быстро шнырял через проезжую часть, успевая выскочить из-под колес мчащихся машин, иногда останавливался, подбирал с асфальта съедобные куски, случайно оброненные людьми, и шел дальше. Он трусил вперед, опустив голову, пушистый хвост, обычно свернутый кольцом, неподвижно висел между задними лапами.

Отец Мэй и муж Май так сильно любил жену и дочь, что постоянно думал о них. Даже на работе, как только выдавалась свободная минута, он доставал бумажник, где в специальном кармашке из прозрачной пленки лежала фотография, и любовался на свою жену, которая держала на руках младенца. Женщина с улыбкой смотрела на ребенка, а ребенок улыбался в камеру беззубым ртом. Он любил их так сильно, что постоянно жил с тревожным чувством вины: он недостаточно заботится о них, он слишком мало делает для своей семьи. И хотя недавно он получил повышение по службе и, став прорабом крупной строительной компании, начал зарабатывать неплохие деньги, его преследовала мысль, что жене было бы легче управляться с домашним хозяйством, если бы в их маленькой квартирке были разные современные приборы, и она была бы счастливее, если бы у нее в шкафу висело много красивой и модной одежды, и что у дочки должно быть много больших и ярких игрушек. И поэтому всякий раз, когда он садился за карточный стол, у него в воображении возникала одна и та же картина: Май в теплом зимнем пальто, Мэй на маленьком трехколесном велосипеде из яркой пластмассы: ножки девочки быстро-быстро крутят педали, она словно ветер носится по двору их дома. В тот вечер ему везло: он удачно играл и раз за разом срывал банк. Вскоре перед ним лежало достаточно фишек, чтобы начать делать по-настоящему большие ставки. Он забрал свой выигрыш и, оставив друзей, которые играли по мелочи ради удовольствия, перешел к другому столу, где сидели люди, которые относились к игре несколько серьезнее, и где выигрыш измерялся гораздо более крупными суммами. Когда его долг достиг таких размеров, что ему не оставалось ничего иного, как только продолжать играть в надежде, что полоса невезения вновь сменится удачей, он играл, думая лишь о жене и дочери. Их лица, словно сияющие лики двух ангелов, он видел перед собой, когда его схватили, затолкали в рот кляп и поволокли к машине, а потом забили насмерть бейсбольной битой где-то на пустыре неподалеку от города.

Профессор приехал в Шанхай уже в четвертый раз. Ему предстояла интересная и в принципе несложная работа: пока китайский профессор сидел в аудитории итальянского университета и рассказывал студентам об истории и культуре Китая, он читал лекции в одном из университетов этой прекрасной страны и отвечал на вопросы китайских студентов — в основном их интересовали различные аспекты истории и культуры Европы, главным образом периода Римской империи и Второй мировой войны. Подобный научный обмен не приносил ему больших гонораров, однако китайские коллеги проявляли столь щедрое гостеприимство и окружали его такой заботой, что профессор, не раздумывая, принимал приглашения, которые поступали каждые два-три года. Он был одинок, поэтому в Италии его ничто не держало, и к тому же профессор не мог отказать себе в удовольствии поработать в богатейшей библиотеке Шанхайского университета. Два часа в день он читал лекции, а все остальное время проводил в библиотеке, занимаясь изучением древних и современных китайских диалектов и роясь в книгах в поисках новых фактов, связанных с историей страны, которые могли заинтересовать его коллег и студентов в Италии. У профессора была репутация непревзойденного специалиста в своей области. Он всегда возвращался с таким количеством материалов, что их вполне могло хватить на диссертацию.

На следующий день после приезда профессор отправился в библиотеку. Он искал одну старинную книгу о веке Разделения, на которую ссылался в своей утренней лекции. Книги на месте не оказалось. Профессор в недоумении водил пальцем по корешкам томов, разыскивая, куда переставили столь нужный ему фолиант, и не сразу заметил, что рядом с ним кто-то стоит. Это была женщина лет тридцати, невысокая, с темными коротко стриженными волосами.

— Вы ищите это? — прошептала женщина, протягивая ему книгу.

— Да, но если она вам нужна, я могу взять пока что-нибудь другое.

Профессор хорошо знал местный диалект и свободно говорил на нем. Каждый раз, бывая в Шанхае, он брал уроки китайского и старался беседовать с коллегами на их языке. Стремясь освоить живой язык, на котором говорят в различных бытовых ситуациях, он взял за правило обсуждать с официантами меню в дешевых ресторанах или заводить разговоры о погоде со стариками, сидящими на скамейках в парке. Обычно эти разговоры превращались в захватывающие дискуссии. Даже на занятиях он почти не нуждался в услугах переводчика, который во время лекций всегда стоял рядом.

— Нет, нет, возьмите, пожалуйста, — испуганно прошептала женщина. — Я все равно не имею права пользоваться библиотечными книгами. Извините.

— А, так вы не сотрудник университета? — удивился профессор. Женщина не была похожа на студентку, и он решил, что она библиотекарь.

— Я здесь работаю, — сказала женщина, — но не библиотекарем… я уборщица. Моя смена начинается рано утром, и, закончив уборку, я должна уходить. Но они смотрят сквозь пальцы на то, что я задерживаюсь и каждый день прихожу в библиотеку на час-другой. Они разрешают мне почитать, но, если я начну брать книги, которые нужны профессорам и студентам, у меня могут быть неприятности. Так что, пожалуйста… — Она снова протянула ему книгу. — Да и все равно мне уже пора.

Ему хотелось продолжить разговор, начатый таинственным полушепотом между библиотечными стеллажами, и узнать мнение женщины о книге, которая, похоже, интересовала ее ничуть не меньше, чем самого профессора. Но он заметил человека, появившегося в дальнем конце прохода. Профессор взял из рук женщины книгу и поставил на полку.

— Разрешите, я провожу вас до двери, — сказал он.

Он уговорил женщину выпить с ним чашку чая в кафе, расположенном на той же улице, что и библиотека. Проходившие мимо студенты с удивлением поглядывали на седовласого профессора из Европы, увлеченно беседующего с молодой женщиной, — имени женщины они не знали, но видели, что она убирала у них в университете. Однако их преподаватель и уборщица с таким жаром обсуждали события, которые, возможно, происходили, а возможно, и нет много столетий тому назад, что не замечали обращенных в их сторону взглядов. Пожилой профессор был удивлен и даже немного смущен, обнаружив, что женщина знает о периоде между правлением династий Хань и Суй гораздо больше, чем он сам. Ей, как и профессору, было известно, под чьей властью находились те или иные китайские провинции, но она могла еще и процитировать целые страницы из Као Као, Као Пэй и Као Цзи и при этом точно сказать, какие политические реалии современной поэтам действительности стоят за их строками. Через некоторое время женщина извинилась, сказала, что ее ждут дома, и, попрощавшись с профессором, ушла.