«КРОВАВЫЕ ИГРЫ» - ЧЕЛСИ ЯРБРО

Аумтехотеп поклонился и принялся за работу. Хозяйское сердце вовсе не камень, и он это знал.

Ко времени возвращения Сен-Жермена все было готово. Рядом с постелью, на которой лежал юноша курилась ароматическая жаровня, на ней побулькивал котелок. Тут же стоял небольшой столик, на котором располагались необходимые инструменты, прикрытые сверху длинными полосами чистого полотна

– Одежда готова?

– Она в боковой комнате. Там два хитона – белый и черный. Ему будет привычнее увидеть вас в черном.- Аумтехотеп наклонился и сполоснул руки в ведре с мыльной водой.

– Разумеется,- кивнул Сен-Жермен и удалился в смежную комнату, чтобы переодеться.

– Может быть, привязать его? – крикнул раб.

– Нет, не стоит. Он очень ослаб.- Сен-Жермен накинул на себя белый хитон и вернулся к Кошро-ду.- Где прутья для прижигания?

– Я думал, будет достаточно полотна.

В темных глазах мелькнуло легкое раздражение.

– Если кровотечение усилится, раны придется прижечь. Он и так потерял много крови.

Пристыженный Аумтехотеп вернулся к шкафчику и достал из него три тонких железных прута.

– Я положу их на угли. Этого хватит

– Если не хватит, его уже ничто не спасет.- Сен-Жермен обошел тахту, прикидывая, все ли в порядке.- Здесь мало света. Установи еще несколько ламп. Ты давал ему что-нибудь усыпляющее?

– Да. Кувшинчик на полке. Там же стоят и другие снадобья.- Раб выждал с минуту, ожидая других вопросов, потом повернулся и побежал за светильниками.

Сен-Жермен поглядел на юношу и вздохнул, подавляя в себе внутренний трепет. Он так и не научился относиться к этой работе бесстрастно, хотя за двадцать столетий через его руки прошло немало израненных и искалеченных тел.

Он вправлял кости более часа, потом уступил место Аумтехотепу, а сам занялся ранами на бедре. Египтянин тщательно и плотно перебинтовал больное плечо юноши и чуть позже проделал то же с его ногой. Удовлетворенный, он выпрямился и посмотрел на хозяина.

– Думаю, все хорошо,- кивнул Сен-Жермен.- Через какое-то время он будет совершенно здоров… если согласится на перемену.

Аумтехотеп склонился к ведру. Вода окрасилась кровью.

– Вы дадите ему отдохнуть?

– С час, хотя надо бы больше. Однако ночь на исходе, а до следующей ему не дожить. Придется поторопиться.- Сен-Жермен оглядел себя.- Мне надо вымыться. Дай ему болеутоляющее, но только не мак – мак его одурманит. Возьми настой ивовой коры и смешай с отваром из анютиных глазок. Влей в него это прямо сейчас. Средство сильное, но воздействие оказывает не сразу.

– Хорошо, господин.- Аумтехотеп собрал окровавленные инструменты и опустил их в ведро.- Я займусь этим, как только прокипячу ножи и щипцы.

– Вот и прекрасно.- Сен-Жермен приостановился в дверях.- Скоро я отпущу тебя… поглядывай на бинты. У него все же может начаться кровотечение.

Египтянин кивнул и продолжил работу. Уверенность, с которой он ее выполнял говорила о многолетней практике. Поставив котелок на огонь и покидав окровавленные тампоны в ведро, Аумтехотеп подошел к полке со снадобьями. Повозившись там какое-то время, он, морщась, понюхал кувшинчик с полученным зельем, потом вернулся к Кошроду. Тот был мертвенно-бледен и часто дышал. Аумтехотеп наклонился и осторожно приподнял голову умирающего. Вялые губы раздвинулись неохотно, Кошрод закашлялся, и половина снадобья пролилась на бинты, но египтянина это ничуть не смутило. Выпитой порции было достаточно, чтобы унять боль на срок, необходимый для проведения основного обряда.

Молодой перс очнулся от резкого и жгучего запаха, бьющего в ноздри. Он пробовал отвернуться, но тяжелая голова не послушалась, и попытка оттолкнуть флакончик также не привела ни к чему. Руки отказывались подчиняться командам мозга. Кошрод застонал. Что-то ему говорило, что он покалечен и что все тело его жутко болит, но боль эта отстояла от него далеко и казалась чужой, нереальной. Он замигал, перед глазами завертелись круги.

– Кошрод.- Это был голос хозяина, правда непривычно сочувственный. Кошрод попытался ответить, но язык плохо повиновался ему. И все же одно слово вымолвить удалось:

– Скачки?

– Да, Ты сильно расшибся. Сен-Жермен закупорил флакон.

– Как это было?

И кто тут лежит? Неужели он сам, а не какая-нибудь огромная кукла? Правое плечо тупо ныло и казалось раздутым, будто в него накачали воздух.

– Одно из колес соскочило с оси. Тебя потащили лошади.

– Лошади? Меня? – Кошрод попытался напрячь память, но ничего в ней не нашарил.- Я шел вторым…- неуверенно пробормотал он.- На четвертом круге возница синих…- Что же сделал возница синих? Определенно он что-то сделал – но что?

Юношу охватило отчаяние. Сен-Жермен попытался его успокоить.

– Все позади. Не думай об этом.- Он много раз наблюдал подобное у людей, переживших шок. Память щадит сознание, отсекая ужасное.

– Где я?

– На вилле. В одной из тех комнат, о которых судачат рабы. Как видишь, тут нет ни пыточных приспособлений, ни прикованных к стенам девиц, ни магического инвентаря, ни оружейного арсенала- Кошрод смутился, ибо подобные предположения приходили на ум и ему.- Здесь просто хранятся некоторые из памятных мне вещей.- Он не стал уточнять, что это за вещи.

Кошрод кивнул, недоумевая, почему хозяин словно бы оправдывается перед ним.

– Я хочу, чтобы в отношениях между мной и тобой не было никаких недомолвок,- заговорил, помолчав, Сен-Жермен, но осекся и закончил более резко: – Безрассудство твоего отца привело к тому, что ты теперь раб, а не принц. Ты в Риме, а не в Персии, ты просто возница, а не полководец, и у тебя есть все основания не доверять никому, включая меня. И все же, Кошрод, отнесись очень внимательно к тому, что сейчас будет тебе сказано.

Мысли Кошрода и так-то путались, а от странной речи хозяина он и вовсе пришел в сильнейшее замешательство.

– Господин, объясни мне, в чем я виноват…

– Ни в чем, Кошрод. Тебе просто не повезло. Колесница опрокинулась, и тебя потащило к барьеру. Твое правое плечо переломано, на левом бедре рваные раны, а все остальное представляет собой один огромный ушиб. Два дня ты пролежал без сознания, а мы с Аменхотепом перепробовали все известные средства, пытаясь тебе помочь. Как мы ни бились, попытки не привели ни к чему, и спасти тебя теперь может только одна вещь, на которую я не могу пойти своевольно. Ты можешь выжить, но организм твой сильно изменится. Тебе надо решить, хочешь ты того или нет.

– Сказав нет, я умру? – уточнил юноша Странно, но мысль о смерти нисколько его не пугала. Впрочем, подумал он, страх этот, скорее всего, где-то прячется. Там же, где боль, глубоко-глубоко.