Три метра над небом - Федерико Моччиа

– Vespa и так разбита. На стенах не думаю, что что-то напишут, хотя бы потому, что вряд ли кто из них вообще умеет писать. А если они захотят меня избить, то папа защитит меня, правда ведь?

Баби поворачивается к нему. Клаудио думает об Аккадо: как это, наверное, больно, когда разбивают нос.

– Конечно, доченька.

Баби проходит мимо матери, улыбается ей. Раффаэлла смотрит ей вслед. Она горда за дочь. Баби пошла в нее. Не то что Даниела. В сущности, страх ее оправдан. Даниела вся в отца.

Клаудио кладет на кровать серый костюм.

Выбрав рубашку, Клаудио и ее швыряет на кровать. А сверху кладет свой любимый галстук. Может, хоть сегодня удастся его надеть.

Родители уходят как всегда, строго наказав никому не открывать. Сразу после этого Баби прямо в халате бежит вниз и прячет ключи от дома под ковриком. Вот бы знать, где сейчас Паллина. На гонках в «Олимпике», должно быть… Вот счастливая.

Звонит телефон. Даниела успела раньше.

– Джулия?

Ответ неверный.

– Ах, извините, сейчас я передам ей трубку. Это тебя.

Баби вырывает трубку из рук сестры.

– Алло?

Чувство удовлетворения сменяется смущением. Это мать Паллины. Даниела издевательски ухмыляется: «Только недолго, ладно?»

Баби пытается ее пнуть. Даниела уворачивается.

Баби возвращается к разговору.

– Да, синьора, добрый вечер.

Слушает, что скажет мать Паллины. Та, естественно, просит позвать дочь.

– Но она спит!

Затем, рискуя как никогда:

– Хотите, чтобы я ее разбудила?

Закрывает глаза и сжимает зубы в ожидании ответа.

– Нет, нет, не беспокойся. Я скажу все тебе.

Пронесло.

– На завтра, на утро у нее назначен анализ крови. Поэтому скажи ей, пожалуйста, чтобы она с утра не ела и что я приеду за ней к семи. Она вернется ко второму уроку, если мы не опоздаем.

Баби вздыхает с облегчением.

– Да, но на первом уроке у нас Закон Божий…

Баби думает, что уж ее подруге этот предмет и вовсе ни к чему. Со всеми этими парнями-бандитами и всем враньем душа Паллины потеряна окончательно.

– Пожалуйста, Баби, не корми ее.

– Хорошо, синьора. Не беспокойтесь.

Баби вешает трубку. Даниела подходит к ней, чтобы снова завладеть телефоном.

– Сошло нормально?

– Это для Паллины сошло нормально. Если поймают – ее проблемы. Мне-то какое дело?

Баби набирает номер мобильного Паллины. А вот фиг вам: он выключен. Естественно. Она спит у меня дома, а по моему телефону не подходят. По какому тогда звонить? Собственно, а о чем я так волнуюсь? Это ей надо волноваться. А мне и внимания на это обращать не стоит.

Баби заваривает себе ромашкового чаю. Два ломтика лимона, пакетик Dietor, и устроиться на диване. Ноги поджаты, ступни зарылись в подушку, где потеплее. Баби включает телевизор. Даниела звонит Андреа. Рассказывает ему историю с Паллиной, о том, что звонила ее мать, о том, как Баби врала напропалую, и многое другое. Ему крайне интересно. Баби в гостиной принимается переключаться по каналам. Передача о древних цивилизациях, любовная история поновее, чересчур сложная викторина. Баби на секунду останавливается. Нет. Ответа она не знает. Из коридора доносится веселый, заинтригованный голосок Даниелы. Слова любви перемешиваются с милыми смешками. Баби выключает телевизор. Паллине придется вернуться раньше семи.

– Спокойной ночи, Дани.

– Спокойной ночи, – улыбается Даниела сестре.

Баби даже не пытается сказать ей, чтоб не занимала телефон. Зачем? Она чистит зубы. Кладет на стул форму на завтра, собирает сумку и забирается в постель. Бормочет молитву, уставившись в потолок. Но мысли ее где-то витают. Гасит свет. Вертится в постели, пытаясь заснуть. Бесполезно. А если Паллина приедет прямо в школу? Она может, она такая. Прошляется всю ночь, Полло привезет ее к Фальконьери, а мать между тем приедет забирать дочку к ней, к Баби. Чтоб она сдохла, эта Паллина! Вечно у нее любовь с какой-то подковырочкой! Висела бы себе по два часа на телефоне, как моя сестрица, и все были бы счастливы. И никаких проблем, кроме счета за телефон. Нет, ей понадобилось переться на эти гонки! Разыгрывать из себя роковую женщину. Чтоб она сдохла! Баби вылезает из постели и быстро одевается. Натягивает пуловер и джинсы, идет в комнату Даниелы, берет у нее пару синих кроссовок Superga. Проходит мимо сестры. Та, естественно, все так же висит на телефоне.

– Пойду предупрежу Паллину.

Даниела ошеломленно смотрит на нее.

– Ты идешь к «оранжерее»? Я тоже хочу.

– К какой оранжерее? Я иду в «Олимпику». Там гонки.

– Да, они называются «оранжерея».

– Почему?

– Потому что вдоль дороги стоят цветы – в память тех, кто погиб.

Баби проводит ладонью по лбу:

– Только этого не хватало… Оранжерея!

Хватает в коридоре куртку, выбегает… Но тут ее тормозит Даниела.

– Баби, пожалуйста, можно я с тобой?

– Да вы что, все с ума сошли? Ты, я, Палли-на – все рвемся на эти гонки. Может, еще и на мотоциклах погоняемся?

– Если наденешь пояс с ромашками, тебя выберут и посадят сзади, возьми мой, это же так здорово – быть «ромашкой»…

Баби думает о том, что она выпила ромашковый чай, чтобы заснуть. И напрасно. Поднимает воротник куртки. Ей кажется, будто она сидит перед ведущим, участвует в викторине, придуманной специально для нее. Почему ты спешишь туда? Почему идешь в эту оранжерею, к букетам цветов в честь умерших? На улицу, где безбашенные парни рискуют найти тот же конец? Ответ кажется ей таким простым. Она идет предупредить Паллину, чтобы та вернулась до семи. Паллину – которая обожает бывать в кретинских местах. Паллину – которая ничего не знает по латыни. Паллину – которой она прямо-таки обожает подсказывать, даже если ей за это достается замечание. Да, она идет туда только ради Паллины, ради подруги. По крайней мере, в этом она себя усиленно убеждает.

– Даниела, последний раз тебе говорю. Кончай трепаться.

И выбегает, в волосах заколка со стразами, а сердце почему-то быстро колотится.

19

По обочинам широкой улицы, на плавном повороте, стоит куча народу. Из открытых дверец джипов разносится музыка. Парни с обесцвеченными волосами, в майках и бейсболках, тощие, строят из себя серферов, в картинных позах потягивая пиво. Немного дальше другая группа, явно более приземленная, стоя возле открытого «жука», забивают косячок.

Немного впереди какие-то господа в поисках развлечений сидят в Jaguar. Рядом с ними еще парочка друзей с любопытством изучает всю эту мешанину.

Мотороллеры встают на дыбы, мотоциклы проносятся с рычанием, притормаживают, седоки приподнимаются на педалях, оглядываются в поисках знакомых, здороваются с друзьями.

Баби на Vespa преодолевает невысокий подъем. Поднявшись наверх, она застывает от изумления. Кругом орут клаксоны, издавая пронзительные или, наоборот, глубокие, низкие звуки. Моторы отвечают им рычанием. Разноцветные фары освещают улицу, она, как огромный танцпол.