Розовая гавань - Кэтрин Коултер

Сегодня. Все мысли об Элизе сразу вылетели из головы. Сегодня вечером придет Северн. Она уже не так боялась мужа, однако тревожилась, не будет ли ей опять так же больно, как в первый раз. За завтраком он подошел к ней и сказал:

— Я не забыл, Гастингс, и ты тоже. Вижу по твоим глазам.

— Ты считаешь мои глаза такими же обыкновенными, как и все остальное?

— Я уже говорил, что ты не столь обыкновенна, как другие леди, к тому же наследница. У тебя глаза очень приятного зеленого оттенка, по крайней мере когда улыбаешься. А вот когда злишь меня, они становятся темными и колючими.

«Неужели это правда?»

— Зато твои глаза, Северн, бывают темнее самых закопченных котлов Макдира, чернее безлунной ночи, притом независимо от твоего настроения.

— Хватит, Гастингс. Мои глаза синие, а не черные, как у мавра. Перед исполнением супружеских обязанностей я хочу основательно подкрепиться.

Обязанности. Значит, она — обязанность и не более. От этих слов на душе у нее становилось пусто.

Ладно, она приготовит для него отличный ужин. Стряхнув с рук землю, Гастингс отправилась на кухню к Макдиру. Несмотря на огромные размеры помещения, здесь всегда было душно из-за пылавшего очага и трех больших печей. Аллен вынимал из духовки фруктовые пироги, Нэн крошил зелень для соусов, Хаг присматривал за мясом, жарившимся на вертеле. Сам Макдир ругался и исходил потом.

Внезапно раздался его громогласный хохот, и Элиза улыбнулась. Замечательно.

— Это шафран, да, Макдир? — спросила Гастингс, пробуя куриный бульон.

— Ты так считаешь?

— Да. Знаю, сейчас ты скажешь, что, возможно, я угадала. Ах, Макдир, вечно ты меня дразнишь. Смотри-ка, Элиза учится отделять белок от желтка.

— Аллен, жалкий щенок, ты же чуть пирог не уронил! Клянусь носом святого Томаса, ты у меня дождешься!

Элиза моментально побледнела, а юноша состроил повару рожу, хотя стал работать более осмотрительно. К тому же он теперь выгребал золу из печи и не имел возможности уронить очередной пирог.

— Ну, малышка, — пророкотал Макдир, — не бойся. Затрещины достаются только озорным мальчишкам, а не маленьким птенчикам вроде тебя.

— Да, — подхватила Гастингс, — Макдир ни разу даже не накричал на меня, когда я была маленькой. Он ждал, пока я вырасту. О, да ты готовишь ячменный хлеб. Я провела многие часы, замешивая тесто, Элиза. А теперь я вас покину, здесь так вкусно пахнет, что я умру, дожидаясь обеда.

В зале она увидела Северна. Вокруг было полно воинов, оруженосцев, слуг, детей. Четверка волкодавов играла палкой, которую им бросил малыш, причем Эдгар явно считался у собак вожаком. Гастингс улыбнулась. С трудом верилось, что отец умер всего неделю назад.

Она честно пыталась его оплакивать, молиться за него, однако в ее душе не нашлось места для настоящей скорби. За всю жизнь она не видела отцовской ласки; если на нее и обращали внимание, то, как правило, чтобы влепить пощечину из-за плохого расположения духа или, что случалось гораздо чаще, из-за плохо сваренного эля.

— Элиза на кухне с Макдиром. Он учит ее печь ячменный хлеб. Ты голоден, милорд?

— Да, пожалуй. Ты еще ни разу не помогла мне вымыться. А сегодня?

— Если на то будет твоя воля. — Она уже, три ночи видела его обнаженным.

— Иди в нашу спальню и жди. — Он отвернулся и о чем-то заговорил с Гвентом. Да, теперь это их спальня. Гастингс велела Алисе принести горячей воды и, сидя в ожидании, заметила что-то лежащее под одеялом. Это оказалась баночка с кремом, которым Северн пользовался в первую ночь. Он не забыл, подумал обо всем заранее, чтобы опять не сделать ей больно. Значит, не такой уж он равнодушный. Может, на этот раз ей будет даже приятно.

Северн задерживался, и она, обидевшись, села в ванну. Гастингс натиралась лавандовым мылом, когда он вошел в комнату, и замерла, глядя на него.

— Вымоюсь после тебя. А ты потрешь мне спину.

— Я ждала, а ты не шел.

— Хочешь, я тебе помогу?

— Ох нет, я сама.

— Чем здесь пахнет? Мне нравится.

— Лавандой. Ее принесли с собой римляне, когда завоевали Британию. По-моему, название произошло от латинского слова lavare, что означает «мыть».

— Где ты этому научилась?

— Я не такая уж невежа, Северн. Это из «Лечебной книги Бальда», написанной два века назад. А еще я читала «Врачи из Миддфея». Если не будешь мешать, я быстро закончу и приготовлю ванну для тебя.

Северн молча кивнул, уселся на кровать и начал раздеваться. Она тщательно вымылась, но полотенце осталось на табурете в добрых трех футах от ванны. Покосившись на мужа, который в это время стягивал через голову тунику, Гастингс выскочила из ванны. Она почти завернулась в полотенце, когда услышала смех.

— Ты очень шустрая, Гастингс. Мне понравились твои ноги, такие длинные, стройные, они будут красиво смотреться на моих бедрах.

— С какой стати они там окажутся?

— Увидишь. Я… В дверь постучали.

— Войдите.

Появилась Алиса, которая принесла горячую воду, а с ней — двое слуг с ведрами. Гастингс прикрылась халатом, но слуги только забрали ванну, чтобы вылить остывшую воду.

— Спасибо, Алиса, — сказала Гастингс. Потом она заметила, с какой улыбочкой та глазеет на Северна, и сразу вспомнила, что он собирался удовлетворять свои мужские потребности с Алисой. Она застыла на месте, не сводя глаз с девушки, которая была всего на три года старше ее и когда-то рассказала ей про месячные. Тогда Гастингс исполнилось тринадцать лет, и это случилось с нею впервые.

— Алиса, помоги мне стянуть сапоги. Мой оруженосец еще занят, а твоей хозяйке это вряд ли удастся сделать.

Гастингс молча смотрела, с какой охотой Алиса подскочила к Северну, с хохотом ухватилась за сапог и подалась еще ближе, заметив, что он заинтересовался ее грудью. Он протянул было руку и тут же неохотно опустил.

Но Алису это не смутило. Она буквально трясла грудью у него перед носом. Гастингс видела, как Северн на нее смотрит. Уж не собирается ли он овладеть Алисой здесь, на глазах жены? На нее, свою жену, он никогда не смотрел с таким выражением. Подлец, совершенно потерял голову от похоти.

— Ты, развратный ублюдок! — закричала Гастингс, подхватила ведро с горячей водой и опрокинула на мужа.

Тот взревел, Алиса же отскочила, все еще держа в руках сапог.

— Гастингс, я не знала, что ты здесь, думала, ты ушла за ширму, чтобы одеться. Я…

— Вон отсюда, Алиса! Я считала тебя подругой, а ты трясешь грудью перед моим мужем. Я этого не потерплю!

— Ну да, Гастингс, он твой муж, но ведь он не перестал быть мужчиной, — смущенно бормотала Алиса. — При чем тут наша дружба?

Северн пытался вытереться туникой. Мокрые волосы прилипли к голове, вся кровать была залита водой, и где-то посредине копошился Трист.