«Крокодил» - Коллектив авторов

Михаил Пришвин

ШОФЕРСКАЯ ЧЕСТЬ

Из шоферских рассказов

Была сильная февральская метель.

В Москве это было не очень заметно, но когда выехал я за город, то почесал у себя за ухом. Мало-помалу темнело, и чей-то явственный след на дороге стал пропадать. Зажег фары — след показался, но метель била в лоб, слепила в стекло, светлый кружок перед машиной лунел, и след пропадал. Через каждые пять минут я выходил, чистил стекла — и след показывался. Но пришла такая минута: я фары прочистил, а след вовсе не показался.

Я решил ехать до ближайшей деревни, выпустить там воду и заночевать. Потихоньку я двинулся вперед по белой целине без всякого следа и, может быть, как-нибудь и добрался бы, но случилась на пути горка, я пустил под горку чуть-чуть посмелей и заехал в канаву. Приложил я все усилия, чтобы выбраться, и оказалось: выбраться собственными силами никак невозможно. Сижу так час, сижу два. Мотор остыл, бензину в обрез, пришлось воду спустить: одеться не во что, начал замерзать. И уйти, бросить машину тоже нельзя: вез ценный товар. Метель же все хлещет и хлещет. Вдруг слышу голоса, люди, огоньки показались: курят — обоз.

Давно ли эти самые колхозники от одного моего гудка сыпались в разные стороны, давно ли я их из своей кабинки крестил своими именами? Теперь в метель как будто совсем другой народ идет. Суровые такие, молчаливые, в тулупах, засыпанные снегом, жалея лошадей, идут возле своих повозок. В метель через летящий снег все кажутся мне великанами. Окружили они мою машину, передний великан говорит:

— Ребята, вещь государственная, нехорошо бросать, надо помочь.

И выкатили машину из канавы, как деревянную игрушку. Передний великан осветил мне спичкой лицо и говорит:

— Э, парень, да у тебя никак уши побелели!

И принялся мне варежками уши тереть. Что тут было!

Держит великан в ручищах голову мою, как репу, не трет уши, а дерет их и приговаривает:

— Береги машинку, береги машинку, вещь государственная!

Надрал он мне уши, а я, конечно, и виду не подал, будто у меня и вправду они отмерзли. Только уж, когда сел в кабину, взялся за руль, проснулась во мне шоферская честь.

«Ладно, — думаю, — придет время, и что-нибудь против метелей измыслят».

Сергей Наровчатов

ПЕСНЯ ДЕВУШКИ

В разгаре весеннего ясного дня Приходят два друга, влюбленных в меня, И первый из них. Из близких моих, Говорит, поглядев за порог: — Когда парню идет Двадцать пятый год, Он едет на Дальний Восток. Объездил я весь белый свет. Но лучше края нет: Какой чудесный там народ, Какая стройка там идет, Какая там тайга, И через всю тайгу течет Могучая река! В Дальневосточный славный край Со мною вместе поезжай, Нам счастье суждено. Ведь этот край, ты так и знай, — Серебряное дно! В разгаре весеннего ясного дня Приходят два друга, влюбленных в меня И, помедлив, второй, Чуть смутясь предо мной, Говорит неожиданно вдруг: — Когда парню идет Двадцать пятый год. Он едет на солнечный юг. Объездил я весь белый свет. Но лучше края нет: Какой чудесный там народ. Какая стройка там идет, И нет страны теплей, И счастлив тот, кто век живет В Армении моей! Тебя прошу я: в этот край Со мною вместе поезжай. Нам счастье суждено, Ведь этот край, ты так и знай, — Серебряное дно! В разгаре весеннего ясного дня Приходят два друга, влюбленных в меня, Так с кем же в пути Соглашусь я идти? И друзьям говорю я, смеясь: — Мне сегодня пробьет Девятнадцатый год, И я тоже в поход собралась. Обоим вам скажу в ответ, Что лучше края в мире нет: Какой чудесный там народ, Какая стройка там идет, Там жизнь кипит ключом. Тому, кто в том краю живет, Все беды нипочем! Я уезжаю в этот край. Его названье угадай! Но я скажу одно: В стране Советской каждый край — Серебряное дно!

Расул Гамзатов

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

ЗАПОЗДАВШИЙ ГОСТЬ

В аул приехал гость вчера. Упал, как камень с неба. Мы все пришли к нему с утра: — Давно приехать бы пора, Ты десять лет здесь не был! Чего ты только не видал, И где ты только не бывал! Мы ждем твоих рассказов… — Но начал гость не сразу. Он о себе нам рассказал, О городах, где жил. Свои медали показал, И фото разложил, И развернул он паспорт свой — Смотри — с пропиской городской!.. Падинцы же молчали. Лишь головой качали: Какой, мол, друг, счастливый ты, Как твой удел завиден, А мы живем средь гор крутых И ничего не видим! Он рассказал о кораблях — Ведь он их видел близко: — Вы не бывали на морях, На Черном, на Каспийском? Я столько видел на веку. Боюсь, что не поймете, — Я к вам до самого Баку Летел на самолете!.. — И земляки в ауле Друг другу подмигнули, А бывший летчик и моряк Молчали и смотрели так, Как будто впрямь до этих пор Коней лишь знали люди гор И многие едва ли Автомобиль видали. Но тут шофер наш молодой Чуть не испортил дела, Спасибо, смех внезапный свой Он кашлем скрыл умело. Конца рассказам гостя нет. Рассказывает он, Как в городах сияет свет, Трезвонит телефон И радио на целый свет Гремит со всех сторон. Телеграфистка и радист, Цадинец инженер-связист — Все повторяют снова: — Не может быть такого!.. — Пока он это говорил. Свет прыгнул белой кошкой, И загорелись фонари, И вспыхнули окошки, И кто-то радио включил, И песня полилась в ночи: По станции московской Цадинцам пел Козловский. И гость увидел лишь тогда, Что он для всех потеха, Покинул он аул Цада, В другой аул поехал. Наверно, ищет до сих пор Он темный угол в дебрях гор. Но опоздал на двадцать лет — Таких аулов больше нет!